Доведенный до отчаяния коварством своих врагов, их отвратительной провокацией, потерей любимой невесты, Ибарра заявляет Элиасу: «… Они сами открыли мне глаза, обнажили передо мной свои язвы и заставили стать преступником! И раз они этого хотят, я буду флибустьером, но флибустьером настоящим; я созову всех обездоленных, всех, у кого в груди бьется смелое сердце… Нет, я не буду преступником, никогда им не будет тот, кто борется за свою родину!»
Теперь Элиас пытается разубедить Ибарру, раскрывая при этом те цели, которые он, оказывается, имел в виду во время их первого разговора: «…хорошенько подумайте, прежде чем действовать, ведь может разгореться настоящая война, ибо у вас есть деньги, голова, и к вам потянется множество рук: у нас, к несчастью, слишком много недовольных. Но в той борьбе, которую вы хотите начать, больше всех пострадают беззащитные и невинные. Те же самые чувства, которые месяц назад заставили меня обратиться к вам и просить реформ, движут мною сейчас, когда я прошу вас подумать. Наша страна не замышляет отделиться от матери-родины; она просит лишь немного свободы, справедливости и любви. Вас поддержат недовольные, преступники, отчаявшиеся люди, но народ не пойдет за вами. Вы ошибаетесь, если, видя только темные стороны нашей действительности, полагаете, что страна лишилась всякой надежды. Да, родина страдает, но она надеется, верит и восстанет только тогда, когда окончательно потеряет терпение, то есть когда ее толкнут на это наши правители, а до этого еще далеко. Я сам не пошел бы с вами; я никогда не прибегну к таким крайним средствам, пока не увижу, что у людей погасла надежда».
В этих словах Элиаса с гораздо большей полнотой, чем в его собственных высказываниях, раскрывается кредо самого Рисаля, которое ему полностью никогда не удалось изменить. И через семь лет после выхода романа Рисаль будет писать одному из деятелей национального движения Дель Пилару: «Мы не революционеры. Нам не нужна кровь, у нас нет условности, и мы прибегнем к силе лишь тогда, когда все уже будет исчерпано, когда нас вынудят либо бороться, либо умереть». Однако в эти годы ему все чаще приходит мысль, что борьба эта неизбежна, что ни на какое правительство Испании надеяться нельзя.
Во втором своем романе «Флибустьеры» автор показывает как Ибарра осуществляет свои планы борьбы и мести. Но, пожалуй, именно в этом романе, где мирный реформатор «Не прикасайся ко мне» становится мятежным борцом, особенно ощутимо неприятие Рисалем насильственной борьбы. Этот роман позволяет нам проследить дальнейшую эволюцию отношения Рисаля к возможности добиться реформ мирным путем. Мы ощущаем внутренний разлад Рисаля, определявшийся постепенной утратой надежд на мирные уступки со стороны Испании и вместе с тем невозможностью принять и осмыслить революционный путь.
Сами формы борьбы, к которым прибегает Ибарра, — провокации народного недовольства, заговоры, направленные на уничтожение верхушки испанских колонизаторов, — обрекают все его планы на неудачу. Более того, они способны лишь скомпрометировать самую идею насильственной борьбы. В романе «Флибустьеры» еще резче, нежели в «Не прикасайся ко мне», проявляется противоречие мирных и насильственных путей спасения Филиппин от жестокой действительности. В страстных диалогах мятежника Ибарры, пытающегося под видом богатого ювелира Симона осуществить свои планы, и сторонника мирных реформ интеллигента Базилио как бы отражается внутренний разлад самого Рисаля. Устами Симона он произносит горячие слова в защиту патриотизма, филиппинского национализма, насильственного пути освобождения как единственно правильного. И тут же опровергает их аргументами Базилио. Рисаль заставляет Базилио горячо проповедовать путь реформ и развития образования и разрушает его аргументацию едкими сарказмами Симона.
Эта идейная борьба все же завершается не только неизбежным крахом планов мятежников, но и разочарованием в них самого Ибарры. Потерпевший поражение раненый Ибарра-Симон добирается до уединенной хижины священника-филиппинца. В беседах Ибарры со священником как бы подводятся итоги идейной разобщенности и героев романа, и той двойственности, которую испытывал сам Рисаль. И этим итогом все еще не является неизбежность революционной борьбы за освобождение Филиппин.
