— Да неужто это старый Чарли Джонс? — сказал он, восторженно пожимая ему руку. — Ну, как ты вообще? Где ты пропадал? Да ведь я тебя год не видел…
— Выходит, что так! В последний раз мы повстречались в Хендивиле.
— Верно! В воскресенье…
— Вот именно. В заведении Билла Сиклса. Ну, пойдем, выпьем чего-нибудь!
Они направились в небольшой, с зеркальной дверью, салун, весело подмигивавший проходящей толпе. Он радостно проглотил их одним движением своих широко улыбающихся губ.
— Чего бы ты хотел, Келси?
— Ну, я, пожалуй, выпью пива…
— Налейте мне рюмочку виски, Джон.
Приятели облокотились на стойку, восторженно глядя друг на друга.
— Так, так, я чертовски рад тебя видеть! — сказал Джонс.
— Я думаю! — отвечал Келси. — Твое здоровье, старик!
— Пей до дна!
Они подняли стаканы, алчно оглядели друг друга и выпили.
— Ты не очень-то изменился, только здорово вытянулся, — задумчиво заметил Джонс, ставя свой стакан. — Я узнал бы тебя где угодно!
— Ну конечно, — согласился Келси. — Я тоже узнал тебя с первого взгляда. Хотя, сказать по правде, ты стал другим.
— О да, — подтвердил Джонс с некоторым самодовольством, — пожалуй, что так.
И он поглядел на себя в зеркало, где множились отражения бутылок, расставленных на полке в глубине бара. В зеркале он мог узреть свою улыбающуюся физиономию с довольно красным носом. Его котелок был небрежно сдвинут назад, две пряди волос беспорядочно свисали на впалые виски. Было в нем нечто очень земное и умудренное. Видно, жизнь не слишком его смущала: должно быть, он успел постичь всю ее сложность. Рука, побрякивающая ключами в кармане брюк, и шляпа на затылке — все обличало молодого человека с обширным жизненным опытом. А, широкое знакомство с владельцами баров весьма помогало ему сохранять обычное выражение мудрости.
Покончив с напитком, он повернулся к бармену:
— Джон, заходил сегодня кто-нибудь из нашей банды?
— Нет… пока нет, — отвечал бармен. — Старик Бликер болтался здесь днем около четырех. Он просил передать, если я увижу кого из ребят, что будет нынче вечером, если сумеет вырваться. Я видел еще О’Коннора и с ним другого парня; они проходили по улице примерно с час назад. Я так думаю, они скоро вернутся.
— Здесь завелась у нас замечательная компания, — сказал Джонс, обращаясь к Келси. — Сногсшибательная компания, говорю тебе. Тут мы как дома, когда сойдемся. Загляни как-нибудь вечерком. Мы тут почти каждый вечер. Ну, хоть бы сегодня, клянусь звездами! Будут почти все наши, и мне хочется тебя представить. Потрясающая банда! По-тря-са-ющая!
— Мне тоже хотелось бы, — сказал Келси.
— Так в чем же дело! — радостно воскликнул Джонс. — Они тебе понравятся. Это же неслыханная компания! Заходи сегодня же!
— Приду, если смогу.
— Так ведь у тебя же нет никаких дел, — сказал Джонс. — Ну вот и приходи. Почему бы тебе не провести время с хорошими ребятами? Это знаменитая банда. Знаменитая! Зна-ме-ни-тая!
— А пока мне пора домой, — ответил Келси. — Чертовски поздно. Что ты выпьешь теперь, старина?
— Дайте-ка еще чуточку виски, Джон…
— А я думаю — еще кружку пива.
Джонс опрокинул виски в свой широкий рот и поставил стаканчик на прилавок.
— Давно ты в Нью-Йорке? — спросил он. — Что ж, три года — это для ловкого парня срок немалый. Зарабатываешь прилично?.. Хотя что я, кто же может заработать в наши дни?..
Он скорбно посмотрел на свой потертый костюм.
— Отец у тебя помер, не так ли? Верно я говорю? Свалился, кажется, с лесов? Я где-то слышал об этом. Мать, конечно, жива? Я так и думал. Превосходная старая дама… Просто замечательная. Да, так, значит, ты младший из ее мальчиков… Поначалу вас было пятеро — так, кажется? Я знал тех четверых! Да, пятеро! Знаю… И все померли, кроме тебя? Теперь ты должен держать себя в руках и быть утешением для старухи мамаши. Так, так, так… Кто бы подумал, что один ты останешься из всей этой кучи кудлатых детей!.. Так, так, так… Какой все-таки странный мир… а?
Эти размышления настроили Джонса на грустный лад. Он вздохнул и угрюмо уставился на приятеля, потягивавшего пиво.
