— Если хочешь ехать на тот берег, лучше продай здесь своего коня: он совсем старый!
— Но это мой конь, — ответил Орест.
— Когда-то он был славным скакуном.
— Как ты, моряк, можешь судить о конях?
— Не думай, что я днюю и ночую в конюшне, но сразу видно: когда-то в лучшие времена это был добрый конь, а теперь он стар.
Орест посмотрел на своего коня, который, отдыхая от седла, пасся на прибрежном лугу. Впервые он глядел на него, повторяя в уме два слова «старый конь». Да, прекрасный скакун состарился, служа ему! Сердце Ореста наполнилось странной нежностью. Долгие годы неутомимых странствий! А может, и он, Орест, тоже состарился на этих дорогах, возвращаясь в родные края?
— Если ты разбираешься в людях не хуже, чем в лошадях, скажи, сколько мне лет?
Моряк, опершись на весло, осмотрел Ореста с ног до головы.
— Сними шлем.
Принц обнажил голову.
Его собеседник дважды обошел вокруг него.
— Сорок два!
— Можно сказать, старик?
Снова опершись на весло, моряк посмотрел в глаза Оресту.
— Пока ты в пути, ты не старик, но в тот день, когда тебе захочется отдохнуть, пусть даже это случится завтра, ты состаришься.
И он ушел, унося весло на плече, сказав принцу, что, если тому надо заночевать, за холмом в порту есть постоялый двор. Орест остался на берегу наедине со своим конем. Старое животное насытилось быстро и теперь, как всегда, шло навстречу хозяину, чтобы потереться мордой о его спину. Принц обнял коня за шею и стал представлять себе, что скажет гонцу, приехавшему из Фив с письмом от Электры, полным упреков за медлительность.
— Вот старый конь — мой верный товарищ, он прошел со мной весь долгий путь, и продавать его сейчас на колбасу для дровосеков или как рабочую скотину крестьянам было бы не по-людски. Уж лучше убить своей рукой. Скажите нетерпеливой Электре, что, как только мой конь испустит дух, я взойду на корабль, ибо сейчас уже стою на морском берегу как раз напротив устья родной реки.
Он произнес эти слова громким голосом и указал в сторону темной полоски двух островов, дальний из них терялся в вечерней дымке. Конь выслушал благородные слова хозяина и решил не мешать более исполнению страшной мести. Он встал на колени, коснулся дважды головой песка — по всей вероятности, так совершают свой таинственный обряд эти животные, — звонко заржал, как делал это поутру, откликаясь на крик петуха, возвещающий зарю, попытался подняться, чтобы встретить смерть стоя, но не смог и упал замертво, задрав кверху ноги. Орест преклонил колени на песке, вынул меч из ножен и, прижимая его рукоять к груди обеими руками, провел всю ночь на берегу рядом с трупом коня, глядя на море. Волны шумно бились о берег, и на противоположном берегу загорелся красный глаз маяка.
Прошло еще лет восемь или десять. Наконец-то пришел корабль, державший курс на другой берег, и Орест смог ступить на родную землю. Принц, переступив порог старости, понимал, как изменился с тех давних пор, когда был юн, и задавал себе вопрос, каковы же ныне те, кому он должен нанести страшный удар, как изменило их время, как состарили долгие зимы. Ведь порой Орест целыми неделями не вспоминал даже их имен! Пожалуй, теперь лишь смерть его верного коня вынуждала его исполнить месть, он не мог предать память старого друга. Но неужели Эгист и Клитемнестра до сих пор живы? Что сталось с Электрой? Впрочем, это неважно, надо идти вперед, в полночный час добраться до города, проверить, удастся ли ему быстро достать карающий меч из дорожных узлов. Он купил себе нового коня серой масти, горячего и веселого в утренние часы. Доехав до переправы, Орест свистнул, подзывая лодку. С другого берега мальчуган помахал ему шапкой и ответил, что выезжает сейчас же. Серый конь спокойно взошел на борт и дал себя привязать, лодка двинулась вниз по реке к другому берегу. Теченье медленно сносило их как раз к тому месту, где Орест хотел сойти со своим конем на камни старой дороги.
— Здесь служил лодочник Филипо, — сказал Орест.
— Это мой дедушка, царствие ему небесное!
— Он давно умер?
— Вот уже пятнадцать лет!
Мальчик шестом поворачивал лодку влево.
— От старости?
Мысль об угасании жизни навешала теперь Ореста постоянно. Он старел, и жизнь покидала этот мир.
