Юкки из Квиума был таким же частым гостем в доме, как и прежде, только теперь он надолго не задерживался. Казалось, он побаивался Стейнтора. Он делал вид, что приходит сюда по делу. Бывало, зайдет, походит по двору, сунет в нос понюшку табаку и уйдет. И тут же возвращается. Стейнтор никогда не заговаривал с ним. Сигурлина не вступала с ним в долгие беседы, как раньше, а уж чтобы выйти и поговорить наедине — об этом не могло быть и речи. Похоже было, что свадьба откладывалась на неопределенное время. Люди в Марарбуде стали как-то меньше разговаривать друг с другом. Иной раз по вечерам, когда дела были сделаны и все собирались укладываться спать, в дверь неожиданно просовывалось посиневшее от холода лицо Юкки; оказывается, оп бродил но двору, заглядывал в коровник, спускался к берегу; подчас и в полночь можно было слышать, как он топчется у порога. Что ж, если он лицом не вышел, так ему уж и не полагается иметь душу и волнения, свойственные другим людям? Часто по утрам, встав с постели, Сигурлина сталкивалась с ним в дверях, и вместо утреннего приветствия на него градом сыпались оскорбления. Его постигала та же участь, как того несчастного, который, протягивая шапку в расчете получить золотой, обнаруживал в шапке навоз.
— Какого дьявола ты ко мне прицепился? — грозно спрашивала его невеста.
Ах, он только случайно оказался здесь! Юкки объяснял, что пришел в поселок за рыбьей требухой или помочь кому-то починить сарай.
Иногда Юкки приносил с собой в кулечке жженый сахар или изюм для своей невесты. Она благодарила, но не брала.
Однажды, возвращаясь из школы, Салка Валка быстро пересекала площадь. Вдруг неподалеку от лавки ее кто-то окликнул. Это был Юкки. Он взял понюшку у кого-то из мужчин, стоявших неподалеку, и подошел к Салке.
— Здравствуй, — сказал он и протянул ей руку.
— Это ты меня звал? — спросила девочка.
— Я думал, тебе захочется заглянуть в лавку и купить леденцов. Так заходи и бери, если хочешь. Пусть запишут на мой счет. Я уплачу. Не стесняйся, можешь взять пакетик или два.
— Нет уж, спасибо! — грубо ответила Салка Валка.
— Насколько мне известно, я помолвлен с твоей матерью, девочка.
— А мне какое дело?
— Подожди минутку, хочешь пять эйриров?
— Отстань, — фыркнула девочка и пошла своей дорогой.
Мужчина решил, что обиняками ничего не добьешься от этой дурно воспитанной, дерзкой девчонки. Поэтому он поспешил за ней и, догнав, прямо приступил к делу.
— Я хотел кое-что разузнать у тебя об этом бандите Стейнторе. Тебе он тоже, наверное, противен, если верить тому, что говорят люди. Если б ты захотела, ты могла бы рассказать мне, правда ли, что он приходит к вам поздно вечером и остается ночевать у твоей матери. Об этом все говорят, ты-то должна знать наверняка, ты спишь с ней в одной комнате. Я дам тебе десять эйриров, если ты мне скажешь, правда ли это.
— Я могу сказать тебе правду и даром, — быстро ответила девочка и, обернувшись, стала лицом к лицу с Юкки. — Слушай, если Стейнтор отвратительный, то ты в тысячу раз хуже его.
И, резко повернувшись, она ушла. Так Юкки от нее ничего и не добился. Будущий отчим Салки остался стоять посреди дороги в полном недоумении, почесывая грязный, небритый подбородок. Постояв немного, он опять пошел к группе мужчин выпрашивать очередную понюшку.
В этот же вечер Йоким нанес новый визит в Марарбуд. Это посещение проходило в атмосфере напряженного затишья, характерного для тех моментов жизни, когда решается судьба человека, — вот-вот топор, повисший в воздухе, подрубит дерево под самый корень, а что будет потом, скажут звезды. Ведь известно, что судьба жителей маленьких рыбачьих поселков записана на небесах. Говорят, что в подобные моменты люди показывают свое настоящее лицо. Если это так, то в этот вечер Юкки впервые проявил свою истинную натуру. Он вторгся в обитель своей дамы сердца и, как рыцарь из саг, прямо перешел к делу, даже не пожав никому руки.
— Сигурлина, ты дважды в жизни оступилась. Вот твоя первая ошибка, — сказал он, указывая на Салку Валку. — А вот твоя вторая ошибка, — он поглядел на Стейнтора. — С тех пор как он появился в этих краях, он без конца увивается около тебя — днем и ночью. Я больше не потерплю неясностей между нами. Раз ты моя невеста, я пришел забрать тебя к себе домой. Собирайся. Во дворе тебя ждет только что подкованная лошадь с дамским седлом.
