— Ну? — вопросила Адела. — Ты и теперь будешь отпираться?
Билл явно забавлялась ситуацией. Она снова наполнила стакан, молча отдавая должное мастерству отсутствующего Фиппса. Джимми Фиппс, конечно, не самая приятная особа из тех, что дышат чистым воздухом Беверли-Хиллз, его моральный кодекс вполне соответствует нормам, принятым в тюрьме, но коктейли он сбивает классно.
— Дорогая моя Адела, я не умею взламывать сейфы.
— Зато у тебя есть друзья, которые это умеют. Твои дружки — жулики из жуликов, на ходу подметки режут.
— Единственный мой друг на этой территории — Джо Де-венпорт, а его вряд ли можно причислить к взломщикам. С таким же успехом можно заподозрить Фиппса. Нет, — сказала Билл, почтительно отхлебывая мастерское творение дворецкого, — на мой взгляд, здесь работал кто-то со стороны.
— Со стороны!
— Вот именно. Может быть, работала международная банда. Эти международные банды знают свое дело. Хочешь выпить?
— Я не пью коктейли.
— Много теряешь.
Уважение Билл к Фиппсу углубилось. Как щедро одарила природа этого человека! Он не только гениально смешивает мартини, но еще и красноречив беспримерно. Он сравнил Аделу с удавом, глядящим на кролика, и сейчас она как нельзя больше напоминала такого удава. В критические моменты Смидли одолевала крупная дрожь, но он явно уступил бы сейчас пальму первенства по этой части Аделе Шэннон-Корк.
— Ты, стало быть, хочешь меня уверить, — сказала Адела, борясь со своими чувствами, — что по чистой случайности сейф обворовали именно в ту ночь, когда в нем лежал дневник?
— Конечно, по чистой случайности.
— Хорошенькая случайность!
— Боюсь, крайне неудачная. Для тебя. Адела окрысилась.
— Что ты хочешь этим сказать? Билл пожала плечами.
— По-моему, и так ясно.
— Мне — нет.
Билл стала серьезнее. Она пожалела сестру и замялась, не желая сообщать Аделе неприятные новости.
— Смотри сама, — сказала она. — Смидли получил предложение продать дневник за пятьдесят тысяч долларов. Он хотел придержать его у себя, а ты выманила его и спрятала в сейфе. Другими словами, ты добровольно приняла на себя всю ответственность за него.
— Ерунда.
— Ты не станешь считать это ерундой, когда Смидли вчинит тебе через суд иск на пятьдесят тысяч.
— Что?
— Не забудь, что он может выставить трех свидетелей, которые подтвердят, что ты отняла дневник, несмотря на его протесты. Ни одно жюри присяжных в целой Америке не вынесет вердикт в твою пользу.
— Чушь собачья.
— Можешь повторять, что это чушь, если тебе так спокойней. Я только констатирую факты. Любое здравомыслящее жюри без колебаний решит дело в его пользу, и ты заплатишь не только пятьдесят тысяч, но еще и кругленькую сумму в возмещение судебных издержек. Хорошо еще, что ты миллионерша, на бобах не останешься. Правда, ты из тех женщин, которые вообще не любят раскошеливаться. Тогда дело другое.
Адела, спотыкаясь, добрела до дивана и без сил упала на него.
— Но… но…
— Говорила тебе, выпей коктейль.
— Но это же абсурд.
— А вот и не абсурд. Вполне реальная угроза. Здесь тебе не поможет даже самый блестящий адвокат. Смидли выиграет дело, как пить дать.
Адела вынула из кармана платок и нервно комкала его. Она волновалась, и сил у нее почти не осталось. Когда она заговорила, в голосе ее звучали льстивые нотки.
— Но, Вильгельмина…
— Что, Адела?
— Вильгельмина, неужели ты не уладишь дело со Смидли миром?
Билл допила коктейль и удовлетворенно вздохнула.
— Наконец-то слышу голос разума. Теперь с тобой можно говорить по существу. Признаться, я уже все уладила с ним полюбовно.
— Уже?
— Да, он только что тут был, весь пылал яростью. Никогда ничего подобного не видела. Кремень, а не человек. Настаивал на том, чтобы ты отдала ему всю сумму. Видела бы ты, как он тут метался! Поистине, как тигр в клетке. Я сперва и не верила, что мне удастся с ним договориться. Но я нашла лазейку. Намекнула, как выматывают судебные тяжбы, и он стал податливей. В конце концов, рада тебе сообщить, что я сбила цену до тридцати тысяч.
— Тридцати тысяч!
— Я знала, что ты обрадуешься, — сказала Билл и недоверчиво посмотрела на сестру. — Или ты не обрадовалась?
— Это натуральный грабеж, — сдавленно ответила Адела. Билл не согласилась с этим мнением.
