— Вот видите, а вы не хотели его оставлять у нас.
— Да что вы, Роман Алексеевич, я вам очень обязан… Спасибо.
— Не мне спасибо говорите, Николай Павлович, а витаминной диете, рыбьему жиру, солнышку и кварцевым лампам, которыми я облучал вашего Мишука. Хороший пациент, послушный, и теперь его смело можно вернуть в строй.
Взволнованный и радостный увозил Ладильщиков из зоопарка своего Мишука. Ехали на машине в кузове. Прохожие останавливались и с любопытством смотрели вслед. «За месяц-два я его, пожалуй, приготовлю в парном номере с Нечаем, — думал Ладильщиков. — А потом можно будет выступать в Московском цирке и сняться в научном кинофильме. Это будет великолепно!»
Всё в этот вечер было необыкновенным.
Сначала, перед самым представлением, Султану взбудоражил нервы ёж — питомец Руслана. Мальчик сам пустил его в клетку: а что, мол, лев ему сделает? Султан по-кошачьи прищурился и обхватил колючего зверька лапами. Еж моментально свернулся клубком. Лев отдернул лапы и испуганно будто закашлял: «Хуф-хуф». Еж развернулся и побежал. Лев опять бросился к нему и, прижав лапами, попытался схватить его зубами, но, больно уколовшись, отпрянул от него и злобно зарычал. На губах льва показалась кровь. Руслан, заметив идущего по коридору Ладильщикова, испуганно закричал: «Дядя Коля, Султан ежа загрызет!» — «А кто его туда впустил?» — строго спросил Николай Павлович, подходя к клетке. «Он сам у меня вырвался…» Николай Павлович вошел в клетку и, передав Руслану ежа, стал успокаивать льва: «Султан, спокойно, спокойно…» Но Султан еще долго не мог успокоиться: ходил по клетке, смотрел по сторонам и глухо рычал. «Разволновался, — думал с досадой Ладильщиков, — и как на грех, перед самым представлением. Нехорошо».
…В сумерках красноватого света на арене цирка послышался сигнал трубы — мелодия «Золотой петушок» — и вслед за ним раздалось звонкое петушиное пение «Ку-ка-ре-ку». Зрители удивленно переглянулись и засмеялись. Откуда взялись петухи?
Оркестр на хорах тихо заиграл певучую мелодию «Уж ты сад, ты мой сад, сад зелененький».
Гул голосов постепенно затихал, и, наконец, наступила торжественная тишина. Все замерли в ожидании чего-то необыкновенного, праздничного, веселого.
Вспыхнули мощные электролампы и залили арену светом ослепительной белизны. На манеже, окруженном высокой железной решеткой, зрители увидели старинный богатый русский двор с массивными резными воротами. На коньке ворот стояли друг против друга два белых петуха и весело горланили, возвещая наступление дня. Там же, между петухами, в колесе под стеклом, сидела белка и грызла орешек. Как только вспыхнул свет, белочка побежала, но сколько зверушка ни старалась быстро перебирать ножками, она оставалась на месте, а колесо вертелось всё быстрей и быстрей.
Во «дворе» стояли пирамидальная лестница, бум, качели на железных прутьях, деревянный барьер и козлы с берёзовым поленом. Тут же лежали доски-качалки, два больших белых шара и длинная палка «трещотка» с гроздью медных бубенчиков на конце. Игровые предметы были массивные, дубовые и покрашены в красный цвет с расписными узорами. Весь театральный двор так оборудован, что можно было на нем и поиграть и поработать.
Оркестр затих.
Из-за красного плюшевого занавеса широким шагом вышел инспектор манежа, высокий, стройный мужчина во фраке, с гладкой прической на прямой пробор, и громко, как-то особенно торжественно, произнес:
— Первый русский укротитель смешанной группы зверей, заслуженный артист республики, орденоносец Николай Павлович Ладильщиков.
Под шквал аплодисментов в центральную клетку вошел медвежьей развалкой приземистый, плечистый артист в длинном боярском камзоле и в желтых сафьяновых сапогах. Синий камзол, украшенный драгоценными камнями, сиял искристыми звездочками.
Одновременно с укротителем к центральной клетке подошел пожарник с брандспойтом в руках, два униформиста, ассистент Иван Петухов и его жена Вера Игнатьевна. Все они были одеты в зеленые суконные костюмы и в руках держали длинные железные вилы.
Широким свободным жестом Ладильщиков поклонился публике, сбросил с плеч богатый камзол и, оставшись в шелковой вышитой косоворотке, взял в правую руку бич.
Под звуки веселой мелодии «По улице мостовой шла девица за водой» в клетку вошёл на задних лапах Мишук, наряженный в пёстрый сарафан и повязанный платочком под «матрёшку». Толстая неуклюжая «девушка» несла на плечах расписное коромысло с деревянными ведрами-бадьями.
