«Я тащусь, тащусь съ ярмомъ на шеѣ,» — думалъ Бенони на библейскій ладъ, а переходя къ свѣтскому образу мыслей, говорилъ себѣ приблизительно такъ:- Я гребу попусту; меня сноситъ внизъ.
Насталъ сочельникъ. Бенони сидѣлъ дома. Не то, что въ прошломъ году, когда онъ былъ Гартвигсеномъ и былъ приглашенъ къ Макку. Зато ужъ берегись теперь Маккъ Сирилундскій! Срокъ пяти тысячамъ вышелъ еще нѣсколько недѣль тому назадъ, но Бенони нарочно не заходилъ и не требовалъ денегъ, выжидая — пригласитъ ли его Маккъ въ этотъ сочельникъ. Теперь же не зачѣмъ было больше щадить Макка. Да и не ради него самого допустилъ Бенони эту отсрочку, а только ради того, что Роза, навѣрно, будетъ у Макка въ сочельникъ… А хоть бы и такъ! Что ему въ сущности до Розы?
На Бенони стали находить припадки скупости въ домашнемъ обиходѣ. Онъ столько спустилъ теперь наличныхъ, что, того и гляди, придется ему просить у Макка кредита въ лавкѣ. Но, конечно, надо было какъ можно дольше не прибѣгать къ этому.
И вотъ, онъ за утреннимъ кофеемъ сталъ сперва наливать сливокъ въ чашку, а потомъ уже кофею, только чтобы поберечь серебряную ложку, не размѣшивать. А вечеромъ посыпалъ солью свѣчку вокругъ свѣтильни, приговаривая:- Ну, теперь гори себѣ съ Богомъ. — Дѣлалъ онъ это за тѣмъ, чтобы свѣча сгорала помедленнѣе, чтобы ея хватало на весь долгій вечеръ.
Усѣвшись за столъ въ своемъ одиночествѣ, Бенони принялся за поданный ужинъ, запивая его водочкой. Покончивъ съ ужиномъ, онъ прочелъ про себя молитву, выпилъ еще сколько полагалось и затянулъ псаломъ. А больше ужъ и не оставалось ничего дѣлать.
А Роза-то, вѣрно, сидитъ себѣ теперь въ большой горницѣ Сирилунда и играетъ на новой музыкѣ. Пальчики у нея такіе бархатные…
Бенони прикурнулъ за столомъ и началъ было дремать. Но свѣча шипѣла, сыпала искры, а по временамъ даже и потрескивала, такъ что онъ весь вздрагивалъ и просыпался, и въ сотый разъ принимался раздумывать о своемъ житьѣ-бытьѣ, о Розѣ, о своихъ средствахъ, о сокровищахъ и неводномъ комплектѣ. Пожалуй, не миновать ему банкротства — да, да! Вспоминая про тресковыя горы, которыя онъ недавно купилъ у Арона изъ Гопана, Бенони соображалъ, что горы эти не много прибавятъ къ его состоянію; онѣ только увеличатъ активъ, — вотъ и все. И пускай. Пускай онъ голышъ, а все-таки возьметъ да пошлетъ Розѣ ложку и вилку, которыя когда-то отложилъ для нея…
Тутъ въ дверь постучали, и въ горницу вошелъ Свенъ Дозорный.
— Вотъ что я тебѣ скажу, — живо ухватился за гостя Бенони, — надѣюсь, ты еще не справилъ сочельника? Сейчасъ я тебя угощу наславу! — продолжалъ онъ оживленно, не замѣчая, что творится со Свеномъ. — Не понимаю, что такое со свѣчкой..? Такія дрянныя свѣчки продаютъ теперь; совсѣмъ не даютъ свѣту.
— Свѣту достаточно, — отозвался Свенъ Дозорный разсѣянно. Видъ у него былъ самый печальный.
Бенони налилъ ему рюмку и заставилъ выпить; потомъ налилъ вторую и третью, накрылъ на столъ и поставилъ кушанья, все не переставая болтать:
— Да, ты пришелъ изъ-за стола побогаче моего, но коли не побрезгуешь…
— Не побрезгую, — сказалъ Свенъ, взялъ себѣ чего-то и сталъ жевать потихоньку.
