— Миссис Хемпл!
Луэлла подняла глаза. В дверях стоял доктор Мун, понурый и обшарпанный.
— Уходите, — глухо произнесла Луэлла.
— Вы нужны вашему мужу.
— Мне нет до этого дела.
Доктор Мун шагнул в комнату.
— Вы, наверное, не поняли, миссис Хемпл. Он вас звал. У вас ведь теперь никого нет, кроме него.
— Я вас ненавижу, — проговорила она внезапно.
— Как вам угодно. Я ничего не обещал, вы ведь знаете. Я делаю, что могу. Вам станет лучше, если вы осознаете, что вашего ребенка больше нет, вы его никогда не увидите.
Луэлла вскочила на ноги.
— Мой мальчик не умер! Вы лжете! Вы только и делаете, что лжете!
Ее сверкающий взгляд встретился с его глазами и уловил в них странную смесь жестокости и доброты, внушившую ей благоговейный ужас; она сникла и смирилась. Устало и безнадежно она опустила веки.
— Ладно, — признала она усталым голосом. — Моего сына больше нет. И что же мне делать дальше?
— Ваш муж чувствует себя намного лучше. Все, что ему требуется, это отдых и добрая забота. Но вы должны к нему пойти и рассказать, что случилось.
— Вы, наверное, думаете, что помогли ему, — с горечью отозвалась Луэлла.
— Может быть. Он почти здоров.
Почти здоров… Ну вот, ничто больше не привязывает ее к этому дому. Эта часть жизни завершилась — можно ее отбросить, вместе с горестями и заботами, и быть свободной как ветер.
— Я пойду к нему через минуту, — произнесла Луэлла отсутствующим тоном. — Пожалуйста, оставьте меня одну.
Нежеланная тень доктора Муна растаяла во мраке прихожей.
— Я могу уйти, — прошептала Луэлла самой себе. — Жизнь вернула мне свободу в обмен на то, что у меня забрала.
Но только медлить не следует, иначе жизнь снова свяжет ее по рукам и ногам и заставит страдать. Она вызвала носильщика, который обслуживал жильцов дома, и попросила его принести из кладовой ее чемодан. Потом стала вынимать вещи из комода и гардеробного шкафа, стараясь припомнить те, которые принадлежали ей до брака. Ей попались даже два старых платья, входивших в ее приданое, уже немодных и узковатых в талии, и она бросила их в чемодан вместе с прочими. Новая жизнь. Чарльз выздоровел, сына, которого она боготворила и который ей немного докучал, больше нет.
Упаковав чемодан, Луэлла по привычке отправилась в кухню распорядиться насчет обеда. Поговорила с кухаркой про особые блюда для Чарльза и предупредила, что сама обедает вне дома. На миг ее взгляд прилип к миниатюрной кастрюльке, где готовили еду для Чака, и она застыла на месте. Она заглянула в ледник и убедилась, что внутри чисто прибрано. Потом отправилась к Чарльзу. Он опирался на подушки, и сиделка читала ему книгу. Голова у него сделалась почти сплошь белой, серебристо-белой, темные глаза на тонком молодом лице казались огромными.
— Сын болеет? — спросил Чарльз самым обычным голосом.
Луэлла кивнула.
Он помедлил, прикрыл глаза. Потом спросил:
— Он умер?
— Да.
Долгое время Чарльз молчал. Сиделка подошла и положила ладонь ему на лоб. Из его глаз выкатились две большие холодные слезы.
— Я так и знал.
После новой долгой паузы заговорила сиделка:
— Доктор сказал, сегодня, пока еще не зашло солнце, можно повезти его на прогулку. Он нуждается в перемене обстановки.
— Да.
— Я подумала… — Сиделка заколебалась. — Я подумала, миссис Хемпл, вам обоим пошло бы на пользу, если это сделаете вы, а не я.
Луэлла поспешно помотала головой.
— О нет, — сказала она, — сегодня я не в состоянии.
Сиделка смерила ее странным взглядом. Внезапно Луэлле стало жалко Чарльза, она склонилась и ласково поцеловала его в щеку. Потом молча вернулась к себе, надела пальто и шляпу и с чемоданом в руке направилась к парадной двери.
В прихожей Луэлле тут же бросилась в глаза тень. Если миновать ее — будешь свободна. Обойти ее справа или слева или велеть ей убраться с дороги. Но тень упрямо отказывалась сдвинуться с места, и Луэлла, тихонько вскрикнув, опустилась на стул.
— Я думала, вы ушли, — со слезами в голосе сказала она. — Я ведь просила вас уйти.
— Скоро уйду, — отозвался доктор Мун, — но я не хочу, чтобы вы повторили прежнюю ошибку.
— Никакой ошибки я не совершаю — я оставляю позади свои прежние ошибки.