Вслед за Мишуком вышел на арену другой медведь, Нечай, в костюме деревенского парня, и устремился за «девушкой». Зрители засмеялись. «Парень» и «девушка» прошли по кругу и невозмутимо, важно сели ка низкие широкие тумбы.
В решётчатом длинном туннеле, тянувшемся из-за кулис к центральной клетке, показалась цепочка львов: гривастые, могучие Султан и Таймур и длинные, с гладкой шерстью Фатима и Нонка. Мягко ступая, шли они осторожно и щурились от яркого света. На арене львы обнюхались и, шлёпая друг друга лапами, завозились.
Ладильщиков щелкнул бичом по воздуху и крикнул:
— На место!
Львы вспрыгнули на свои тумбы, оскалились, зарычали, словно выражали недовольство: не дали поиграть.
Пугливо выбежали на манеж две полосатые гиены с горбами на шее и волк. Затем грузно ввалился в клетку массивный с длинной шеей белый медведь Малыш. Ледяной глыбой он сел на низкую тумбу посредине манежа и пугливо взглянул на львов.
Вслед за белым медведем в клетку вбежал маленький белый песик Тимошка и, с ходу сделав сальто, сел на приступочек той тумбы, на которой восседал белый медведь.
Последними ввели в клетку и привязали к решётке Двух здоровенных мускулистых догов — мышастого Боя и пестрого Цезаря.
Сначала бурые медведи катались на перекидной доске и балансировали на буме. Идя по брусу, Нечай вальсировал на нем, а Мишук прошел по брусу на задних ногах и, приветливо помахивая лапой, поклонился публике. Медведи были ловкими эквилибристами: они катали шар по рельсам, Нечай работал на шаре всеми четырьмя лапами, а Мишук стоял на нем, как человек, и катал его, осторожно перебирая задними лапами. Все это шло под музыку мелодичного вальса «Осенний сон».
— Мишук, попроси Малыша поработать, — сказал Ладильщиков.
Мишук подошел к белому медведю, поднялся на дыбы, обнюхал его и протянул к нему передние лапы, как будто приглашая сойти с тумбы. Но Малыш угрюмо отмахнулся и фыркнул: не хочу, мол, отстань. Мишук отошёл и обернулся к хозяину с таким выражением, словно хотел сказать: «Не идёт, что с ним поделаешь?»
— Тимошка, попроси своего друга на шар.
Песик вспрыгнул на тумбу, залаял и схватил Малыша за лапу: иди, мол, а то укушу! Медведь медленно, неуклюже слез с тумбы, обнял собачку лапищей и повалил её. Покатал легонько на опилках и выпустил, Тимошка встряхнулся. Публика засмеялась. Слон и Моська! Поиграв с Тимошкой, Малыш залез на шар и покатил его по рельсам.
Ладильщиков подошел к «козлам» с двуручной пилой, С другой стороны подошел Нечай и, ухватив лапой за ручку пилы, потянул на себя. Пила заходила по бревну, звонко зачиркала, зашуршала. Мишук подошёл к хозяину сзади и, отстранив его лапой, схватился за ручку пилы. Как будто хотел сказать: «Чего ты, хозяин, работаешь» дай-ка я попилю со своим другом». Зрители весело засмеялись и зарукоплескали. Вот работники! И чему только не выучит человек зверя!
После работы оба медведя подошли к хозяину и протянули лапы — дескать, надо заплатить. Ладильщиков дал им по конфетке и по бутылочке сладкой воды. Медведи схватили бутылочки и, запрокидывая голову назад, жадно стали пить. Скушав лакомство, они перекувырнулись через головы — сделали передние кульбиты — и, довольные, сели на тумбы.
Пока работали медведи, львы сидели на своих местах и временами рычали, скалились, выражая нетерпение и злобу. Особенно грозно рычал злой Таймур. Около львов, снаружи, стоял Иван Данилович, и в те моменты, когда Ладильщиков поворачивался к зверям спиной, он просовывал в клетку вилу, потихоньку окрикивая львов: «Таймур! Султан!» Ассистент отвлекал их на себя. Да и Ладильщиков временами угрожающе хлопал бичом и приглушал львиный гнев.
Но вот и львы выходят на трюки. Сначала львицы катают шар, а потом все — львы, гиены и волк — прыгают через барьер. Плохо работает Султан. Злится и грызет рейку. Приходится пускать в дело бич. Лев грозно рычит, но трюки выполняет.
А вот Нечай на доске выжимает на передних лапах стойку и пугливо озирается на львицу Нонку, которая приникла к тумбе, готовая для прыжка.
— Нонка, аллё!
Львица высоко прыгает через медведя, даже не задев его задранных кверху лап, но Нечай все-таки вздрагивает, опускается на четвереньки и торопливо уходит к своей тумбе, подальше от опасных хищников.
