— Сотню дайте золотом, остальное банкнотами, — со вздохом облегчения распорядился майор.
Кассир отсчитал и пододвинул к нему толстую пачку хрустящих бумажек и небольшую кучку сверкающих соверенов. Банкноты майор спрятал в бумажник, а золото — в карманы брюк. Затем он неторопливо вышел из банка еще более величественной походкой и приказал своему извозчику ехать на Кеннеди-плейс.
Фон Баумсер сидел на складном стуле майора, курил свою фарфоровую трубку и мечтательно следил за голубоватыми струйками дыма. Последнее время дела приятелей шли очень плохо, о чем достаточно красноречиво говорил жалкий облик немца. Его друзья в Германии перестали высылать ему вспомоществование, а контора Эккермана, в которой он работал, известила его, что некоторое время они должны будут обходиться без его услуг. Теперь он все дни проводил за изучением колонки «требуются» в «Дейли телеграф», и его выпачканный в чернилах указательный палец неопровержимо свидетельствовал об упорстве, с каким фон Баумсер отвечал на все объявления, которые могли иметь к нему хоть какое-то отношение. На столе лежала стопка конвертов с надписанными адресами, и только тяжелое финансовое положение в сочетании с тем фактом, что при частом употреблении скромные марки ценой в пенни обходятся в шиллинги, мешало ему еще увеличить число писем с предложением своих услуг. Увидев приятеля, он поднял голову и поздоровался с ним.
— Убирайтесь отсюда! — еще в дверях скомандовал майор. — Идите в спальню.
— Потцтаузенд[7]! Что такое произошло? — вскричал удивленный немец.
— Убирайтесь, убирайтесь! Мне нужна эта комната.
Фон Баумсер пожал плечами, тяжело переваливаясь, словно добродушный медведь, ушел в спальню и притворил за собой дверь.
Едва он скрылся, как майор принялся раскладывать на столе банкноты так, чтобы каждая была видна. Затем в их центре он воздвиг кружок из десяти золотых колонок, по десять соверенов в каждой, соорудив таким образом нечто вроде мегалитического Стонхенджа[8] на равнине из банкнот. Закончив эту работу, майор наклонил голову набок, словно жирный надутый индюк, и с большой гордостью и удовлетворением принялся созерцать плоды своих трудов.
Однако одинокие восторги скоро приедаются, и ветеран поспешил позвать своего приятеля. Немец был настолько потрясен видом такого богатства, что на несколько минут лишился дара речи и только мог, раскрыв рот, тупо глядеть на стол. Наконец он протянул руку, взял банкноту, потер ее между большим и указательным пальцами, словно желая убедиться в ее подлинности, а затем принялся отплясывать вокруг стола какой-то военный танец, ни на миг не отрывая взгляда от сказочного сокровища.
— Майн готт! — восклицал он. — Гнедигер фатер! Ах, химмель! Вас фюр айнен шатц! Доннерветтер[9]! — и еще всяческими столь же неблагозвучными словечками выражал свою радость и изумление.
Когда майор достаточно насладился игрой чувств, отражавшихся на физиономии немца, он собрал банкноты, сгреб половину золотых и запер все это в бюро. Оставшиеся пятьдесят фунтов он вновь водворил в свои карманы.
— Пошли! — скомандовал он, обращаясь к приятелю.
— Куда пошли? В чем все дело?
— Пошли! — сердито рявкнул майор. — Что это вам вздумалось задавать вопросы? Берите шляпу и идем!
Майор велел извозчику дожидаться у дома, и теперь они оба прыгнули в карету.
— В ресторан Верди, — распорядился майор.
Когда они прибыли в это аристократическое и весьма дорогое заведение, майор заказал обед на две персоны — самый лучший, какой только можно получить за деньги.
— Чтобы он был готов ровно через два часа! — заявил он метрдотелю. — И, запомните, никаких разбавленных вин! Мы предпочитаем настоящее вино и, черт побери, умеем отличить его от подделки!
Внушив метрдотелю глубокое почтение, приятели отправились в магазин готового платья.
— Я туда не пойду, — сказал майор, всовывая в руку фон Баумсера десять соверенов. — Идите вы и скажите, что вам нужен самый лучший костюм, какой только у них есть. В этом магазине недурной выбор, я знаю.
— Готт им химмель! — воскликнул пораженный немец. — Но, мой дорогой друг, я не могу, чтобы вы здесь на улице меня ждали. Пойдите со мной.
— Нет, я подожду, — ответил старый воин. — Иначе они подумают, что за вашу одежду плачу я.
— Да, но ведь так…
— Пойдете вы или нет? — рявкнул майор, поднимая трость, и фон Баумсер поспешно бросился в магазин.
Через двадцать минут он вновь появился на улице, но уже в элегантном костюме из твида лиловатого оттенка. Затем приятели посетили сапожника, шляпочника и галантерейщика, в результате чего фон Баумсер обзавелся лакированными сапогами, щегольской шляпой и парой бледно-лимонных перчаток. К концу их прогулки от былого фон Баумсера осталась только светло-каштановая борода и еще выражение полнейшей изумленной растерянности.
