— Да, да, конечно. Большая перемѣна. Замужемъ и все такое. Теперь вы важная дама.
— А ведро съ патокой, — сказала вдругъ Марта.
Бенони только поглядѣлъ на ребенка, но не разслышалъ. А Роза немножко сконфузилась такого дешеваго лакомства и сказала:- Да, это тебѣ. Ты вѣдь такъ любишь… Дѣти и патока, — сказала она, обращаясь къ Бенони.
— Да, да, дѣти и патока, — отозвался онъ. По-правдѣ то, Бенони самъ при случаѣ не прочь былъ полакомиться хлѣбомъ съ патокой, но выходило, что Роза не признавала патоки, — значитъ, важный у нея былъ домъ!.. — Но вамъ, пожалуй, пора домой, — сказалъ онъ, — я не буду васъ задерживать своей компаніей.
— Вы меня не задерживаете, — отвѣтила она. — Да, да, Марта, намъ, пожалуй, надо поторопиться… А я хотѣла сказать тебѣ… вамъ одну вещь; извиниться передъ вами за то, что все не отослала вамъ… вы знаете чего. Прямо не хорошо съ моей стороны.
Опять насчетъ кольца и креста!
— Не стоитъ и разговаривать объ этомъ, — сказалъ онъ.
— Я столько разъ собиралась, но все какъ-то…
— Если эти вещи васъ стѣсняютъ, бросьте ихъ въ воду. Тогда и съ глазъ долой, какъ изъ памяти вонъ, — по пословицѣ.
Роза вспомнила, что она уже распорядилась кольцомъ, надѣла его на покойника. Но нельзя же было пускаться тутъ въ долгія объясненія.
— Неужели вы думаете, что я захочу бросить ихъ въ воду? — сказала она.
— Такъ вы не захотите?
— Нѣтъ.
Радость теплой струйкой пробѣжала по его сердцу; онъ почувствовалъ такую благодарность, что у него вырвалось: — У меня есть еще вещицы, которыя я готовилъ для васъ; но, пожалуй, нельзя послать ихъ вамъ?
— Нѣтъ, нѣтъ, — сказала она, качая головой.
— Нѣтъ, нѣтъ. Впрочемъ, это просто-напросто ложка да вилка. Само собой — серебряныя, но… серебро самое простое. Впрочемъ, вы могли бы получить и всю дюжину, ежели бы захотѣли только.
— Благодарю васъ, но…
— Нѣтъ, нѣтъ, я знаю, вамъ нельзя предлагать. Я такъ только подумалъ на минутку… Нѣтъ, что же это я все стою и задерживаю васъ, — вдругъ перебилъ онъ себя самого и заторопился уходить. Онъ, какъ мальчикъ, струсилъ, что зашелъ больно ужъ далеко со своей болтовней о серебрѣ.
Она ухватилась за предлогъ и кивнула ему:- Да, да, прощайте!
— Прощайте, — отвѣтилъ онъ. Онъ былъ такъ странно взбудораженъ и порывался было протянуть руку, но, не встрѣтивъ поощренія, ухватился въ своемъ замѣшательствѣ за ведро Марты. — О, да какое тяжелое! — сказалъ онъ, приподнимая и взвѣшивая его въ рукѣ. — Ты просто молодчина, что тащишь его; вотъ тебѣ за это денежка, — сказалъ онъ и далъ дѣвочкѣ четвертакъ. Пожалуй, это была не плохая выдумка; ему самому показалось, что онъ спасъ положеніе… Но вообще онъ не вполнѣ ясно сознавалъ ходъ вещей.
А Марта позабыла присѣсть и поблагодарить. Когда она вспомнила объ этомъ, большой чужой человѣкъ уже шелъ своей дорогой, и Роза сказала ей: — Бѣги за нимъ! — Марта поставила ведро на землю и побѣжала, догнала Бенони, присѣла, поблагодарила и вернулась назадъ. Бенони постоялъ, съ улыбкой глядя ей вслѣдъ, а потомъ медленно продолжалъ путь.
