— Был. Опять помешал нескончаемой писанине, зато потребовал высказаться начистоту.
— Значит, ты ей сказал, что ты обнаружил в тайнике?
— Конечно, — ответил Генри. — Я сказал, что она несет ответственность за эту находку, хотя властям я будто бы пока не сообщил, что она связана с ней. И как об стену горох: продолжает себе писать. Но я тоже настырный человек. Сказал, что головой теперь занимается полиция, а мы с управляющим подписали протокол и дали показания. И снова она не обращает на меня никакого внимания. Чтобы ее разговорить, я добавил, что расследование будет вестись тайно и что она может рассчитывать на мое благоразумие. На миг показалось, что уловка моя удалась. Оторвавшись от писания, она глянула на меня с проблеском любопытства. «Что с ней сделают?» — спросила она, имея в виду, очевидно, голову. Я ответил, что сначала ее сфотографируют, а потом тайно, без шума похоронят. Я даже решился сообщить ей заключение хирурга, с которым консультировались: что будто бы применялись — и не вполне успешно — химические препараты, задерживающие разложение, и я прямо спросил, прав ли хирург. Недурная была западня, только она в нее не попалась. С самым безучастным видом она вдруг говорит мне: «Раз вы здесь, я хочу посоветоваться с вами относительно моей пьесы; никак не могу придумать некоторые эпизоды». Имей в виду, это говорилось без тени иронии! Ей в самом деле не терпится прочесть мне свой замечательный труд — на том, видимо, основании, что я должен всем этим чрезвычайно интересоваться, коль скоро мой брат — директор театра. Под первым же подвернувшимся предлогом я ее оставил. Так что у меня с ней ничего не получается. Зато твое влияние на нее может возыметь действие, как это уже было. Может, попробуешь — и развеешь свои сомнения? Она наверху, я охотно провожу тебя к ней.
Сама мысль о новой встрече с графиней вызвала у Агнес содрогание.
— Не могу! Жутко даже подумать! — воскликнула она. — После того, что произошло в той ужасной комнате, она стала мне еще неприятнее. Не проси, Генри! Потрогай мою руку — я обмираю от одного твоего рассказа.
Она не преувеличивала. Генри поспешил перевести разговор на другое.
— Давай поговорим о чем-нибудь поинтереснее, — сказал он. — У меня есть вопрос касательно тебя самой. Я прав, что чем скорее ты уедешь из Венеции, тем легче у тебя будет на душе?
— «Прав»?! — возбужденно переспросила она. — Мало сказать «прав». У меня слов нет, как я мечтаю убраться из этого ужасного места. Но ты знаешь мое положение — ты сам слышал, что сказал за обедом лорд Монтбарри.
— А вдруг после обеда его планы переменились? — предположил Генри.
Агнес удивленно поглядела на него.
— Мне кажется, он получил письма из Англии и завтра утром вынужден уехать из Венеции, — сказала она.
— Совершенно верно, — подтвердил Генри. — Он уже совсем решил завтра ехать в Англию, а тебя и леди Монтбарри с детьми оставить догуливать каникулы в Венеции — под моим присмотром. Но вмешались обстоятельства, и он вынужден переменить свои планы. Ему придется забрать вас всех с собою завтра, потому что я не смогу опекать вас. Мне тоже надо прервать свои каникулы в Венеции и возвращаться в Англию.
Агнес смотрела в некоторой растерянности, не совсем уверенная в том, что правильно поняла его.
— Тебе в самом деле надо возвращаться? — спросила она.
Он улыбался, отвечая:
— Не выдай мой секрет, не то Монтбарри меня не простит.
Остальное она прочла на его лице.
— Не из-за меня ли, — воскликнула она, заливаясь краской, — ты прерываешь свои итальянские каникулы?
— Просто мне надо вернуться с тобой в Англию, Агнес. Это и будут мои каникулы.
В порыве благодарности она схватила его за руку.
— Как бы я справилась с моими напастями, если бы ты меня не жалел? Не могу высказать, как много значит для меня твоя доброта, Генри.
Она безотчетно потянула его руку к губам. Он мягко остановил ее.
— Агнес, — сказал он, — ты начинаешь понимать, как я тебя люблю?
Этот простой вопрос дошел до самого ее сердца. Она призналась ему без слов — просто взглянула и снова отвела глаза.
Он привлек ее к себе.
— Милая моя, — шепнул он, целуя ее.
Ее губы, помедлив, мягко и трепетно коснулись его губ. Обняв его за шею, она спрятала лицо у него на груди. Больше они не говорили.
Волшебная тишина длилась недолго: стук в дверь грубо ее прервал.