— Вы хотите оставить позади самое себя, но это невозможно. Чем больше вы стараетесь убежать от себя, тем вернее остаетесь собой.
— Но мне необходимо уйти, — яростно возразила она. — Это дом смерти и краха!
— Краха еще не было. Вы только начали.
Луэлла встала.
— Дайте мне пройти.
— Нет.
И тут она сдалась, как бывало каждый раз при их разговорах. Она закрыла лицо руками и заплакала.
— Отправляйтесь обратно и скажите сиделке, что сами повезете мужа на прогулку.
— Не могу.
— Можете.
И снова, посмотрев на доктора Муна, Луэлла поняла, что подчинится. Сознавая, что дух ее сломлен, она подхватила чемодан и направилась обратно.
V
Отчего доктор Мун заимел над ней такую удивительную власть, Луэлла не понимала. Но с течением времени она обнаруживала, что исполняет многие обязанности, прежде бывшие ей ненавистными. Она осталась в доме с Чарльзом, а когда он окончательно поправился, бывала с ним на званых обедах и в театре, но только если он сам выражал такое желание. Кухню она посещала каждый день, с неохотой, но присматривала за домашним хозяйством — сперва из страха, что все вновь пойдет кувырком, а потом по привычке. Причем ее не оставляло чувство, что ее поведение как-то связано с доктором Муном: он словно бы постоянно рассказывал ей что-то важное о жизни или почти рассказывал, но что-то и таил, боясь, что она узнает.
Когда возобновилось их нормальное существование, Чарльз, как заметила Луэлла, сделался не таким нервным. Он расстался с привычкой тереть лицо, и если мир не дарил Луэлле столько радости и счастья, как прежде, на нее нисходило иной раз спокойствие, какого она никогда раньше не испытывала.
И вот в один прекрасный день доктор Мун сказал ей, что уходит.
— Как так, навсегда? — испугалась Луэлла.
— Навсегда.
Был странный миг, когда она не знала, радуется или сожалеет.
— Я вам больше не нужен, — заявил он спокойно. — Вы сами не понимаете, но вы выросли.
Он подошел, сел рядом на диван, взял ее руку.
Луэлла молчала и настороженно слушала.
— Мы договариваемся с детьми о том, что им можно сидеть и наблюдать, но в действии не участвовать. Но если они уже выросли, однако продолжают наблюдать, значит, кто-то должен работать вдвойне, еще и за них, чтобы они могли наслаждаться роскошью и блеском этого мира.
— Но мне хочется роскоши и блеска, — возразила Луэлла. — Это все, что есть хорошего в жизни. Нет ничего порочного в желании, чтобы жизнь не стояла на месте.
— Она и так может не стоять на месте.
— Как?
— Это зависит от вас.
Луэлла удивленно раскрыла глаза.
— Настал ваш черед сделаться средоточием, давать окружающим то, что вы до сих пор только получали. Младшим давать надежность, мужу — покой, старшим — некоторое милосердие. Нужно, чтобы люди, которые на вас работают, могли в вас верить. Нужно не порождать неприятности, а улаживать их, быть терпеливей, чем средний человек, и делать не меньше, чем приходится на твою долю, а чуточку больше. Роскошь и блеск этого мира в ваших руках.
Внезапно доктор Мун оборвал себя.
— Встаньте, — сказал он, — подойдите к зеркалу и скажите, что вы видите.
Луэлла послушно встала и подошла к венецианскому трюмо — покупке, сделанной в медовый месяц.
— Вижу несколько новых складок. — Она потрогала пальцами переносицу. — И тени в уголках… это, наверное, морщинки.
— Это вас огорчает?
Она быстро обернулась:
— Нет.
— Понимаете, что Чака больше нет? Что вы его больше никогда не увидите?
— Да. — Она медленно провела рукой по глазам. — Но это, кажется, было давным-давно.
— Давным-давно, — повторил он. — Вы сейчас меня боитесь?
— Больше не боюсь. — Она откровенно добавила: — Теперь, когда вы уходите.
Доктор Мун шагнул к двери. Он выглядел сегодня особенно вялым и еле двигался.
— Дом под вашим присмотром, — устало проговорил он шепотом. — Если здесь светло и не холодно, это ваши свет и тепло. Если здесь воцарится счастье, это будет ваша заслуга. Вас ожидают в жизни радости, но только никогда больше их не ищите. Теперь это ваша задача — хранить очаг.
— Не посидите ли еще? — осмелилась предложить Луэлла.
— Времени нет. — Его голос звучал так тихо, что слова были едва слышны. — Но помните: если вы будете страдать, я всегда готов помочь — насколько достанет моих сил. Я ничего не обещаю.
Доктор Мун открыл дверь. Пока не поздно, нужно было задать вопрос, который интересовал Луэллу больше всего.