— Лет ему было немало, однако умер он неожиданно. Как-то раз дедушка прилаживал флаг на корме, и вдруг прибежал, запыхавшись, слуга с постоялого двора Мантинео и рассказал, что по условиям мирного договора, который подписывали властители герцогств, предполагалось построить мост на месте переправы. Дед возмутился. Это невозможно, нечего и говорить об этом, покуда некий Орест не переедет реку на лодке, а если тут сделают мост, переправа исчезнет? Слуга еще громче кричал, что мост построят и пустят по нему дилижанс, а Мантинео разбогатеет и сможет выдать замуж дочь-хромоножку. А дед уперся, как осел: не будет моста, пока однажды дождливым вечером Орест не переедет на лодке через реку, не сходя со своего игреневого жеребца. Он так разгорячился, что оступился, упал в воду и утонул, потому что, хотя и провел всю жизнь на берегу, плавать так и не научился.
— И мост построили? — спросил Орест.
— Начнут на следующей неделе. Но, насколько я знаю, никакой Орест не переезжал через реку в вечерний час.
Наступало время, когда фракийскому царю надлежало приказать своим подданным отогнать стада с гор в защищенные от осенней непогоды долины; да и нога Эвмона к октябрю отросла настолько, что в деревянных муляжах уже не было надобности. Он решил отправиться домой, но непременно хотел на обратном пути посетить графство доньи Инес и познакомиться с безумной красавицей. Дабы явиться во всеоружии, фракиец попросил у Филона Младшего копию драмы, в которой сей автор отобразил наиболее значительные события из жизни госпожи Вадо-де-ла-Торре, беспрестанно погруженной в любовные грезы.
— Эгист говорил мне по секрету, — объяснил Эвмон Филону Младшему, — что донья Инес лишилась рассудка и покоя, ибо сия дама тоже с нетерпением ожидает приезда Ореста. Она, однако, не страшится появления принца, а мечтает принять его на своем ложе.
— Одни верят этому, другие — нет, ясно лишь одно: графиня встретила бы его с радостью, даже если бы он явился к ней, совершив убийство, с окровавленной по локоть правой рукой. Орест завладел мечтами многих женщин!
Эвмона всегда интересовали вопросы генеалогии, не зря он занимался разведением мулов, и царь с удовольствием выслушал рассказ Филона о происхождении доньи Инес. Предки ее были галлами: отсюда имя и титул, звучавшие в этих краях необычно. Когда-то они потерпели у здешних берегов кораблекрушение, несчастных спасли пираты, и одна женщина из их рода вышла замуж за своего спасителя. Позже семья породнилась с графами, которые правили в землях Вадо и Торре: края эти в путеводителях значились как Пасо-де-Вальверде. Филон добавил, что в пьесе говорилось лишь о событиях последнего времени, свершившихся после начала войны, названной Войной герцогств. Об Оресте здесь не было ни слова, ибо ему посвящалась другая пьеса. Для нее драматург написал уже несколько актов, однако она оставалась незавершенной, так как Орест все не являлся отомстить за смерть отца.
— Я также весь в ожидании, подобно царю Эгисту, — такому событию нужен свидетель, чтобы запечатлеть его для потомков. Во всем происходящем вокруг мне хочется видеть знамения, которые говорят: Орест уже близко, и я тщательно собираю всевозможные детали, чтобы украсить мою пьесу. Например, у тебя, сеньор Эвмон, есть привычка подносить ко лбу указательный палец правой руки, словно ты приказываешь тайным думам явиться на свет. Как только ты сядешь на коня и отправишься домой, я тут же пойду в библиотеку и отмечу этот жест в одной из моих тетрадей — а вдруг мне придется позаимствовать его для Ореста. Даже движения животных могут пригодиться: у меня описано, как потягиваются кошки, как вытягивает шею волк, выходя на перепутье, как рассеянно и терпеливо сносит наши ласки ручной хорек, как гордо поднимает голову ястреб, положа перед собой добычу. В моем Оресте соединятся самые разные черты, ведь он — человек, человеческое существо. Если бы наша публика разбиралась в физиономистике, я бы построил целый акт только на одних жестах, движениях принца, показал бы, как он прислушивается, колеблется, волнуется, готовясь совершить отмщение. Я бы назвал этот акт «Приближение Ореста». Свет выделял бы все время лицо, руки и ноги героя, чтобы от зрителя не ускользнуло даже самое незначительное из его движений. Охотники, промышляющие диких зверей, могли бы почерпнуть для себя в нем много полезных сведений.
Эвмон похвалил Филона Младшего за его интересные наблюдения и поблагодарил за копию пьесы о любовных мечтаниях доньи Инес — драма до сих пор не имела названия, ибо сам автор колебался и не знал, на каком остановить свой выбор. Фракиец попросил также, как только наступит роковая развязка, прислать ему экземпляр трагедии об Оресте с иллюстрациями, обещая заплатить за текст любые деньги. Правда, в его царстве нет театров, но он сам будет читать пьесу вслух с огромным удовольствием.