По завершении этой трансформации приятели вернулись в ресторан Верди, где воздали должное ожидавшим их яствам, а затем майор покорил сердца служащих этого заведения, раздавая щедрые чаевые всем, кто попадался ему на дороге. Что же касается дальнейших приключений этих двух подданных царства богемы, то, пожалуй, лучше всего будет опустить над ними завесу тайны. Достаточно сказать только, что в два часа ночи достойная миссис Робинс была разбужена громовым басом, вопрошавшим на улице: «Во ист дас фатерланд?»[10] Вопрос этот с немалой досадой задавал собственник вышеупомянутого голоса одинокому фонарю на Кеннеди-плейс. Выглянув из двери, хозяйка меблированных комнат обнаружила, что общественную тишину и порядок нарушает одетый по последней моде господин, в котором при ближайшем рассмотрении она, к величайшему своему изумлению, узнала одного из самых тихих своих жильцов, делившего с другом апартаменты на четвертом этаже. Что же касается майора, то он спокойно вернулся домой на следующий день часов около двенадцати, одетый с обычной изысканной аккуратностью, но без единого пенса; куда делись остатки пятидесяти фунтов, он не объяснил и вообще никогда ни словом не упомянул об этом довольно чувствительном ущербе, нанесенном его капиталу.
Майор Тобиас Клаттербек совершенно справедливо рассудил, что чем дольше он придержит свою козырную карту и чем позже он с ней пойдет, тем больший будет эффект. Препятствие, возникающее в последнюю минуту, ошеломляет гораздо больше, чем препятствие, с которым сталкиваются в самом начале предприятия. Однако оказалось, что он чуть было не опоздал со своим шантажом, так как дня через два после его беседы с главой фирмы пришло известие о замечательном открытии алмазных россыпей среди Уральских гор. Началось с того, что Центральное агентство новостей получило следующую телеграмму:
«Москва, 22 августа. Из Тобольска сообщают, что в отрогах Уральских гор неподалеку от этого города открыто крупное месторождение алмазов. Сделал это открытие геолог-англичанин, который в доказательство своей находки представил много великолепных камней. В Тобольске эти камни осмотрели ювелиры и признали их равными по качеству лучшим алмазам, добывающимся в различных частях мира. Уже образована компания, намеревающаяся приобрести землю и начать разработку месторождения».
Несколько дней спустя агентство Рейтер сообщило дальнейшие подробности.
«Касательно алмазных россыпей под Тобольском, — говорилось в телеграмме, — есть основания предполагать, что по богатству они превосходят все известные доныне алмазные поля. Подлинность открытия не вызывает сомнения, так как его совершил английский джентльмен, известный и уважаемый человек, чей рассказ подтвердили и местные крестьяне, сами выкапывавшие камни. Правительство намерено дать компании отступного, чтобы самому начать разработку месторождений, используя принудительный труд политических каторжников, который издавна с большой выгодой используется на соляных копях Сибири. Открытие это повсеместно оценивается как значительный вклад во внутренние ресурсы страны, и ходят слухи, что совершивший его энергичный ученый должен получить весьма весомый знак благодарности».
Примерно через неделю после телеграмм в Лондон начали приходить письма корреспондентов различных газет, еще более подробно освещавшие это сенсационное событие. «Таймс» посвятила ему передовую.
«По-видимому, — заявила прославленная газета, — список минеральных богатств Российской империи пополнился весьма существенным добавлением. Серебряным рудникам Сибири и нефтяным скважинам Кавказа, судя по всему, придется уступить первенство алмазным россыпям Уральских гор. Неисчислимые тысячелетия эти бесценные кристаллы углерода таились в угрюмых ущельях, ожидая, чтобы их подняла человеческая рука. И указать русской нации на сокровище, которое лежало, никому неведомое, в самом сердце их страны, выпало на долю нашему соотечественнику. История эта весьма романтична. Оказывается, некий мистер Лэнгуорти, богатый английский джентльмен из хорошей семьи, путешествуя по России, достиг наконец величественного горного барьера, который отделяет Европу от Азии. Будучи страстным охотником, он как-то бродил в поисках дичи по одной из долин Урала, где его внимание внезапно привлекли кучи крупного песка в русле пересохшего потока. Вид этого песка и вся местность привели ему на память южноафриканские алмазные поля, и впечатление было настолько сильным, что он тотчас положил ружье и принялся просеивать песок. Его поиски были вознаграждены находкой нескольких крупных камней, которые он унес с собой, и, очистив их дома, убедился, что это алмазы самой чистой воды. Окрыленный этим успехом, он на следующий день вернулся на место с лопатой и, отыскав еще много драгоценных кристаллов, пришел к выводу, что россыпь тянется на большое расстояние вверх и вниз по обоим берегам потока. После этого наш соотечественник отправился в Тобольск, где показал свою драгоценную находку нескольким богатым купцам и начал создавать компанию для разработки нового алмазного месторождения. Его начинание оказалось весьма успешным, акции компании уже продаются по цене, значительно превышающей номинальную, и, по сообщению нашего корреспондента, крупные капиталисты соперничают друг с другом за право вложить деньги в столь многообещающее предприятие. Через несколько месяцев предполагается уже установить необходимое оборудование и начать добычу».
