Грудь сэра Роджера сдавила нестерпимая боль, в горле стоял ком.
— Дороти, дорогая…
— Что, дедушка?
— Я достану тебе нового кролика.
— Мне не нужно другого. Ведь он же остался у меня: мой красавчик на небе, — Дороти глубоко вздохнула. — Обними меня покрепче, хорошо? Посидим так вместе. Бедный дедуля, ты тоже потерял его. Ты не должен слишком печалиться, потому что нам обоим грустно. Мы часто будем говорить о нем, когда останемся одни и никого не будет поблизости. Мы будем вспоминать, какая у него была тепленькая шерстка, как уморительно он умывался лапками, какие у него были смешные ушки, и будем представлять, как мы с ним встретимся, когда вместе уйдем на небо.
— Лучше бы ты плакала, моя детка.
— Я не плачу о таких вещах, — Дороти тихонько покачала кудрявой головкой. — Ведь он не погиб, а просто ушел. Бидди Мак-Кен так говорила о папе и маме.
Старый сэр Роджер с изумлением смотрел на маленькую Дороти и не находил слов, ему нечего было сказать этому ребенку.
Дороти казалось, что дед опечален гибелью кролика, которого любил, и потому усилием воли сдерживала собственное горе. В этот вечер, за ужином, она была особенно нежна со стариком, совсем не резвилась, не бегала, все ласкала его и сидела на коленях. Потом она принялась развлекать дедушку, рассказывая обо всем, что делала днем, после ленча.
— Я видела мистера Как-меня-зовут, — сказала Дороти.
— Кто это?
— Дедуля, дорогой, ты же его знаешь! Вспомни, я приводила этого господина к тебе в кабинет. Сперва ты был не слишком доволен, а потом обрадовался. Я тебе признаюсь, только пообещай, что не рассердишься: я чуточку, самую чуточку, полюбила мистера Как-меня-зовут.
— Неужели ты говоришь о грубом фермере, который на днях был у меня в кабинете?
— Дороти, — вмешалась мисс Доротея, пытаясь избежать скользкой темы в разговоре. — Уж поздно, тебе давно следовало бы идти спать.
— Не хочется, — отмахнулась Дороти.
— Дай ей посидеть немного, Доротея. Ты постоянно стараешься увести ее от меня, — ревниво заметил сэр Роджер. — Ты ее видишь гораздо больше, чем я.
— Но ведь ты сам приказал мне давать ей уроки, — оправдывалась мисс Доротея. — Я забочусь о ее платьях. Мне приходится беспокоиться о ней, а ты имеешь возможность просто наслаждаться ее обществом.
Дороти соскользнула с колен деда, подошла к тетке и поцеловала ее.
— Ты так устала после нашей долгой прогулки, и это немудрено, потому что такая старая дама, как ты, не должна ходить так далеко.
— Где же ты была, Доротея? — спросил сэр Роджер.
Но тетушка Доротея уже выбежала из гостиной. Ее лицо пылало, она отлично сознавала, что, останься она в комнате, Дороти опять начнет допытываться о припадках, а вынести этого мисс Сезиджер уже не могла. Дороти медленно вернулась к деду.
— Она такая печальная, несчастная. Может быть, мы с тобой могли бы постараться сделать ее счастливее.
— Что ты говоришь? Моя дочь Доротея несчастна? — непонимающе переспросил сэр Роджер. — Этого не может быть, у нее нет никаких забот.
— Она сказала, что всегда жила с заботами и печалями.
— Пустяки, дитя мое, какие пустяки.
— Она сказала, — продолжала Дороти, — что по-настоящему глубоко любила только одного человека — моего папочку.
Лицо старика потемнело.
— Не будем больше спорить о тете. Лучше поговорим о тебе самой. Ты очень необычная девочка, но мне с тобой удивительно хорошо.
— Я знаю, дедуля, — кивнула Дороти.
— Я уже не представляю, как раньше жил без тебя. Если бы тебя не было, мне было бы очень тяжело. И ты очень благоразумна. Например, сегодня ты так стойко отнеслась к гибели кролика.
Дороти мягко перебила деда:
— Он не погиб, он ушел. Вот что, дедуля, пусть Карбури или кто-нибудь другой унесет пустую клетку из моей комнаты. Она больше не понадобится Бенни. Теперь у него, наверное, золотая клетка на небе.
— Позвони, мое дитя, позови Карбури. Конечно, эту клетку не следует оставлять в твоей спальне.
Дороти позвонила, вошел Карбури.
— Пожалуйста, Карбури, — попросила Дороти, увидев старого слугу, — возьмите клетку моего Бенни, в которой прежде жил попугай, и унесите к себе. Пожалуйста, сделайте это поскорее.
— Пусть это будет исполнено тотчас же, — хмуро прибавил хозяин Сторма.
Карбури молча поклонился и отправился исполнять приказание.
