Двѣ мечети находились въ стѣнахъ крѣпости, изъ нихъ особенно одна украшена была необыкновенно изящнымъ орнаментомъ надъ входомъ. Мы ждали услышать, какъ мулла станетъ созывать правовѣрныхъ къ молитвѣ съ вершины своего минарета; но пробило двѣнадцать часовъ, а мулла не появлялся. Когда мы сообщили объ этомъ офицеру, онъ тотчасъ подозвалъ двухъ человѣкъ въ чалмахъ, сидѣвшихъ вблизи мечети; въ концѣ-концовъ ему удалось растолковать имъ, что нужно; они покачали головой: мулла былъ боленъ.
Русскій офицеръ съ казакомъ водили насъ въ крѣпости повсюду, и когда мы на прощанье благодарили его, то онъ отвѣчалъ съ улыбкой, что ему доставило истинное удовольствіе быть намъ пріятнымъ. И онъ долго еще стоялъ, приложивъ въ знакъ привѣтствія руку къ фуражкѣ.
Мы намѣревались проѣхать въ Кисъ-Кале къ Дѣвичьей башнѣ, о которой существуетъ романтическая легенда; но жара была такъ томительна, что пришлось отказаться отъ своего намѣренія. Мы поѣхали въ паркъ. Здѣсь все поблекло отъ солнца, было сожжено, запылено и носило свѣтло-сѣрую окраску. Жалко было смотрѣть. Было тутъ нѣсколько деревьевъ, акацій, миндальныхъ и фиговыхъ деревъ; было и немного жалкихъ цвѣтовъ, которые научились кое-какъ существовать въ промежутки отъ одного дождя до другого. Все въ цѣломъ производило безотрадное впечатлѣніе. Нѣсколько листьевъ, съ которыхъ я слюною стеръ пыль, требовали осторожнаго обхожденія, ибо трещали у меня подъ рукою, до того были они спалены солнцемъ и известковою пылью. Минуту спустя послѣ того, какъ я открылъ ихъ поры и далъ имъ подышать, они жалобно свернулись, такъ что я вновь долженъ былъ посыпать ихъ известковой пылью. Не будь по ночамъ обильной росы, они не могли бы существовать.
Но на солончакахъ, на вольномъ воздухѣ, растетъ репейникъ еще въ худшихъ условіяхъ. Земля, на которой онъ вырастаетъ, состоитъ изъ глины и соли, вѣтеръ и солнце сожигаютъ ее. — Репейникъ поднимается отдѣльными, небольшими кустиками. Онъ жестокъ, колючъ, онъ словно сдѣланъ изъ металлической проволоки съ колючками. На эти маленькія репейники смотришь съ большою радостью. Они стоятъ въ степи, словно маленькіе, возмутившіеся народы. Да, возмутившіеся. Когда они дождутся дождя, то нагибаются къ землѣ — какъ и люди, склоняющіеся въ знакъ благодарности за слово участія; въ долгое же, невыносимое время засухи они выпрямляются еще больше, становятся горды, непреклонны и тверды — какъ люди въ годину бѣдствій. Только челюсти верблюда, твердыя, словно машина, могутъ раскусить этотъ репейникъ.
Пароходикъ изъ флотиліи, принадлежащей дому Нобеля, отданъ въ наше распоряженіе для небольшой поѣздки на керосиновые пріиски. Уже не въ первый разъ случается кораблямъ громадной фирмы возить туда посѣтителей; ежегодно дѣлается это съ большою готовностью, и нѣтъ въ томъ ничего особеннаго. Цѣлая толпа скандинавовъ любезно сопровождала насъ и давала намъ всяческія объясненія.
Былъ тихій, лунный вечеръ. Послѣ получаса ѣзды отъ Баку мы видимъ вдругъ, что море кипитъ какими-то черными водоворотами. Водовороты эти мѣняли свое направленіе. двигались, сталкивались съ другими водоворотами, напоминали своимъ безпрерывнымъ движеніемъ сѣверное сіяніе. Зажигаютъ пригоршню стружекъ, бросаютъ въ водоворотъ, и мгновенно море на томъ мѣстѣ объято пламенемъ. Море горитъ. Черные водовороты — это нефтяной газъ. Потомъ намъ приходилось ѣхать по пламени, чтобы колесомъ потушить его.