Агнес вскочила с места. Она села за рояль: инструмент стоял против двери и вошедшему не будет видно ее лицо. Генри раздраженно отозвался:
— Войдите!
Дверь не отворялась. Стучавший задал из-за двери странный вопрос:
— Мистер Генри Уэствик, вы один?
Агнес тотчас узнала голос графини. Она отбежала ко второй двери, ведущей в спальню.
— Не подпускайте ее ко мне, — растерянно прошептала она. — Спокойной ночи, Генри.
Будь это в его силах, Генри употребил бы их все на то, чтобы, не задумываясь, отправить графиню в самые дальние пределы земли. Не имея такой возможности, он еще раздраженнее повторил:
— Войдите!
Она медленно вошла с неразлучной рукописью. Поступь у нее была нетвердая; обычную бледность сменил кирпичный румянец; воспаленные глаза широко распахнуты. Она поразила Генри неспособностью рассчитывать свои движения. Он сидел около стола, и она наткнулась прямо на стол. Она невнятно говорила, некоторые слова вообще нельзя было разобрать. Другой бы решил, что она оглушила себя каким-нибудь опьяняющим напитком. Генри правильно понял ее состояние. Подставив ей стул, он сказал:
— Боюсь, вы перетрудились, графиня. Вам нужно отдохнуть.
Она поднесла руку ко лбу.
— Не могу сочинять, — сказала она. — Не получается четвертый акт. Совершенная пустота в голове.
Генри посоветовал отложить работу до завтра:
— Ложитесь в постель и постарайтесь уснуть.
Она отмахнулась.
— Я должна кончить пьесу, — ответила она. — Мне нужен ваш совет. Вы должны разбираться в таких вещах. У вашего брата театр. Вы, наверное, часто слышите, как он представляет себе и четвертый акт, и пятый; на репетициях, конечно, бываете, и вообще имеете понятие. — Она сунула ему рукопись. — Я не смогу прочесть ее вам, — сказала она, — у меня кружится голова от собственного почерка. Будьте умницей — пробегите ее глазами и посоветуйте мне что-нибудь.
Генри заглянул в рукопись. Он выхватил список действующих лиц и оторопело вскинул глаза на графиню. Слова замерли на его губах. Говорить с ней не имело никакого смысла. Откинув голову на спинку кресла, она уже была в забытьи. Ее лицо еще больше налилось кровью, он испугался, как бы ее не хватил удар.
Он позвонил и велел вошедшему слуге прислать горничную сверху. Звук его голоса пробудил графиню, она дремотно открыла глаза.
— Уже прочли? — спросила она.
Из простой человечности требовалось успокоить ее.
— Я охотно прочту, — сказал Генри, — если вы отправитесь к себе в постель. Завтра утром вы узнаете мое мнение. На свежую голову у нас легче пойдет четвертый акт.
В эту минуту вошла горничная.
— Боюсь, даме нездоровится, — сказал Генри. — Отведите ее к ней в комнату.
Бросив взгляд на графиню, горничная шепнула ему:
— Не послать ли за доктором, сэр?
Генри велел прежде отвести ее наверх, а уже потом спросить управляющего. Только после многократных обещаний прочесть пьесу за ночь, а утром написать четвертый акт удалось поднять графиню с кресла и об руку с горничной отправить ее к ней в комнату.
Оставшись один, он почувствовал, как его понемногу разбирает любопытство. Он стал листать рукопись, выхватывая строчки. Вдруг он изменился в лице и поднял от рукописи ошеломленные глаза.
— Боже мой! Как прикажете это понимать? — сказал он вслух.
Он нервно глянул на дверь, за которой скрылась Агнес. Вдруг она вернется в гостиную и захочет посмотреть, что тут сочинила графиня? Он еще раз перечитал напугавший его отрывок, задумался, потом, собрав рукопись, рывком встал и тихо вышел.
Войдя в свою комнату на верхнем этаже, Генри положил рукопись на стол, открыл первую страницу. У него совсем разгулялись нервы; пальцы, листавшие рукопись, дрожали; он дергался при малейшем шуме с лестницы.
У наброска, а лучше — плана пьесы графини не было сухих предваряющих замечаний. О себе и своей работе она высказывалась в доверительном, дружеском тоне.
«Позвольте, любезный мистер Фрэнсис Уэствик, представить Вам героев моей задуманной пьесы. Выстраиваю их для Вас по ранжиру: Милорд, Барон, Курьер, Врач, Графиня.
Как видите, я не стала затруднять себя придумыванием имен и фамилий. Мои герои в достаточной степени обособлены как сословными званиями, так и резкой своей противопоставленностью друг другу.