— А по-моему, это самая обыкновенная сделка. Смидли из-за тебя лишился верных пятидесяти тысяч. Но благородно соглашается принять тридцать. Просто верх благородства, что и говорить. Если ты не согласна, что ж, начинай судиться. Предпочитаешь выложить пятьдесят вместо тридцати — дело твое. На мой взгляд, это выглядит несколько эксцентрично.
— Но, Вильгельмина…
Билл поспешила выдвинуть другой аргумент.
— Конечно, в этом случае не избежать огласки. Боюсь, ты будешь выглядеть на суде не в лучшем свете. У общественности создастся впечатление, что ты способна подобрать все, что плохо лежит. Друзья при твоем приближении будут прятать ценные вещи по сундукам и сидеть на них, пока ты не скроешься из виду. Ни Луэлла Парсонс, ни Хедда Хоппер не преминут позлословить на твой счет во всех газетах и журналах. «Голливудский репортер» обязательно поместит твой портрет на первой странице. Но, повторяю, — заключила Билл, — ты вольна решать, как лучше поступить.
Картина, которую нарисовала сестра, решила дело. Адела поднялась с дивана.
— Ну ладно, — помедлив, сказала она, подавляя острое желание завопить и пошвырять об стенку все стаканы с коктейлями. — Это грабеж, но… ну ладно.
Билл одобрительно кивнула. Каждому приятно видеть в близком человека разумного.
— Хорошо, — сказала она. — Я рада, что ты сделала правильный выбор. Иди в свой будуар и выпиши чек. Отдай его мне. Смидли назначил меня своим доверенным в делах. — Она проводила Аделу до двери. — Ах, какая гора у тебя, должно быть, свалилась с плеч! Тебе, наверное, просто танцевать хочется. Или летать.
Вошел Фиппс.
— Констебли прибыли, мадам.
— К черту констеблей, — отозвалась Адела и выплыла из комнаты. Билл серьезно посмотрела на дворецкого.
— Ты должен извинить миссис Корк, Фиппс, если она кажется тебе несколько странной. Она понесла тяжелую утрату.
— Весьма сожалею, мадам.
— Я тоже. Наверное, испытания посылаются нам недаром. Они делают нас более духовными.
— Вполне вероятно, мадам.
— Ты тоже выглядишь более духовным, Фиппс.
— Спасибо, мадам.
— Не за что. Приведи сюда полицейских.
— Слушаюсь, мадам.
Со стороны веранды вошли Кей и Джо. Вид у них был печальный.
— Ну? — спросила Билл.
— Никакого успеха, — ответил Джо.
— Даже слушать не хочет, — подтвердила Кей. Билл не выказала ни малейшего удивления.
— Смидли вообще не умеет слушать. Он напоминает глухого аспида, с которым мучаются заклинатели. Но не вешай носа, Джо. Все хорошо. Джо передернулся.
— Все — что?
— Все отлично.
— Кто сказал?
— Я сказала.
— Констебли, мадам, — провозгласил Фиппс.
Вошел сержант Уорд в сопровождении патрульного Мор-хауса. Билл приветствовала их с преувеличенным удовольствием.
— Как же приятно вновь видеть вас, джентльмены! — воскликнула она.
— Доброе утро, мэм.
— А я как раз думала, как было бы хорошо, если б вы заскочили к нам на огонек. Часто в этом мире встречаешь новое лицо и говоришь себе: «Может, я обрел друга?». Ну точно, друга. Ей-богу, я в самом деле нашла друга, и — бац! — лицо это исчезло.
Она внимательно посмотрела на полицейских.
— Вы какие-то необыкновенно радостные, — сказала она. — Вам привалила удача?
Сержант заулыбался. Патрульный тоже.
— По-моему, да, — сказал патрульный. — Скажи ей, сержант.
— Да, мэм, — ответил сержант, и его лицо прямо расплылось в улыбке. — Вот оно, счастье-то.
— То есть?
— Да, мэм. Нам утром позвонили со студии «Медулла-Облонгата-Глутц», из отдела кадров. Завтра начинаем.
— Вот так. Удача не заставила себя долго ждать.
— Да, мэм. Само собой, пока что мы будем сниматься в массовке.
— Пока что в массовке, — сказал патрульный Морхаус.
— Естественно, — добавил сержант Уорд. — Но это пока. Мы ждем повышения по службе.
— И дождетесь, — сказала Билл. — Вас ждет головокружительная карьера. Сначала массовка, потом эпизод, потом маленькие роли, потом большие, потом еще больше, а там и в звезды выйдете.
— В настоящие звезды, — сказал сержант.
— Самые настоящие, — сказал патрульный.
— Вы будете знаменитей Гэри Купера.
— Как пить дать, — сказал сержант. — Ну кто такой Гэри Купер, в конце концов!
Вошла Адела. В руке она держала клочок бумаги, и ничто в ней не указывало на то, что она испытывала радость. Она подошла к Билл и протянула ей бумагу с выражением человека, у которого откачали несколько литров крови.