Онъ уже съ годъ не бывалъ въ такомъ растроганномъ, взволнованномъ состояніи духа. Онъ вперилъ взглядъ въ пространство и думалъ, по временамъ забывая даже переставлять ноги, и на минуту пріостанавливаясь. И ее-то онъ когда-то обнималъ… ее вотъ, что прошла мимо. Да, да, Роза, — видно, судьба такая… А въ чемъ она была? Въ накидкѣ что ли? Пожалуй, въ накидкѣ. Ничего-то онъ не разглядѣлъ.
Онъ поднялся въ контору Макка, сообщилъ о своемъ возвращеніи съ Лофотенъ и выложилъ счеты. Онъ все еще былъ въ томъ мягкомъ, умиленномъ настроеніи, и лицомъ къ лицу съ Маккомъ не говорилъ уже: моя рыба, мой грузъ, какъ собирался, но освѣдомился:- Довольны ли вы и угодно ли вамъ начать промывку завтра? Арнъ Сушильщикъ, вѣрно, и въ этомъ году будетъ присматривать, какъ въ прошломъ.
— Разумѣется, — отвѣтилъ Маккъ. — Онъ вѣдь знаетъ дѣло.
Бенони въ сущности подумывалъ самъ присматривать за сушкой собственной рыбы. Иначе чѣмъ же онъ займется лѣтомъ? Но Маккъ поставилъ на этомъ крестъ, а Бенони не былъ расположенъ теперь перекоряться съ Маккомъ; онъ все еще находился подъ страннымъ впечатлѣніемъ только-что пережитаго.
Маккъ же какъ будто норовилъ снова поставить Бенони на свое мѣсто, указать ему всю разницу между ними. Онъ ни словомъ не упомянулъ о томъ, что рыба въ сущности была ни чья иная, какъ Бенони, а напротивъ задалъ нѣсколько хозяйскихъ вопросовъ по поводу кое-какихъ подробностей въ счетахъ.
— Зачѣмъ это ты скупилъ столько рыбы въ понедѣльникъ 13-го по такой высокой цѣнѣ? Цѣна въ этотъ день стояла на десять скиллинговъ ниже.
И Маккъ показалъ эстафету, свидѣтельствовавшую о томъ. Ахъ, этотъ воротила Маккъ! Вездѣ и за всѣмъ у него былъ глазъ.
Бенони отвѣтилъ:- За тѣмъ, что, двѣ недѣли спустя, я могъ зато скупать на цѣлыхъ двѣнадцать скиллинговъ дешевле, чѣмъ всѣ другіе скупщики. У васъ, вѣрно, есть эстафета и насчетъ этого? Такое было у насъ соглашеніе.
— Съ кѣмъ?
— Съ нѣкоторыми нашими рыбаками, которымъ хотѣлось побывать дома на Пасхѣ. Имъ тогда нужны были лишнія деньги. Зато я вернулъ убытокъ съ лихвой послѣ Пасхи.
— А представь себѣ, что эти люди погибли бы на пути домой?
— Надо было рискнуть, — отвѣтилъ Бенони. — Вы сами на моемъ мѣстѣ оказали бы людямъ такую же услугу.
— Но ты-то не имѣлъ права.
Бенони съ раздраженіемъ отвѣтилъ:- Полагаю, такое же, какъ вы.
Маккъ только пожалъ плечами. Вдобавокъ онъ не пригласилъ Бенони къ себѣ въ горницу для угощенія, но подъ конецъ бесѣды сказалъ:- Пожалуйста! — и отворилъ дверь въ лавку. Когда же они пришли туда, Маккъ собственноручно налилъ большой стаканчикъ коньяку и поднесъ Бенони.
Тутъ? У винной стойки? Маккъ Сирилундскій, видно, забылъ съ кѣмъ имѣетъ дѣло! Тутъ Бенони самъ могъ спросить себѣ стаканчикъ и заплатить за него. Онъ былъ обиженъ и сказалъ:- Нѣтъ, спасибо.