— Сухая ложка ротъ деретъ, — сказалъ Бенони и опять налилъ. — Что же, и сегодня въ Сирилундѣ былъ накрытъ большой столъ?
— Да.
— Гм… А гости были?
— Не знаю. Меня тамъ не было.
— Не было?
— Нѣтъ. Не хотѣлось.
Бенони съ удивленіемъ поглядѣлъ на него.
— Я бродилъ себѣ, гулялъ, — объяснилъ Свенъ, — вотъ и вздумалось къ вамъ зайти.
— Ты на себя не похожъ сегодня, — сказалъ Бенони. — Съ тобой, видно, стряслось что-то.
Сколько Свенъ ни пилъ, ему все какъ будто нипочемъ было; онъ сидѣлъ все такой же блѣдный, разсѣянный. Пожалуй, онъ, какъ и всѣ здоровые крѣпкіе люди, пьянѣлъ и слабѣлъ вдругъ, сразу.
— Нѣтъ, я такъ себѣ бродилъ, — началъ онъ опять. — И Элленъ тоже. А потомъ ей, видно, недосугъ стало, не знаю.
— Да ужъ видно, такъ. А Роза была тамъ въ гостяхъ?
— Да.
Бенони кивнулъ про себя:- Да, да; я поговорю съ Маккомъ послѣ праздника.
— И вы тоже?
— Нужно же мнѣ выручить свои деньги.
— Мнѣ тоже нужно поговорить съ Маккомъ. Такъ больше нельзя; мочи нѣтъ! — сказалъ Свенъ Дозорный. — Фредрикъ Менза все не помираетъ; но мнѣ все-таки лучше жениться и переѣхать въ каморку.
— Хорошо, ежели тебѣ удастся взять Элленъ добромъ.
— Добромъ или зломъ.
Бенони не очень-то вѣрилъ громкимъ словамъ и, чтобы перевести разговоръ на другое, сказалъ:- Такъ, вѣрно, и адвокатъ былъ тамъ?
— Да. Онъ-то и помѣшалъ мнѣ.
— Онъ помѣшалъ тебѣ?
— Я собирался пырнуть ее ножомъ… — Свенъ Дозорный досталъ изъ внутренняго кармана длинный ножъ, которымъ старшій работникъ кололъ свиней, и серьезно сталъ разсматривать его, пробуя пальцемъ лезвіе.
— Да ты не спятилъ ли совсѣмъ? — вырвалось у Бенони. — Отдай мнѣ ножъ.
Но Свенъ Дозорный опять спряталъ ножъ въ карманъ и принялся разсказывать.
Міккъ попросилъ ключницу насчетъ ванны. Та сказала: хорошо. Тогда онъ попросилъ Элленъ, чтобы она пришла къ нему и дала обыскать себя. Элленъ ни за что не хотѣла. Попробуй только, — сказалъ я ей. Было это еще утромъ сегодня. Подъ вечеръ Маккъ опять присталъ къ Элленъ, чтобы она припрятала за ужиномъ вилку и потомъ пришла бы и дала себя обыскать. И тутъ она пообѣщала. Я, какъ услыхалъ это, пошелъ къ старшему работнику и сказалъ: — Одолжи-ка мнѣ свой пятивершковый ножъ. — На что тебѣ,- спрашиваетъ онъ, — не по твоей онъ рукѣ. — А я говорю:- Хочу побриться. — Онъ далъ мнѣ ножъ, а я бриться не сталъ, сунулъ его въ карманъ и пошелъ къ Элленъ. Я попросилъ ее выйти со мной, но она побоялась меня, и говоритъ:- некогда мнѣ. Я опять сталъ просить, и она сказала:- Ну, Господи благослови… и вышла со мной. — Ты обѣщала придти къ нему сегодня вечеромъ и дать обыскать себя? — спрашиваю. Нѣтъ, — говоритъ. — То-то, говорю, — лучше и не пробуй. А то ужъ больно ты податлива не кстати. — А Элленъ и говоритъ:- Не пойму я васъ; и чего я вамъ всѣмъ далась? Покоя нѣтъ; даже пошить