На широкой улице-продолжении моста чуть поодаль были уложены штабеля досок, осадные лестницы, щиты и таран — несколько скрепленных стальными обручами бревен.
К полудню регент счел подготовку законченной.
— Итак, господа! — объявил он, спускаясь с башни. — Мы начинаем. Я не питаю иллюзий на тот счет, что мы победим сегодня, хотя это было бы неплохо. Но мы должны нанести врагу максимум урона. Материального или морального. Устрашить, запугать, сломить. В этом смысл нашей сегодняшней битвы.
Войска, назначенные в сражение — три тысячи воинов императорской армии — уже стояли в одном квартале от стены, выстроенные в боевой порядок. Генералы заняли свои места в центре позиции и Ротберг снова скомандовал начинать.
Загудел рог. Ему завторил еще один в отдалении, и наконец третий, приглушенный дождем.
— Пусть слышат. Пусть ждут. Пусть боятся.
Протяжные звуки пронзили завесу капель, пересекли пространство над рекой и заползли за стену Шемкента, как облака переползают перевал.
— Что это?
Хан прервал трапезу. Едва слышный заунывный вой доносился с запада, наполняя душу холодным непонятным страхом.
— Что они делают?
Хан вышел на балкон, но, естественно, увидел только завесу ливня и низкие клочья облаков. Вой продолжался.
— На стену! Я хочу видеть, что это. Ан-Надма сюда. Всех! Всех сюда! Быстро! Немедленно!
Река, обломки моста, стена чужого города, едва различимая сквозь дождь — и ужасный, сдавливающий сердце звук. Это проклятые северяне дудят в свои длинные рога. Варварские, примитивные инструменты для звукоиспускания. Даже барабан и тот более приятен для уха.
— Чего они хотят?!
— Они потешаются над нами, — сказал Мустахдам. — Они смеются нам в лицо.
— Нет. Они пытаются нас запугать, — ан-Надм, видимо, чувствовал то же, что и хан. — Они взяли порт, но больше ничего не могут — и им остается лишь выть, чтобы хоть как-то уязвить нас. Ведь они не способны ни на что больше…
Цепочка вспышек пробежала по противоположному берегу у самой кромки воды, а следом пришел грохот, поглотивший остатки фразы. Мощная надвратная башня и стена на много саженей в стороны от нее дрогнули и начали медленно оползать вниз, а затем накренились и рухнули в реку. Фонтан брызг захлестнул стену, окатив хана, вазиров, рабов и слуг грязным потоком. А когда они поднялись на ноги и протерли глаза, то увидели картину еще более страшную.
Река превратилась в сушу. Осколки стен, камни брусчатки, бревна, скалы — все это курганом легло в ее русло там, где прежде был мост, и перекрыло поток. Он бесновался справа от завала, стиснутый стенами ущелья, но не мог одолеть новую преграду; слева же он потихоньку отступал, открывая взору речное дно.
Но еще страшнее были воины, которые уже мчались по дамбе, неся осадные лестницы. Их было много, очень много, тысячи! И низкий, утробный вой ненавистных рогов по-прежнему расстилался над рекой.
— Все на стены!! — заверещал хан. — Дать отпор! Стоять насмерть!
Срела клацнула о камни над головами.
— О величайший! — ан-Надм склонил голову, жестом приглашая хана проследовать за собой, — Здесь становится небезопасно. Вам лучше удалиться.
— Я знаю, что мне лучше! — хан накинулся на него и едва не поколотил. — Не сметь указывать мне! Я здесь хан! Я буду здесь, я буду на месте командовать моей армией! Ни один западный язычник не ступит на нашу землю! Доспех мне!
Принесли кольчугу и шлем. Хан облачился в них и, отобрав саблю у одного из стражников, вернулся на стену.
Враги уже добрались до стен и строили осадные лестницы. Одну лестницу они прислоняли к стене, а второй подпирали первую, чтобы защитники не оттолкнули ее. Кое-где они уже проворно взбирались наверх. А стена была почти пуста. Глупое было решение снять усиленные гарнизоны. Но с другой стороны, кто мог предположить, что они решатся на такое?
Подкрепление подошло как нельзя вовремя. Враг уже был на стене, и лишь мужество горстки защитников не давало ордам варваров прорваться в город. Янычары включились в схватку, и весы потихоньку начали склоняться в сторону Востока.
— К воротам!
Хан взмахнул саблей, указывая на башню. Снизу уже доносились гулкие удары — это враги при помощи тарана ломали тяжелые створки.
— Вестмакт! Пар кунг унд ватрланд!
Хан обернулся. Враг приближался к нему, грубый неотесанный варвар. Он что-то кричал на своем каркающем наречии, размахивая тяжелым мечом. Хан мгновенно вспотел, потому что понял, что шансы его против этого воина практически нулевые. А тот тем временем приблизился достаточно и нанес удар.
