— Как ты здесь очутилась? — спросил он. — Я собирался за тобой в Америку.
— У меня кончились деньги. Пришлось телеграфировать домой, и мне ответили телеграммой, чтобы я шла к твоему дяде. Он меня и привез.
— А разве Алиса Кокер о тебе не позаботилась?
— Я у нее не была.
— Почему? Ах да, конечно. — Только теперь до Билла дошло. — Какой же я болван! Чем чаще я оглядываюсь на себя, тем больше убеждаюсь, что я — законченный кретин.
— Неправда.
— Правда. Столько времени не понимать, что люблю тебя! Ты меня на самом деле любишь?
— Конечно. Всегда любила.
— Не понимаю, за что, — честно признался Билл. — Вижу, что любишь. Чувствую. Но за что?
— За то, что ты — самый лучший.
— С ума сойти! Наверное, правда. Во всяком случае, когда ты так на меня смотришь, я в это верю.
Флик ухватила его за руку.
— Билл, милый, что нам делать?
Билл удивился.
— Пожениться, конечно. Чем скорее, тем лучше. К слову, мне придется искать работу, не можем же мы жить без денег. Но это устроится. Я чувствую, дядя Кули поможет. Главное — начать.
— Это будет очень трудно.
— Ничуть! Вот увидишь!
— Я про себя. Все считают, раз я вернулась, значит, согласна выйти за Родерика.
— Что? — честно изумился Билл. — Ты хочешь сказать, эту глупость еще не забыли? В двадцатом веке кто-то еще верит, будто девушку можно выдать замуж насильно?
— Если дядя Джордж и тетя Фрэнси что-то решили, неважно, в каком веке это происходит.
— Но ты не выйдешь? — встревоженно спросил Билл.
— Конечно, не выйду, — твердо отвечала Флик. — Только надо быстро что-нибудь придумать. Я точно знаю, что меня запрут. Я себя запятнала, я — беглая. Мне лучше не рыпаться, пока ты все не устроишь. Как будет готово, сообщи.
— Я напишу.
— Нет, они увидят твое письмо, и тогда все пропало.
Она осеклась. Билл, не сводивший глаз с ее лица, увидел, что она вздрогнула.
— Что такое? — спросил он.
— Билл, — быстро зашептала Флик. — Не двигайся. Стой, где стоишь, и делай вид, что ты мне — никто. Сюда идет тетя Фрэнси. Надо было догадаться, что она приедет встречать.
Женщина, идущая по перрону, настолько отвечала представлениям Билла о сестре сэра Джорджа, что ему на мгновение показалось, будто они знакомы. Тем не менее он занервничал. Тетя Фрэнси с трудом огибала багажную тележку, и Флик воспользовалась этой заминкой.
— Не двигайся. Она решит, что мы познакомились в дороге.
— Как с тобой связаться? — быстро сказал Билл. (Враг уже обогнул чемоданы.) — Придумал. Какую газету вы читаете по утрам?
— «Ежедневный обзор». Дядя Джордж издает.
— Смотри в колонке «Крик души».
Флик кивнула и быстро обернулась к величественной тетке.
— Тетя Фрэнси! — вскричала она.
С заметной холодностью миссис Синклер Хэммонд подставила беглянке щеку. Ее распирало от желания сказать то, что не принято говорить при чужих. Длиннейшая нотация дожидалась лишь той минуты, когда Билл отойдет.
Флик повернулась к Биллу.
— До свидания, мистер Роулинсон, — весело сказала она, протягивая руку. — Спасибо, что помогли с вещами.
Билл понял намек. Он поклонился величественной тете Фрэнси и пошел прочь, чувствуя себя средневековым рыцарем, который за более спешными делами оставил деву дракону.
Глава XV. Джадсон встречает старую знакомую
Официант, подав кофе и сигары, удалился, и Билл, перегнувшись через стол, заговорил доверительным шепотом.
— Джадди, старик, — сказал он, — я должен тебе кое-что сообщить.
За время еды он не единожды собирался с духом, чтобы начать, но всякий раз оркестр (имевший дурную привычку неожиданно вступать с «Богемой» или еще более громкой классикой) разражался очередным пароксизмом. Билл, который испытывал острую потребность излить душу, бесился. Со встречи на вокзале Ватерлоо прошла неделя. Всю эту неделю он носил в сердце тайну, и она с каждым днем все сильнее рвалась наружу.
Пришло время поделиться ею хоть с кем-нибудь, а во всем большом городе на роль слушателя годился один Джадсон. Друг с удовольствием затянулся.
— Валяй, — добродушно произнес он.
Во-первых, у него самого была припасена приятная тайна, во-вторых, он был сегодня расположен ко всему миру, а к Биллу — особенно. За последнюю неделю между ними восстановилось прежнее уважение. Сникший было друг внезапно ожил, словно политый цветок. Он насвистывал, расхаживая по квартире, а сегодня превзошел самого себя, пригласив Джадсона пообедать в «Регенте», а после закатиться на ревю в «Альгамбру». Джадсон всецело одобрял перемену.