Но почему же тогда и роман «Не прикасайся ко мне» и «Флибустьеры» воспринимаются филиппинскими читателями и их колониальными повелителями в мундирах и рясах как опасные революционные произведения? Почему же первый роман действительно сыграл громадную объективно революционную роль не только в формировании национального самосознания, но и вызревании стремления к полному освобождению Филиппин от испанского господства? Это объясняется прежде всего страстностью обличения колониального режима и направленностью главных ударов именно на те его проявления, которые были особенно ощутимы для всех слоев филиппинского народа и особенно ненавистны ему.
Острие убежденной и непримиримой атаки Рисаля направлено в первую очередь против монашеских орденов и сонма их алчных и коварных представителей. И средствами художественного повествования, и насыщенными дидактическими тирадами Рисаль обрушивается на самых мрачных представителей колонизаторов. И его слова падают на благодатную почву, ибо монашеские корпорации в итоге трехвекового испанского господства превратились в наиболее ненавистных носителей всех форм экономической, политической и идеологической эксплуатации. Сосредоточив в своих руках громадные земельные угодья, ордена и церковь выступали в качестве самых жестоких и ненасытных помещиков. Десятки тысяч арендаторов монашеских земель повседневно и ежечасно испытывали на себе их феодальные методы эксплуатации, помноженные на неограниченные возможности использования в этих целях оружия религии.
Обращение подавляющего большинства филиппинского населения в католичество и беззастенчивое использование отсталости и суеверий народных масс, отданных на откуп монашескому «просвещению», открывали путь для чудовищных вымогательств.
Не допуская филиппинцев в состав монашеских орденов и отстранив филиппинских священников-немонахов от всех богатых и многолюдных приходов, «духовные» корпорации превратили и религиозные функции в монополию «чистокровных» испанцев.
Основной принцип национальной политики колонизаторов — воспитание в филиппинцах признания превосходства белых, преклонения перед величием Испании — сочетается с постоянным унижением национального достоинства. И в этом наиболее изобретательными оказывались монахи. Ограниченность и невежество большинства монахов, их разврат и стяжательство мастерски разоблачены Рисалем. Их роль жестоких цензоров и гонителей просвещения и прогресса, их борьба против проникновения на архипелаг даже невинных либеральных произведений из Манилы превращались в непреодолимое препятствие на пути филиппинского народа к знаниям.
В своем боевом антиклерикализме, в саркастическом высмеивании религиозных предрассудков и эрудированном опровержении вымыслов церковников Рисаль, до конца жизни остававшийся верующим, подымался помимо своей воли до подлинного атеизма.
В этом отношении интересны острые антиклерикальные памфлеты, в которых Рисаль развивает многие из его мыслей, изложенных и в данном романе, и в «Флибустьерах».
Срывая маску со священнослужителей и ниспровергая авторитет монашеских орденов, Рисаль помогал самым широким массам осознать важность борьбы против этой главной опоры колониального режима Испании, осознать то, к чему филиппинцев стихийно толкала и сама жизнь.
Показом зависти и раздоров между монашескими орденами, соперничества и борьбы за приходы и доходы, Рисаль помог филиппинцам понять солидарность орденов в утверждении власти религии и сохранении колониального режима.
Не менее ярко изображены в романе и светские власти, все мелкие тираны, тесно связанные с испанским режимом, от каприза и произвола которых зависела судьба и жизнь каждого филиппинца. И если в первом романе под влиянием неизжитых еще надежд на реформы Рисаль противопоставляет относительное великодушие и либерализм генерал-губернатора монашеским мракобесам-насильникам, то в «Флибустьерах» он уже не жалеет красок для изображения жестокого и тупого повелителя колонии.
Наконец, свидетельством глубокого патриотизма является разоблачение Рисалем той узкой прослойки метисов и филиппинцев, все благополучие которой зиждилось на пресмыкательстве перед колонизаторами, облегчавшими им возможность наживы и эксплуатации народных масс.
Величайшее значение уже первого романа Рисаля заключалось в пронизывавшей все его произведение идее общности интересов самых широких слоев филиппинского населения в борьбе за свои права и за прогресс своей родины. Судьба всех его героев убедительно показывает, что и богатый филиппинец, и представитель народной интеллигенции, и простой крестьянин — все страдают от существующего режима. Каждый из них в любой момент может стать жертвой произвола, лишиться своего имущества, чести, жизни.