— Знаешь, Дороти, — обратился сэр Роджер к внучке, как только закрылась дверь, — я думаю, моей маленькой девочке было бы приятно иметь другого любимца.
— Мне не нужно другого.
— А тебе не хотелось бы, чтобы у тебя был пони?
— Что? — Дороти подняла на деда загоревшиеся глаза.
— Маленький пони, на котором ты могла бы ездить, а еще дамское седло и хорошенькая амазонка[15]? Что скажешь?
Дороти схватила руку деда.
— О, милая узловатая рука, как я люблю ее, — почти пропела она, не в силах сдержать радость.
— Ты будешь любить твоего пони?
— Кататься верхом! Это будет так чудесно! Ах, как я тебя люблю, как я тебя люблю!
— Я завтра же куплю для тебя лошадку, — пообещал сэр Роджер, — и дамское седло. Амазонку тебе сошьют дома.
— Но, дедуля, неужели я буду ездить одна? Это будет грустно.
Старик глубоко задумался.
— Вот если бы ты катался со мной, это было бы прекрасно! Мы могли бы уезжать далеко-далеко. Ты никогда не ездил верхом, дедушка?
— Конечно, ездил, ездил тысячи раз. Но я продал верховых лошадей, потому что считал это ненужной тратой.
— Дедуля, ты очень бедный?
— Нет, моя прелесть. С удовольствием могу сказать, что я не беден.
— Тогда мне страшно, очень страшно.
— Чего же ты боишься, дорогая? Я осторожный человек, если ты говоришь об этом, но я не бедный.
— Что значит «осторожный»? — спросила Дороти. — Неужели осторожным человеком называется тот, который очень скуп и страшно боится истратить деньги?
— Это очень некрасивое объяснение, Дороти.
— Знаешь, дедушка, есть многое на свете, что я люблю, — помолчав, проговорила Дороти, — и многое, что ненавижу. Ненавижу и некоторых людей. Я расскажу тебе, что мне противно и отвратительно. Я ненавижу сорные травы, жаб и змей. Змей больше всего! А людей я ненавижу таких, на которых ты совсем не похож.
Тут она порывисто и крепко поцеловала его, а потом продолжила с гримасой отвращения:
— Но больше всего на свете, сильнее всего я ненавижу деньги!
Большая рука сэра Роджера дрогнула, но не выпустила внучку из объятий.
— Что ты знаешь о деньгах, моя крошка?
— Ах, я хорошо знаю их! Дедуля, ты не жил в тех местах, где жила я. У меня было так много домов! Ты не знаешь, что значит быть несчастным. Таким несчастным, чтобы желать умереть, потому что деньги куда-то запропастились. И что значит радоваться, глупо радоваться, потому что они нашлись. И ты никогда не жил так, чтобы из-за денег умерла твоя любимая мамочка. О, дедуля, я ненавижу деньги!
Каждое слово внучки отдавалось в сердце старого сэра Сезиджера гулким ударом.
— Я немного устал, Дороти. И тебе пора спать, — промолвил он наконец.
Дороти замолчала и посмотрела на деда очень серьезно.
— Ах, но тебя, тебя я люблю, — и девочка покрепче обняла и поцеловала старика.
Соскользнув с его колен, Дороти вышла из комнаты.
Сэр Роджер остался размышлять об этом странном разговоре. Вскоре после ухода девочки в гостиную вернулась мисс Сезиджер.
— Доротея, — настойчиво спросил ее отец, — куда ты ходила сегодня?
— Только гулять.
— Смотри, не води ее слишком далеко. Помни, что она очень маленький ребенок.
— Она очень сильный ребенок, — возразила мисс Доротея.
— У тебя несносная привычка постоянно противоречить мне. Повторяю: она еще слишком мала для длинных прогулок.
— А я слишком стара для них? — в голосе Доротеи послышались слезы.
— Очень может быть. Ты вообще необыкновенно стара для своих лет. Я не видел никого, кто состарился бы так рано.
— Я не виновата в этом. Отсутствие веселья и радости иссушило мое сердце.
— Пустяки, — отмахнулся сэр Роджер. — Теперь в доме достаточно весело, ты могла бы быть довольна. Дороти занимает меня, поглощает мои мысли.
— Это всякому видно.
Сэр Роджер легко поднялся с кресла и прошел к камину. Теперь он почти не горбился, его глаза блестели. Хотя ему было за семьдесят, сейчас он казался моложе своей дочери.
— Я много думал об этом ребенке, — вновь заговорил он, — и вот что хочу тебе сказать: купи все, что может ей понадобиться. Будь так добра, Доротея, подожди минутку, я выпишу чек на десять фунтов. Купи для нее платья, белье и все, что ей может быть нужно. Конечно, ты не будешь тратить попусту.
— Конечно, — ответила изумленная старая дева, которая за всю свою жизнь не держала в руках чека на такую сумму.