Мы ѣдемъ дальше и пристаемъ къ берегу. Земля сыра и жирна отъ масла; по песку этому ступаешь, словно по мылу, и повсюду царитъ сильный запахъ нефти и керосина, причиняющій намъ, чужеземцамъ, головную боль. Область добыванія нефти раздѣлена на бассейны, озера, окруженныя песчаными валами; но не легко заградить доступъ маслу, оно просачивается сквозь валы и дѣлаетъ ихъ жирными и влажными.
Неочищенная нефть извѣстна была уже древнимъ евреямъ и грекамъ, а здѣсь, на Апшеронскомъ полуостровѣ, населеніе еще въ отдаленнѣйшія времена употребляло ее, какъ горючій и освѣтительный матеріалъ. Но только за послѣднія тридцать лѣтъ стали приготовлять изъ нея керосинъ, не говоря уже о «тринадцати сортахъ въ банкахъ», представляющихъ изъ себя еще позднѣйшій продуктъ. Теперь здѣсь, насколько можно окинуть глазомъ, раскинулся городъ буровыхъ построекъ, самый неуютный и самый изумительный городъ въ мірѣ, состоящій изъ черныхъ, пропитанныхъ жиромъ, наскоро сколоченныхъ башенокъ, гдѣ помѣщаются буравы для сверленія земли. Внутри ихъ день и ночь гудятъ машины; рабочіе перекликаются, заглушая шумъ, башни сотрясаются отъ движенія громадныхъ буравовъ, которые проникаютъ въ землю. Рабочіе все персіяне и татары.
Мы входимъ въ одну изъ башенокъ. Шляпа моя ударяется о перекладину и, кажется, погибла окончательно, до того стала онъ жирна и черна; однако, меня увѣряютъ, что на фабрикахъ въ Баку минутное дѣло вывести химическимъ способомъ масляныя пятна. Шумъ оглушителенъ, темнокожіе татары и желтые персіяне стоятъ подлѣ машинъ и наблюдаютъ за ихъ дѣйствіемъ. Здѣсь вычерпываютъ неочищенную нефть; механизмъ опускается въ землю, и черезъ 50 секундъ поднимаетъ кверху 1200 фунтовъ нефти, ныряетъ снова внизъ, остается внизу 50 секундъ, и снова вытаскиваетъ 1200 фунтовъ нефти — такъ продолжается день и ночь, безъ отдыха. Но шахта стоила много денегъ, она глубиною въ 500 метровъ, ее сверлили цѣлый годъ, и израсходовали на нее 60.000 рублей.
Мы идемъ въ другую башню; здѣсь еще сверлятъ. Шахта еще суха, буравъ работаетъ день и ночь, пробивая камень и песокъ. Эта шахта съ причудами, она извѣстна по всему городу своей злостностью. Въ прошломъ году было найдено это мѣсто; оно давало вѣрные признаки нахожденія нефти, какъ, впрочемъ, и всѣ мѣста здѣсь, и началось буреніе. Проникли уже на 50 метровъ въ глубь земли почти безъ всякихъ результатовъ — вдругъ поднялась нефть кверху, могучій фонтанъ брызнулъ изъ земли, убивая людей и разнося на части башенку. Фонтанъ неистощимъ, нѣтъ въ немъ ни мѣры, ни порядка, онъ выгоняетъ вверхъ нефть такими неслыханными массами, что образуетъ кругомъ озера и затопляетъ землю. На озерахъ устраиваютъ плотины, нагромождаютъ кругомъ валы, но плотины скоро оказываются черезчуръ узкими, надо насыпать также новые валы вслѣдъ за первыми — фонтанъ выбрасываетъ нефти на полтора милліона рублей въ день. Такъ продолжается два дня. Потомъ все вдругъ прекращается. И съ той поры никакая сила въ мірѣ не можетъ добиться, чтобы онъ давалъ хоть одинъ, единый литръ въ день. Онъ самъ заткнулъ свое отверстіе пробкой. Вѣроятно, онъ встрѣтилъ внутри, въ нѣдрахъ земли, обломокъ скалы, который самъ и швырнулъ въ отверстіе. Съ тѣхъ поръ все сверлятъ, да сверлятъ, и все понапрасну; теперь проникли уже на глубину 650 метровъ, но тщетно. Продолжаютъ и теперь сверлить: когда-нибудь да удастся же пробуравить скалу. Желтые персіяне и коричневые татары находятся вѣчно въ опасности лишиться жизни; стоитъ только этому неукротимому потоку тамъ, внутри, вновь прорваться, какъ въ прошлый разъ, и каждое живое существо вылетитъ по волѣ Аллаха черезъ крышу бурильной башенки и въ минуту окажется разорваннымъ въ клочки. Но тогда это случится по волѣ Аллаха. La illaha il Allah.