на себя некогда. — А я говорю:- я женюсь на тебѣ, а только и слышу отъ тебя, что отказы. Коли такъ, возьму да уѣду. — Ладно, — говоритъ. — Какъ, говорю, ты говоришь: ладно? Да какъ крикну ей:- Да ты знаешь ли, что я сдѣлаю? — Элленъ взглянула на меня и кинулась въ домъ черезъ кухню. Я сталъ бродить по двору; смеркалось все больше и больше. Я обошелъ кругомъ дома и вернулся на главное крыльцо; тамъ никого, только свѣчка горитъ въ сѣняхъ. Когда я взошелъ въ людскую, всѣхъ какъ разъ позвали къ ужину, и всѣ пошли черезъ кухню. Я назадъ на главное крыльцо и сталъ тамъ поджидать. Немного погодя, вышла Элленъ. — А я тебя вездѣ ищу, говоритъ, или пожалуйста, ужинать. — Я и не могъ ей ничего сдѣлать, такъ ласково она меня позвала: пожалуйста! — Ну, а правда все-таки, что тебѣ надо придти къ нему вечеромъ наверхъ? — спрашиваю я ее. — Да, говоритъ, правда. — А нельзя ли не ходить? — спрашиваю. — Нѣтъ, говоритъ, никакъ нельзя. — Подошла ко мнѣ, обняла и поцѣловала. Тутъ я замѣтилъ, что она выпила чего то крѣпкаго. — Такъ вотъ почему ты не боишься ножа моего, — выпила чего-то крѣпкаго? — спрашиваю ее. — Не боюсь я твоего ножа, говоритъ, стоитъ мнѣ крикнуть, Маккъ сразу придетъ. — Я и его убью, говорю, а она говоритъ:- Ну, это намъ вдвоемъ рѣшать.
Свенъ Дозорный остановился, задумался, выпилъ еще рюмку-другую, устремилъ взглядъ на Бенони и повторилъ:- Да, такъ и сказала: Ну, это намъ вдвоемъ рѣшать.
— Да, да; что же она хотѣла этимъ сказать?
— Не сумѣю растолковать.
— И ты поднялъ на нее руку?
— Я схватилъ ее за волосы; но она такъ крѣпко обняла меня, что я не могъ достать ножа. Я ударилъ ее раза два и поставилъ на колѣни. — Ну, зови его! — говорю, а она говоритъ:- Нѣтъ, не позову. И скажу тебѣ, что я была у него наверху сегодня послѣ обѣда и опять пойду къ нему, и никто больше не смѣетъ ходить къ нему. — Вотъ что она мнѣ сказала. Я какъ услыхалъ это, такъ свѣту не взвидѣлъ. Хочу взяться за ножъ, а онъ у нея въ рукахъ. Я разжалъ ей руку и вырвалъ ножъ… Тутъ она, словно червякъ, выскользнула у меня изъ-подъ рукъ и убѣжала въ коридоръ. Я было кинулся за ней, смотрю, въ дверяхъ горницы стоитъ адвокатъ. Я сразу остановился. — Это что за шумъ тутъ? — спрашиваетъ адвокатъ и опять притворилъ дверь. Элленъ собрала свои волосы въ горсть и пошла наверхъ. Я было хотѣлъ за ней, да тутъ адвокатъ опять выглянулъ.
Бенони не могъ понять такихъ дикихъ выходокъ; онъ слушалъ повѣствованіе, какъ газетный романъ. А Свенъ Дозорный машинально опорожнилъ еще рюмку и началъ ослабѣвать.
— Такъ мнѣ и не удалось убить ее, — докончилъ онъ.
— Ну, коли все такъ и было, коли ты велъ себя съ ней, какъ звѣрь, — сказалъ Бенони, — не мѣшало бы мнѣ взять да связать тебя веревкой.
— Да; такъ все и было.
— Сегодня вечеромъ?
— Сегодня; сейчасъ вотъ.