Подчиняясь неведомому раньше инстинкту, хан поставил блок, затем второй. Отступил, парировал удар и даже контратаковал. Видимо, разум вытащил из глубин памяти уроки фехтования из далекого детства.
Солдат Запада, очевидно, не ждал отпора и немного замедлился, но атаковать не бросил, вынуждая хана шаг за шагом отступать вдоль стены. Это не могло продолжаться вечно, и конец настал: внезапно пространство сзади превратилось в каменную стену. Надвратная башня.
Это конец, подумал хан, и враг, словно прочитав эти мысли, бросился на него. Хан хотел зажмуриться, но страх лишил его возможности шевелиться. Он лишь неотрывно смотрел на занесенный меч, который сейчас оборвет его жизнь.
Но Всеотцу это было неугодно. Воин вдруг захрипел и упал на колени, и хан заметил наконечник стрелы, вылезший из его груди. Враг зарычал, выплюнув фонтан крови, и упал ничком. Меч выпал из рук и самым кончиком разрубил хану ступню. Боль пронзила хана раскаленной иглой, и он лишился чувств.
— Вам очень повезло, о досточтимейший, — прошелестел врач. — Меч ударил ровно между пальцев. Кости нетронуты. Я подшил кожу и жилы, теперь вам нужен покой. Извольте принять вот это, — он указал на кубок, стоявший тут же на тумбочке. — Нежнейший травяной чай облегчит вашу боль и позволит быстрее отправиться в мир грез.
— Отлично, — сказал хан несколько отстраненно, отхлебывая чай. Что-то я стал часто падать в обморок. Негоже. Будто женщина какая-то. — Ступай. Я вызову тебя, если ты понадобишься.
Врач, пятясь, вышел. Хан посидел немного, борясь с нежнейшим чаем, а затем упал на шитые золотом подушки и уснул тяжелым, утомительным сном, полным бессмысленных снов.
Утро принесло облегчение в ноге, но вести были нерадостные.
— О величайший, — ан-Надм был невероятно взволнован. — Прибыл человек из южной степи. Беда идет.
Хан заслушал гонца лично. Тот перепугался и начал заикаться, но все же рассказал, что встретил на южной границе Степи странного путника. Тот был болен, он умирал от жажды, он и его лошадь, как будто до этого долго ехал через пустыню. И прежде, чем умолкнуть навек, этот путник сообщил, что Южный Волок пал. Войско дикарей из-за Теплого моря прошло на запад. Это случилось девять дней тому назад, может быть, десять.
Десять дней. Десять дней какое-то огромное войско движется по его стране, а он узнает об этом только сейчас от случайного путника!
— О мудрейший, — зашептал ан-Надм. — десять дней пути — это очень много. Если они идут сюда, они прибудут сегодня. Или завтра. Это проблема.
— Я вижу.
Гонца отпустили. Хан велел созвать вазиров, вытолкал слуг и повернулся к ан-Надму.
— И что это?
Ан-Надм пожал плечами.
— Увы, о справедливейший, я не знаю. Это может быть помощь нам, это может быть военное вторжение. Может быть, они движутся не сюда. Я не знаю.
— Это не помощь, — отрезал хан. — Мы не посылали вестей на Юг. Я не велел этого. Значит, кто-то сделал это помимо меня. Значит, это не помощь. А еще значит, они пользуются образом Раджнапали. Иначе этих дикарей не расшевелить. Значит, это кто-то, кто знает…
— Муктада.
— Да, именно он. Старый лис засиделся на своем месте, давно надо было казнить его.
— Это никогда не поздно…
— Само собой. Смерть его будет ужасной. Теперь мы по его милости очутились между молотом и наковальней. О чем он думал?
— Сейчас он явится, и мы это узнаем.
Первым явился Абу-Вафик. Он, похоже, не ложился ночью, проведя ее в молитвах.
— Почтенный Абу-Вафик, — сказал хан, — как обстоят дела в войсках? Готовы ли мы к войне? Ибо то, что было до сего момента, не более чем жалкая тень настоящих битв.
— Готовы, о сиятельнейший, — заблеял старикан. — Волею Создателя войско наше сильно и станет еще сильнее с прибытием вельможного брата вашего Шамаля Непокорного, которое уже в пути.
— А что вчерашнее сражение? — мне стыдно, что пришлось так неподобно покинуть поле боя, но я тебе этого не скажу, злобный старикашка. — Каковы потери?
— Потери невелики, о великодушнейший. Триста человек полегло на стенах и еще столько же ранено. Неприятель потерял тысячу, не меньше. Только со стены мы сбросили в реку несколько сотен тел, и лучники наши собрали хороший урожай за стеной.
