— Султан, Мишук, на качели!
Оркестр подхватывает веселую мелодию русской песни: «Ах вы сашки-канашки мои». К ногам хозяина прыгает спущенный с цепи Бой и угрожающе посматривает то на Султана, то на Мишука. Попробуйте, мол, только заденьте моего хозяина-друга… Ладильщиков высоко раскачивает качели. Султан и Мишук пугливо посматривают вниз, прижимаясь к доске. Ух, как высоко и страшно! А Бой от восторга и волнения громко взлаивает. Зрители смеются и хлопают в ладоши.
Качели останавливаются. Ладильщиков делает «руки в боки», а Нечай берёт его лапой под руку и идёт с хозяином по арене, довольный и важный.
Ладильщиков лег на доску спиной и, крикнув; «Таймур», зажал в зубах плоский кусочек сырого мяса. Лев охотно подошёл к хозяину и осторожно взял мясо зубами. Ладильщиков вскочил.
— Таймур, на место!
Затем дрессировщик схватил бич и, наклонившись, крикнул:
— Фатима!
Львица хорошо знает этот призыв хозяина с приседанием. С глухим рыком Фатима идет к укротителю, а он, чуть наклонясь, отходит от неё, отступает. Со стороны кажется, что львица преследует человека и вот-вот прыгнет на него. Ладильщиков еле заметно взмахнул левой рукой и наклонил голову. Львица присела и прыгнула на него. Кто-то из зрителей-женщин испуганно ахнул и замер. Львица перемахнула через хозяина. Какой красивый, мощный прыжок! А Фатима уже на своей тумбе. Ладильщиков подошёл к ней, погладил по шее и дал ей кусочек мяса.
— Браво, Фатима, браво.
Ладильщиков подсунул плечи под живот львицы, обхватил её за ноги и, подняв с тумбы, понёс. Львица покорно лежала на плечах. Львиный горжет! На морде львицы было какое-то глуповатое, беспомощное выражение. Лицо у Ладильщикова от напряжения покраснело. Кто-то из зрителей-мужчин произнёс восхищённо: «Ого-о», но другой на него шикнул, и тот умолк. Опасный момент! Ладильщиков поставил львицу на тумбу и поклонился публике. В это время один из зрителей с переднего ряда бросил в клетку букет красных роз. Таймур и Султан разом прыгнули к цветам, схватили букет, зарычали и рванули каждый к себе, но тут же с отвращением как будто выплюнули цветы. Ошибка! Несъедобное и воняет противно.
— На место! — крикнул Ладильщиков.
Стоявший около занавеса инспектор манежа громко сказал, обращаясь к публике:
— Уважаемые граждане! Просим цветы в клетку не. бросать! Это волнует зверей,
Наступила неловкая пауза. Нехорошо. Весь аттракцион должен идти определенным темпом, а тут задержка, Это расхолаживает зверей. Во время паузы Ладильщиков взглянул на зрителей и увидел в переднем ряду крупного мужчину в черном сюртуке и котелке. У нас такие головные уборы не носят. Кто же это? Наверно, подготовили какое-нибудь клоунское антрэ[8]: в юбилейный вечер клоуны могут выкинуть что-нибудь неожиданное. Около этого неизвестного мужчины сидит молодой курчавый человек с фотоаппаратом в руках.
Фиксируя льва глазами, Ладильщиков крикнул:
— Султан, ко мне!
Лев спрыгнул с тумбы и подошел к хозяину с глухим, угрожающим рычанием. Ладильщиков отбросил в сторону бич и, ухватившись за густую гриву льва обеими руками, потянул ее на себя и тихо крикнул: «Оф!» Султан вскинулся на дыбы и, открыв клыкастую пасть, громко, раскатисто заревел. От этого страшного рыка зрители вздрогнули, и какая-то женщина вскрикнула. Сильным рывком Ладильщиков опрокинул льва на спину и, не выпуская из рук гривы, навалился на него. Лев отрывисто рыкнул, словно захрипел «хлар-р», и схватил зубами хозяина за плечо.
— Султан, домой! — крикнул Ладильщиков.
Лев отпустил плечо. Хозяин и Султан вскочили, одно временно. Ладильщиков резко взмахнул правой рукой.
— На м-есто, Султан!
Но лев не пошёл на тумбу. Напружив, все тело, он прижимал уши, вздрагивал и, подбрасывая хвост вверх, глухо рычал. Пасть открыта, и глаза дико сверкают. Казалось, он вот-вот бросится на хозяина. Доги, верные стражи хозяина, почуяв опасность, натянули цепи и громко, злобно залаяли. Дежурный пожарник нацелил на льва брандспойт и палец положил на вентиль. Таймур и Нонка тоже беспокоятся: перебирают на тумбе лапами, скалятся, глухо рычат и наклоняют головы, будто хотят спрыгнуть.