— У тебя, видно, не все дома, Йоким, — ответила женщина.
— Только что подкованная лошадь ждет тебя во дворе, — повторил Юкки.
— Ты, наверное, думаешь, что я твоя раба, которую ты можешь взять, посадить на лошадь и увезти, куда тебе вздумается! Ничего подобного, я свободный человек перед богом и людьми. Можешь взять свое кольцо обратно.
— Успокойся, Лина, успокойся, дорогая. Не горячитесь, постарайтесь быть благоразумными, — пыталась умиротворить их старая Стейнун.
Но Юкки из Квиума уже не слушал разумных советов. Он решил быть романтичным до конца. И, как герой одной известной саги, он обнял свою возлюбленную за плечи и повел ее к выходу. Но в этот момент поднялся Стейнтор и оттолкнул Юкки. Как это ни странно, но весь свой гнев Сигурлина обратила на Стейнтора.
— Могла бы я попросить тебя не вмешиваться в наши с Йокимом дела? У меня нет с тобой ничего общего. Ты наградил меня ребенком и бросил на произвол судьбы. И ребенок умер. А как ты обращался со мной? Стыдно вспомнить. Ты даже чуть было не совершил преступления против моей малолетней дочки. Да я могу тебя за это упрятать в тюрьму! Тебе мало было того, что ты покинул меня, так ты еще вернулся обратно. А зачем? Чтобы вконец истерзать мою душу? То ты читаешь мне какие-то стихи, будто сочиненные за границей, то приносишь башмаки и уверяешь меня, что беспокоился о нашем ребенке, хотя сразу видно, что это сплошная ложь и ботинки ты привез не для нашего мальчика. А то ты вдруг целый день не скажешь ни единого слова и даже не посмотришь на меня. И это после всего того, что я из-за тебя выстрадала. Из-за тебя у меня бегут все христианские мысли из головы, ты отпугиваешь от меня божьих ангелов-хранителей. С тех пор как ты появился здесь, я не могу по-настоящему соединиться со своим спасителем Иисусом. А теперь оба убирайтесь с глаз моих и чтобы я больше вас не видела! Вы один другого стоите, псы проклятые!
Стейнтор воспринял эту речь молча, молчание вошло у него в привычку последнее время. Йоким же напомнил своей невесте, что прошлым летом, когда он всю ночь таскал для нее сено, она совсем по-другому с ним разговаривала, и спросил ее, не забыла ли она, как нежна она была с ним на следующее утро. К несчастью, он не удержался и пустил в ход непристойные слова. Он заявил, что теперь полностью подтверждаются слухи, которые ходят о ней по поселку. Он давно подозревал, что ее набожность и любовь к псалмам не что иное, как лицемерие и обман. Теперь-то он в этом убедился лично.
Женщина ничего не ответила. Она сняла с пальца кольцо и швырнула его прямо в Юкки. Когда тот наклонился, чтобы поднять его с полу, Стейнтор поддал ему сзади коленом, да так сильно, что Юкки мгновенно очутился за порогом, и Стейнтор закрыл за ним дверь. Салка Валка не удержалась и захохотала. Они слышали, как удалился Юкки, ведя за собой лошадь.
После такого неожиданного поворота событий на кухне еще долго шумела буря. Сигурлина рвала и метала. Она сыпала угрозами и ругательствами, пока наконец с неистовым плачем не обратила свою душу к Иисусу. Так всегда поступала она в минуты тяжких испытаний. Старая Стейнун с материнской заботой и терпением пыталась убедить Сигурлину спокойнее относиться к жизненным невзгодам и прихотям судьбы, но женщина плакала сильнее прежнего и сокрушалась над своим горем перед святой троицей. Салка Валка уже не смеялась, а с раздражением слушала причитания матери и утешения старухи. Стейнтор сидел на трехногом стуле у плиты, курил трубку и молчал, хотя в глазах его мелькал опасный огонек.
Наконец вышел из своей комнаты слепой. Он остановился на пороге, как апостол, держа в руках сеть и челнок. Постоял некоторое время, прислушиваясь к плачу, стону и мольбам, и сказал:
— Так уж устроено, что у женщин слез хоть отбавляй, вот они и проливают их. Но сколько ни причитай и ни голоси, ничего не изменится. Тебе же, Стейнтор, хочу сказать одно: ты немало поболтался по свету, много и повидал — что надо и что не надо. Так послушай же, что я тебе скажу. Никогда у нас не будут люди жить по-человечески, пока ты и тебе подобные не будут сознавать ответственность перед собой и своими близкими. Я надеюсь, мне не нужно пояснять тебе…
Он не успел окончить фразу — за дверью послышалась возня, кто-то приподнял дверную щеколду, и дверь отворилась. В небольшое отверстие просунулась голова, озираясь по сторонам с осторожностью, точно боясь получить неожиданный подзатыльник. Это был Юкки.