Билл опасливо огляделся. Официант исчез. Ближайшие посетители сидели достаточно далеко. Оркестр вышел из очередного приступа и теперь медленно оправлялся, неспособный временно производить шум. Билл решил, что можно продолжать.
— Ты не заметил, что в последние дни я несколько изменился? — спросил он.
— Еще как! — от души поддержал Джадсон. — Прямо солнечный луч.
— Так я скажу тебе, отчего. Джадди, старина, я понял, что такое любовь.
— Как, опять?! — воскликнул Джадсон.
Билл нахмурился. Он ждал большего такта.
— Если ты про Алису, — сухо сказал он, — то это было наваждение.
— Ясно.
— Теперь все по-настоящему.
— А!
— Что значит «а!»? — обиженно переспросил Билл.
— Ничего. Просто «а!». Можно же, — сказал свободолюбивый Джадсон, — воскликнуть «а!».
— Это прозвучало так, словно ты сомневаешься в моих словах.
— Да ничуть. Я просто подумал…
— Что?
— Ну, не слишком ли скоро? То есть неделю назад ты сходишь с ума по Алисе, а через семь дней забываешь ее и влюбляешься в другую. Нет, я тебя не виню, — милостиво заключил Джадсон. — Я вообще за быстроту.
Билл уронил пепел в кофейную чашку. Он жалел, что вынужден изливать ему душу. Бесчувственный чурбан — вот Джадсон Кокер в двух словах. Потрепаться о пустяках — пожалуйста, но никакого сердца.
— Я не знаю, что ты считаешь быстротой, — сказал Билл.
— Может, тебе показалось, что это было не так и скоро, — сказал примирительно Джадсон.
— Я знаю Флик много лет.
— А, Флик! — с жаром подхватил Джадсон. — Таких девушек поискать. Если бы ты полюбил Флик…
— Я полюбил.
— Давай-ка разберемся, — сказал Джадсон и отхлебнул кофе, чтобы прояснить мысли. Вечер проходил в сугубо безалкогольном духе, тем не менее в голове у него слегка мутилось. — Неделю назад ты был без ума от Алисы. Потом ты влюбился в другую девушку и рассказал мне о ней. Теперь ты говоришь, что любишь Флик. Не понимаю. По-моему, это верная дорога к двоеженству. Я сам, — великодушно добавил Джадсон, — ничего против двоеженства не имею. Наверное, очень приятно, когда у тебя два дома.
Билл внутренне застонал. Лучше изливать душу диктофону, чем тратить слова на это бессмысленное существо.
— Нет, какой болван! — в сердцах произнес он. — Неужели до тебя не дошло, что я с самого начала толкую о Флик?
— То есть девушка, в которую ты влюбился, — Флик? — изумленно произнес Джадсон. — Не вторая, в смысле не третья?
— Нет никакой третьей девушки, — сквозь зубы процедил Билл.
— Ты сказал, что есть.
— Ничего я не говорил. Я внезапно понял, что всегда любил только Флик.
— А! Теперь ясно. Ты всегда любил только Флик? Жаль, ты не понял раньше, когда она не уехала в Америку.
— Если б она не уехала в Америку, я бы этого не понял.
— Что же ты будешь делать? Пошлешь телеграмму?
— Она вернулась.
— Неужели?
— Да. В субботу я встречал дядю и увидел ее, — голос Билла дрогнул. — Джадди, я сказал, что люблю ее, и она ответила, что любит меня.
— Обалдеть.
— Что она во мне нашла? Ума не приложу.
— Я тоже, — согласился Джадсон.
— Но тут есть одна загвоздка. Понимаешь, она вернулась, чтобы выйти за Пайка.
Джадсон содрогнулся.
— За того, который написал, что Тодди ван Риттер основал Шелковый Клуб? Слушай, Билл, ты должен вмешаться. Это же ни в какие ворота. Я ничего не имею против Тодди. Тодди, доложу тебе, повел себя крайне благородно — сегодня я получил от него письмо, — но вот Пайк… Ты должен любой ценой ее остановить, чтоб она за него не вышла.
— Она и не выйдет, — твердо сказал Билл. — Ты пойми, она осталась на мели, струсила и послала своим телеграмму, что хочет домой. Они все устроили, но теперь считают, что она выйдет за Пайка…
— За эту скотину! — возмутился Джадсон. — За последнего подонка! Это невозможно.
— Этого и не будет, — нетерпеливо произнес Билл. — Но пойми, она не может снова сбежать из дома, пока не уверена, что я смогу о ней позаботиться. А загвоздка в том, что я не могу о ней позаботиться, пока не докажу дяде, что способен работать.