Вера Игнатьевна просунула сквозь решетку железную вилу и острый конец опустила на землю — как будто перегородила львам путь, хотя перепрыгнуть этот железный прут львы могут очень легко. Но они боятся, Смотрят на вилу и вздрагивают. Страшный предмет! Прыгнешь — и напорешься. Да и кормилица говорит: «Таймур, Нонка, спокойно. Сидеть». Львы посматривают то на железную вилу, то на Веру Игнатьевну и притихают.
Ладильщиков поднял с пола бич и с размаху хлестнул льва вдоль спины.
— Султан, на место!
Иван Данилович сквозь решетку попытался достать Султана железной вилой, стараясь отвлечь его на себя, но тот был далеко от решетки. Золотистые глаза у Султана горели злобным огнем, а зрачки расширились, как у кошки, увидевшей добычу. Ладильщиков схватил палку и замахнулся на льва. «Султан, на место!» — крикнул строго. Лев сграбастал лапами палку и, злобно рыча, с диким остервенением вонзил в нее клыки. Палка хрустнула и переломилась, как карандаш. Ладильщиков поднял с пола железную вилу и направил ее в грудь льву. Наткнувшись на острую развилку, Султан злобно зарычал и сильным ударом лапы выбил ее из рук укротителя. Ладильщиков схватил «трещотку-пугало» и ткнул ее в морду льву. Бубенцы зазвенели. Лев испуганно отскочил от страшной палки и вспрыгнул на свою тумбу, В цирке послышался общий облегченный вздох.
Оркестр заиграл порывистый «Русский галоп»,
Помощники подожгли паклю на обручах и просунули их в клетку.
Свет в цирке потух, и арена осветилась трепетным огнем горящих факелов-обручей.
Ладильщиков пронзительно хлопнул бичом и подал команду:
— Пошли!
В огненные обручи один за другим запрыгали львы, гиены, волк и Тимошка. Опять щелкнул бич и послышалась желанная, приятная для зверей команда:
— Домой!
Через длинный решетчатый туннель звери устремились за кулисы. Загорелся яркий свет. В воздухе клубами неслись дым и копоть. Неприятно запахло гарью.
Оркестр грянул плясовую игривую песню «Ах вы сени, мои сени, сени новые, кленовые, решетчатые».
Ухватив Мишука за лапу, Ладильщиков пошел с ним в пляс. Идя по кругу, медведь притоптывал в такт музыке вслед за хозяином, а вокруг них на задних лапках прыгал маленький Тимошка и, задрав носик кверху, визгливо лаял, будто по-своему исполнял веселые припевки. Зрители громко, раскатисто засмеялись. И вдруг откуда-то сверху, кажется, из правительственной ложи, вспорхнула стайка белых голубей и, поблескивая под лучами яркого света, закружилась над ареной. Среди зрителей раздались веселые возгласы, лица осветились улыбками. Кружась над ареной, белые птицы опускались все ниже и ниже и, наконец, трепеща крыльями, усаживались на плечи и на раскинутые в стороны руки Ладильщикова. А голубь красновато-кирпичного оперения сел ему на голову. Светлые вестники мира!
Долго не смолкали аплодисменты. Ладильщиков низко кланялся на все стороны и улыбался. За пятнадцать лет своей работы на арене цирка он никогда не чувствовал себя так радостно и взволнованно, как сегодня, в юбилейный день.
Зрители хлынули к барьеру и, хлопая в ладоши, улыбаясь, кричали:
— Браво! Браво! Браво!
На манеж были вызваны помощники укротителя. Стеснительно улыбаясь, вышли из-за кулис и встали рядом с Ладильщиковым Мария Петровна, Вера Игнатьевна и — Иван Данилович Петуховы.
Артисты попытались вывести на манеж Клавдию Никандровну, но та решительно заупрямилась.
— Куда вы меня тащите? Я сроду на таком виду не была… Да и кто я? Десятая спица в колесе…
На манеж вышел директор цирка, толстяк с двумя подбородками, и в честь юбиляра зачитал адрес от коллектива цирковых артистов. Потом в клетку вошли пионеры, мальчик и девочка, оба краснощекие, смущенные. У каждого в руках было по букету цветов, а у мальчика еще какая-то резная шкатулка.
— Дорогой Николай Павлович! — звонко начала свою речь девочка. — Позвольте приветствовать вас от лица пионеров, юных зрителей, которые… которые…
Её речь зрители заглушили дружными аплодисментами. Девочка умолкла и покраснела. Она вдруг все забыла, что так старательно заучивала дома. Заметив замешательство девочки, Николай Павлович обнял ее и поцеловал в лоб. Глаза у него повлажнели от слез, и в горле что-то запершило… Крепко пожав мальчику руку, Николай Павлович принял подарки и передал цветы Маше и Вере. Среди зрителей снова вспыхнули аплодисменты. Николай Павлович поцеловал Машу, Веру и своего главного помощника Ваню Петухова.
За кулисами друзья-артисты хватали Николая Павловича за руки, крепко жали их, обнимали его и целовали.
— Поздравляем, Николай Павлович, от души поздравляем!.. И гордимся тобой…