На этомъ мѣстѣ первоначально не ко двору пришелся весь этотъ стукъ машинъ; Америка осквернила его и проникла въ святилище со своимъ ревомъ и свистомъ, ибо здѣсь было въ древности мѣстопребываніе «вѣчнаго огня». Нигдѣ здѣсь не убѣжишь отъ Америки: система буравленія, лампы, даже самое дистиллированіе принадлежитъ Америкѣ — Маккавеи жгли «густую воду» для очищенія храма.
Такъ какъ мы утомлены отъ шума и почти поражены слѣпотой вслѣдствіе присутствія нефтяныхъ газовъ, да притомъ же уже осмотрѣны здѣшнія мѣста, то мы спѣшимъ домой въ лодкѣ, изобрѣтенной Робертомъ Фультономъ.
На другой день ѣдемъ мы въ Сураханы. Тамъ долженъ быть, благодареніе Господу, храмъ огнепоклонниковъ.
* * *
Нѣкоторыя изъ нашихъ религіозныхъ представленій. Древніе израильтяне не избѣжали вліянія окружающихъ народовъ, кое-что привилось къ нимъ въ Египтѣ, во время ихъ тамошняго пребыванія, другое заимствовано изъ Ассиріи, Вавилона и Персіи. Въ книгахъ Ветхаго Завѣта неизвѣстны, напримѣръ, дѣйствія злыхъ духовъ, но у персовъ въ это время было множество добрыхъ и злыхъ духовъ. Жители Мессопотаміи унаслѣдовали, судя по надписямъ, эти представленія отъ персовъ, перенесли ихъ на Западъ и въ Сирію, и, такимъ образомъ, ко времени Іисуса Христа — по крайней мѣрѣ въ Іудеѣ — процвѣтали ученіе о духахъ и дьяволахъ. Оно перешло и въ христіанство. Оттуда проникло оно и ко многимъ народамъ и подожгло множество костровъ, на которыхъ погибали вѣдьмы. Оттуда пришло это ученіе и въ предѣлы финскихъ странъ и погубило многихъ женщинъ, которыя настолько одержимы были злымъ духомъ, что не могли плавать по водѣ, «какъ пробка».
Здѣсь стоимъ мы на томъ самомъ мѣстѣ, откуда христіанство получило свое поэтическое представленіе о «вѣчномъ огнѣ». Здѣсь, въ землѣ гнѣздился огонь, не требовавшій никакой пищи, онъ горѣлъ самъ собою и никогда не угасалъ, этотъ огонь былъ священенъ. Древніе были такъ мало освѣдомлены въ наукахъ, они не вѣдали, что нефть происходитъ отъ доисторическаго растенія, точно такъ же, какъ и каменный уголь. Они не знали даже, что наука позже отвергла эту теорію и создала другую: что нефть образуется въ землѣ изъ животныхъ веществъ, прямѣе сказать, изъ рыбы. Древніе были такъ мало свѣдущи въ наукѣ. Они научились только распознавать «густую воду», опускали въ нее горящее полѣно, — и что же, она горѣла, горѣла вѣчно. Они привели это въ связь съ Митрой, солнцемъ, которое также вѣчно горѣло и являлось прообразомъ Божества. И горящая вода стала для нихъ священной, они обожали ее, они приходили къ ней на поклоненіе. Когда же въ концѣ-концовъ кто-то воздвигъ храмъ надъ огненнымъ источникомъ, то благодарность ихъ была велика.