Маккъ сдѣлалъ удивленное лицо: — Какъ? Я угощаю, а ты отказываешься?
— Нѣтъ, спасибо, — повторилъ Бенони.
Маккъ перемѣнилъ тонъ, но съ прежней увѣренностью сказалъ:- Охъ, были бы всѣ такіе трезвенники, какъ ты, Гартвигсенъ! А Свена Дозорнаго ты привезъ обратно? Теперь опять начнетъ бражничать и выкидывать разныя штуки.
— Это все глядя по тому, какъ съ нимъ обращаются. Свенъ Дозорный никогда не пьетъ зря.
— Не доставало только, чтобы Элленъ теперь стала обращаться съ нимъ дурно. Они вѣдь женятся, — сказалъ Маккъ…
Прошло, однако, не мало дней, а они все не женились. Еще бы! Стояла весна, у Макка опять горѣли глаза, словно гранаты, и онъ заставлялъ Элленъ все откладывать да откладывать свадьбу.
— Не могу я обойтись безъ тебя въ домѣ, пока не кончится тингъ, — говорилъ Маккъ, — и къ тому же надо сперва дождаться новой горничной; нельзя намъ остаться безъ прислуги…
Новая горничная, которую ждали, была рослая и крѣпкая для своего возраста дѣвушка, но шелъ ей всего шестнадцатый годъ. Она была второй дочерью Мареліуса изъ Торпельвикена, сестрой той Эдварды, что такъ скоро выучилась болтать по-англійски. Наряды, которыми обзавелась Эдварда, не давали покоя младшей сестрѣ, вотъ и ей захотѣлось пойти въ услуженіе…
Тингъ состоялся въ этомъ году необычайно рано, и начальство пріѣхало въ ботфортахъ съ мѣхомъ и въ шубахъ. Зато этотъ тингъ вышелъ въ добромъ старомъ духѣ: засѣдалъ самъ судья, а высшую власть представлялъ амтманъ. И людямъ опять не возбранялось разспрашивать насчетъ законовъ у судьи, чтобы не платить за совѣты адвокату. Зато на столѣ адвоката Аренцена и не высилось уже такой стопы бумагъ, какъ въ прошломъ году. Что дѣлать! Люди стали находить, что судиться — дорогая затѣя. И никто вѣдь отъ этого ничего не выигрывалъ, всѣ только тратились да терпѣли убытки. Этотъ самый Николай Аренценъ принесъ общинѣ скорѣе зло, чѣмъ добро, — разсуждалъ про себя народъ.
Самъ Николай Аренценъ отнюдь уже не представлялъ собой закона и ♂. За эти нѣсколько недѣль, съ возвращенія рыбаковъ съ Лофотенъ, онъ успѣлъ испытать, что такое значитъ упасть въ добромъ мнѣніи людей. Въ прошломъ году онъ началъ съ того, что бралъ за совѣтъ по далеру, а въ нынѣшнемъ только половину. Когда же люди и тутъ принимались торговаться съ нимъ, онъ отвѣчалъ: — Дешевле не могу, надо же мнѣ чѣмъ нибудь жить. — Тѣмъ не менѣе адвокату Аренцену пришлось еще спустить цѣны; онъ сталъ справляться въ законахъ по важнымъ вопросамъ всего за два четвертака и бралъ на себя трудъ еще составить бумагу за какіе нибудь двѣнадцать скиллинговъ прибавки. И все-таки, все-таки дѣлъ у него не прибавлялось, напротивъ.
Суть-то была въ томъ, что люди потеряли вѣру въ адвоката Аренцена, представлявшаго законъ. И если даже случалось кому-нибудь зайти къ нему за совѣтомъ по дѣлу, то, ради вѣрности, все-таки заходили потомъ къ ленеману: такъ ли? Ни для кого больше не было тайной, что Аренценъ проигрывалъ свои дѣла одно за другимъ и даже былъ оштрафованъ высшей судебной инстанціей въ Троньемѣ.