— Да, да, странный мир… Черт его подери, странный все-таки мир…
— Да, — отозвался Келси, — я остался один…
В его голосе прозвучала нотка неудовольствия — ему не понравилось, что разговор все время вертится вокруг обстоятельств, имеющих к нему прямое отношение.
— А как поживает старая леди? Помню, в последний раз, как я ее видел, она была такая живая, подвижная, словно маленький сверчок; она моталась по всей округе, выступала в Женском союзе трезвости, то об одном, то о другом…
— Что ж, она чувствует себя неплохо, — отвечал Келси.
— Так, значит, из пяти мальчиков у нее остался ты один? Так, так… Выпей-ка еще на прощание.
— Пожалуй, с меня хватит…
В глазах у Джонса промелькнуло чувство обиды.
— Ну, давай! — приставал он.
— Ладно, возьму еще кружку пива.
— Налейте еще виски, Джон!
Когда закончилась эта церемония, Джонс проводил своего приятеля до дверей салуна:
— До свидания, старина, — молвил он радушно. Его некрасивое лицо светилось дружелюбием. — Теперь обязательно заходи. Сегодня же! Понятно? Это же мировая компания! Ми-ро-ва-я!
Краснолицый угреватый мужчина высунулся из окна, отчаянно ругаясь: через два внутренних дворика он запустил пустой бутылкой в окно противоположного дома. Бутылка разбилась о кирпичную стену, и осколки со звоном упали вниз на камни. Мужчина погрозил кулаком.
Женщина с обнаженными руками, занятая развешиванием выстиранных платьев в одном из дворов, случайно посмотрела вверх и прислушалась к его словам. Вслед за мужчиной она тоже стала разглядывать другой дом. В дальнем окне какой-то юноша с трубкой громко высказывался о неудачном броске. Двое детей, находившихся в ближнем дворике, подобрали осколки стекла и начали возиться с ними, как с новой игрушкой.
Из окна, так раздражавшего мужчину, прозвучал старческий голос — там пели. Звук срывался и дрожал в воздухе, как будто у духа голоса надломилось крыло.
Неужто мне на небесах
Среди цветов гулять,
Когда другим пришлось в морях
Кровавых путь держать?..
Мужчина в противоположном окне взволновался еще пуще. Он продолжал ругаться.
Голос принадлежал маленькой старушке. Она трудилась над уборкой квартиры на четвертом этаже красно-черного дома. Руки ее были заняты горшками и кастрюлями, иногда метлой и совком. Она потрясала ими, как оружием. Казалось, это их вес согнул ее спину, искривил ее руки, отяжелил походку. Часто она погружала пальцы в раковину. Она расплескивала воду вокруг, и при этом истощенные мышцы ее рук перекатывались под дряблой кожей. И она отходила вся промокшая, словно перейдя вздувшуюся реку.
В комнате ощущалось смятение боя. Сквозь облака пыли или пара можно было разглядеть худенькую фигурку, наносящую могучие удары. Казалось, на ее пути повсюду возникают преграды.
Ее швабра, словно пика, беспрестанно угрожала демонам пыли. Лязг и звон сопровождали ее битву с неутомимыми врагами.
То была картина неуемной доблести. Работая, она часто возвышала голос до протяжного крика, до некоего странного боевого гимна, до воинственного и угрожающего призыва, который взлетал и спадал резкими нотами, терзая уши мужчины с красным и угреватым лицом:
Неужто мне на не-е-бе-сах
Среди цве-е-тов гулять…
Наконец она на минуту остановилась. Подойдя к окну, уселась, вытирая лицо фартуком. То была краткая пауза, минутная передышка. И все-таки видно было, что даже теперь она замышляет новые схватки, атаки, боевые кампании.
Она внимательно оглядывала комнату, отмечая силу и расположение врагов. Она была настороже.
Затем старушка вернулась к камину. «Пять часов», — пробормотала она, пристально всматриваясь в небольшие щегольские никелированные часы.
Из окна она оглядела густую заросль дымовых труб на крышах. Человек, работавший возле одной из труб, казался не больше пчелы.
Внизу, в лабиринте дворов, веревки, похожие на дикий виноград, цвели диковинными листьями платьев. До ушей старушки донеслись вопли мужчины с красным угреватым лицом. Теперь он был целиком захвачен неистовым спором с юношей, который привлек внимание к его неудачному броску. Оба они походили на зверей в джунглях.
В отдалении огромный пивоваренный завод возвышался над прочими домами. Большие золотые буквы рекламировали марку пива. Густой дым валил из заводских труб и растекался вблизи широкими и мощными крыльями. Казалось, что это большая летящая птица, а буквы вывески — золотая цепь, висящая у нее на шее. Старушка взглянула на пивоваренный завод. На минуту она слегка заинтересовалась — такое изумительное предприятие, такая махина!
