Но майоръ не хотѣлъ дожидаться, быть-можетъ и потому, между прочимъ, что считалъ для себя опаснымъ близкое сосѣдство и покровительство миссъ Глорвины, которая, по всей вѣроятяости, приняла бы подъ свою опеку больнаго офицера.
— Миссъ Одаудъ, я увѣренъ, угомонила бы меня окончательно, говорилъ Доббинъ одному изъ своихъ дорожныхъ товарящей. Не сдобровать бы и тебѣ, любезный другъ. Опустивъ меня на дно морское, Глорвина, повѣрь мнѣ, добралась бы и до тебя. По прибытіи корабля въ Соутамптонъ, ты послужилъ бы для нея чудеснымъ призомъ.
Этотъ любезный другъ былъ не кто другой, какъ пріятель нашъ Джозефъ Седли, возвращавшікся также на родиму вмѣстѣ съ майоромъ. Онъ прожилъ въ Индіи десять лѣтъ. Постоянные обѣды, завтраки, полдники, ужины, портеръ и кларетъ, изнурительные труды по сбору податей и пощлинъ, и значительныя порціи бенгальской водки, произвели разрушительное вліяніе на желѣзный организмъ этого ватерлооскаго героя. Врачи посовѣтовали ему предпринять путешествіе въ Европу. Джой выслужилъ урочное число лѣтъ, и накопилъ порядочную сушу денегъ. Ост-индская Компанія наградила его пожизненнымъ пенсіономъ. Онъ могъ или оставаться въ Аигліи, или воротитьса опять въ Бенгалію на свое теплое мѣстечко, столько приспособленное къ его обширнымъ талантамъ.
Былъ онъ толстъ и жиренъ, но все же не въ такой степени, какъ мы застали его при первомъ появленіи на Базарѣ Житейской Суеты. Зато осанка мистера Джоя была теперь гораздо величественнѣе и торжественнѣе. Онъ носилъ усы, уполномоченный на это своею службою при Ватерлоо, и на головѣ его красовалась величественная бархатная фуражка съ золотой кокардой. Выходя на палубу, Джой въ полномъ смыслѣ блисталъ драгоцѣнными каменьями и сверкалъ брильянтовыми булавками. Онъ завтракалъ въ своей каютѣ, и всегда одѣвался съ великою торжественностью, какъ-скоро рѣшался выставить свою особу на шканцахъ. Можно было подумать, что онъ гуляетъ по моднымъ улицамъ Лопдона, или въ публичныхъ садахъ Калькутты. Въ услуженіи при немъ находился индійскій туземецъ, каммердинеръ его и хранитель трубокъ, проводившій вообще злосчастную жизнь подъ командой Седли. Джонъ былъ тщеславенъ какъ женщина, и заботился о своемъ туалетѣ ничуть не меньше какой-нибудь увядшей кокетки. Младшіе пассажиры, Шефферсъ и Риккетсъ, возвращавшіеея домой послѣ сильнѣйшихъ пароксизмовъ горячки, дружно нападали на мистера Седли за общимъ столомъ, и заставляли его разсказывать изумительныя исторіи о собствевныхъ его подвигахъ противъ негровъ и Наполеона. Онъ былъ истинно великъ, когда посѣтилъ теперь на островѣ Елены, могилу Бонапарта. Впродолженіе этого путешествія, мистеръ Джой, увернувшись отъ майора Доббина, разсказалъ подробно молодымъ офицерамъ и другимъ пассажирамъ, какъ происходила ватерлооская битва, и какое участіе онъ самъ принималъ въ ней. Давая полную волю своему поэтическому воображенію, онъ объявилъ положительно, что никогда бы Европѣ не удалось засадить въ Лонгвудѣ этого великаго человѣка, еслибъ не онъ, Джозефъ Седли.
Когда корабль оставилъ островъ Св. Елены, Джой сдѣлался необыкновенно великодушенъ въ раздѣлѣ между своими товарищами разныхъ корабельныхъ запасовъ. При немъ были: ящикъ съ бутылками кларета, нѣсколько банокъ съ вареньемъ и огромный боченокъ содовой воды, взятой изъ Калькутты для собственной его услады. Дамъ не было на кораблѣ, и первымъ сановникомъ между пассажирами считался Джозефъ Седли, такъ-какъ майоръ Доббинъ охотно уступилъ ему право превосходства. Капитанъ Браггъ и другіе офицеры корабля тоже свидѣтельствовали ему глубокое почтеніе, соотвѣтствующее его высокому рангу. Впродолженіе двухдневнаго шторма, мистеръ Джой, одержимый паническимъ страхомъ, закупорилъ себя въ каютѣ, и углубился въ назидательное чтеніе «Восторгнутыхъ Класовъ», оставленныхъ на кораблѣ достопочтенною леди Эмиліею Горнблауэръ, супругою достопочтеннаго Мельхиседека Горнблауэра, основателя сходки Кувыркателей на Мысѣ Доброй Надежды. Но въ обыкновенное, благополучвое время, Джой забавлялся повѣстями и романами, которыми охотно снабжалъ весь корабельный экипажъ, осыпанный вообще милостями и щедротами этого знаменитаго путешественника.
Много поэтическихъ вечеровъ провели въ своемъ путешествіи, майоръ Доббинъ и мистеръ Седли, когда корабль освѣщаемый звѣздами и луной, разсѣкалъ волны безбрежнаго океана. Они сидѣли вдвоемъ на квартердекѣ и бесѣдовали о своей родинѣ; Доббинъ покуривалъ черутъ, Седли потягивалъ гукахъ, приготовленный для него туземнымъ слугою.
Впродолженіе всѣхъ этихъ бесѣдъ, майоръ Доббинъ, съ рѣдкимъ постоянствомъ и удивительнымъ остроуміемъ, умѣлъ всегда свести рѣчь на предметы, имѣвшіе ближайшее отношеніе къ мистриссъ Эмми и маленькому ея сыну. Джой былъ немножко недоволенъ хозяйственнымъ разстройствомъ и безцеремонными требованіями своего отца, но майоръ приводилъ краснорѣчивѣйшія доказательства къ его оправданію, опираясь преимущественно на старческія лѣта мистера Седли. Сановникъ Индіи разсчитывалъ первоначально, что ему будетъ очень неудобно жить въ обществѣ стариковъ, такъ-какъ ихъ нравы и обычаи во многомъ должны противорѣчить образу жизни молодаго человѣка, привыкшаго къ аристократическому кругу, но майоръ доказалъ, что въ положеніи Джоя всего лучше обзавестись въ Лондонѣ своимъ собственнымъ домомъ и жить не на холостую ногу, какъ прежде. Сестра его, Амелія, говорилъ майоръ, будетъ завѣдывать его хозяйствомъ, и ужь, разумѣется, такой хозяйки, какъ мистриссъ Эмми, не найдется въ цѣломъ мірѣ. Своими изящными и вполнѣ благородными манерами, она сдѣлаетъ конечно честь любой аристократической фамиліи. Доббинъ представилъ подробную исторію блистательныхъ успѣховъ, которыми въ свое время славилась мистриссъ Джорджъ Осборнъ, какъ въ Брюсселѣ, такъ и въ Лондонѣ, гдѣ бывало удивлялись ей особы самаго высшаго и моднаго круга. Вслѣдъ затѣмъ онъ намекнулъ, что не мѣшаетъ молодаго Джерджа отправить въ школу и заняться, какъ слѣдуетъ, образованіемъ его ума и сердца; оставаясь дома, мальчикъ конечно будетъ шалить, и легко станется, что мать испортитъ его излишнимъ баловствомъ. Представивъ такимъ-образомъ длинный рядъ краснорѣчивѣйшихъ доказательствъ, хитрый майоръ уговорилъ наконецъ отставнаго чиновника ост-индской Компаніи взятъ подъ свое непосредственное покровительство и племянника, и сестру. Послѣднія событія въ маленькомъ семействѣ Седли были еще неизвѣстны майору: его не извѣстили о смерти старушки-матери, и о томъ, что богатые люди удалили юнаго Джорджа отъ мистриссъ Эмми. Но дѣло въ томъ, что этотъ пожилой джентльменъ, снѣдаемый любовной страстью, думалъ каждый день о предметѣ своей любви, и пріискивалъ всѣ возможныя средства осчастливить мистриссъ Осборнъ. Онъ всячески старался угождать Джозефу Седли, и осыпалъ его комплиментами съ безпримѣрною щедростію. Дѣло житейское: какъ-скоро есть у васъ хорошенькая дочь или сестра, годная для замужетва, молодые джентльмены, имѣющіе на нее виды, бываютъ съ вами необыкновенно учтивы и любезны. Доббинъ лицемѣрилъ вѣроятно безъ яснаго созланія о своихъ поступкахъ.
Мы забыли упоминуть, что майоръ Доббинъ прибылъ на бордъ Рамчондера совсѣмъ больной, и силы его нисколько не поправились впродолженіе трехъ дней, когда корабль стоялъ въ мадрасскомъ рейдѣ. Свиданіе его съ мистеромъ Седли, повидимому, не производило особенно благодѣтельнаго вліянія на его организмъ до той поры, пока не произошелъ между ними разговоръ, довольно замѣчательный въ психологическомъ смыслѣ. Это случилось въ одно прекрасное утро, когда Вилльямъ, терзаемый тѣлесными недугами, лежалъ и тосковалъ на фордекѣ.
— Умирать, такъ умирать, сказалъ онъ, нечего тутъ дѣлать. Въ завѣщаніи, которое я оставляю, крестникъ мой не забытъ. Надѣюсь, мистриссъ Осборнъ вспомнитъ обо мнѣ безъ огорченія, и я желаю душевно, чтобы она была счастлива въ своемъ новомъ бракѣ.
— Это что за новости? возразилъ Джой. Въ какомъ это новомъ бракѣ?
— Какъ? Неужели ты не слыхалъ, что мистриссъ Осборнъ выходитъ замужъ?
— Не слыхалъ, отвѣчалъ Джой. Совсѣмъ напротивъ: Амедія въ письмѣ къ мнѣ намекаетъ, что майоръ Доббинъ намѣренъ вступить въ бракъ, и желаетъ также, чтобы ты былъ счастливъ съ своей женой. Это однакожь, очень странно, ты и она помѣшались на одной мысли.
— А когда ты получилъ отъ нея это письмо? съ живостію спросилъ майоръ Доббинъ.
Джой не помнилъ хорошенько, но по сдѣланной справкѣ оказалосъ, что Амелія писала къ брату мѣсяца два спустя послѣ извѣстій, полученныхъ майоромъ.
Черезъ нѣсколько времени корабельный врачъ поздравлялъ себя съ блистательнымъ успѣхомъ, съ какимъ удалось ему вылечить этого паціента, переданнаго ему мадрасскимъ докторомъ почти въ безнадежномъ состояніи; майоръ Доббинъ быстро началъ поправляться съ той самой минуты, какъ на кораблѣ предписали ему новую микстуру. Вотъ почему заслуженный воинъ, кептенъ Киркъ, потерялъ надежду на производство въ майорскій чинъ.
