— Ничуть?
— Ничуть.
— Энн, мой ангел, — сказал Джеф с чувством. — Если бы ты знала, какой ты ангел, ты бы не поверила.
Объятие, последовавшее за этими словами, одобрил бы сам лорд Аффенхем. Наконец Энн высвободилась из рук Джефа. Вид у нее был немного задумчивый. Она вздохнула.
— Знаешь, — сказала она, — жизнь сурова.
Джеф не мог с этим согласиться.
— Ничуть. Не желаю ничего слышать против жизни. Она прекрасна. О чем ты?
— Моллои уехали с нашими бриллиантами.
— Ну и что?
— Ты не расстроен?
Джеф взглянул озадаченно.
— Не понимаю. Ты сказала, что любишь меня?
— Да, припоминаю что-то такое.
— И выйдешь за меня замуж?
— Да.
— И ты думаешь, что я буду убиваться из-за каких-то бриллиантов?
— Я просто сказала, что жаль. Разве ты не предпочел бы жену с приданым?
— Ты знаешь, что такое приданое?
— Конечно.
— Удивительно. Домашние уроки истории, классической литературы…
— Так предпочел бы?
— Жену с приданым? Конечно, нет. Что деньги? Не будь у нее ни гроша, честная, милая английская девушка достойна составить пару знатнейшему из людей страны.
— Счет в банке не помешает английской девушке быть такой же честной и милой. При всей любви к дяде Джорджу я бы с радостью огрела его банкой по голове.
— Милости прошу. Вот и он. Уверен, у него отыщется еще банка.
Лорд Аффенхем всегда ступал тяжело, и глаза у него нередко были стеклянные, но сейчас Джефу показалось, что походка его еще тяжелее обычного, а глаза — еще стекляннее. В целом (если не считать того, что лицо его было покрыто угольной пылью, не вполне уместной на траурной церемонии), он выглядел так, словно только что похоронил лучшего друга.
Энн, как любая женщина, заметила прежде всего телесный изъян.
— Милый, что ты сделал со своим лицом? — вскричала она.
Взгляд лорда Аффенхема из стеклянного стал горящим. Было ясно, что его гнетут какие-то тягостные воспоминания.
— Это не я, а подлая тварь Трампер. Он кидался в меня углем.
— Углем? — удивилась Энн.
— Углем очень удобно кидаться, — заверил Джеф. — Вообще полезная вещь. А за что? Или он не объяснил?
— Ему не понравилось, что я целую миссис Корк.
Весь вечер Энн не покидало ощущение, что она спит и видит сон; сейчас оно еще усилилось.
— Ты поцеловал миссис Корк? Зачем?
— Я хотел, чтобы она вышла за меня замуж.
— И естественно, — объяснил Джеф, — твой дядя ее поцеловал. Когда хочешь на комто жениться, поцелуй — первое дело. Взять хоть нас с тобой. Если б ты меня не поцеловала, я, может быть, и не сделал бы тебе предложения. Я был на перепутье.
Энн строго взглянула на него.
— Не знаю, сознаете ли вы, Дж. Дж. Миллер, — сказала она, — что вам грозит серьезная опасность снова услышать от меня «Да?».
— Ты уже попробовала и видишь, что вышло. Я совсем не то жалкое существо, которое сжималось под твоим взглядом сегодня вечером. Ты не представляешь, как смелеет человек, узнав, что ты его любишь. — Он повернулся к лорду Аффенхему. — Не обращайте внимания. Любовная воркотня. Мы помолвлены.
— Лопни кочерыжка. Неужели?
— Да. Она одумалась. Миссис Корк, насколько я могу заключить по вашему виду, нет. Что случилось? Не смогли ее уломать?
— Все пошло не так. Я открыл дверь, она вышла, я ее поцеловал.
— Вам не пришло в голову сказать, что вы и есть пропавший лорд Аффенхем?
— Нет. А что?
— Она могла удивиться, что ее целует дворецкий.
— Об этом я не подумал. — Лорд Аффенхем понимающе кивнул. — Вот, наверное, почему она решила, что я пьян, и велела пойти проспаться.
— Наверное, поэтому.
— Да это и неважно, потому что она выходит за Трампера. Оттого он и кидался в меня углем. Кончилось тем, что она меня уволила. Сказала, ей плевать, что там в договоре, и если лорд Аффенхем подаст на нее в суд, она обратится в Палату Лордов. Впрочем, вряд ли я стану с ней судиться. Было бы из-за чего.
Энн, которая столкнулась с обычной трудностью, подстерегавшей в диалогах Аффенхем-Миллер, воспользовалась короткой паузой, чтобы вставить слово.
— Бедная Энн! — сказала она. — Бедное маленькое дитя. Что ждет эту милую девушку с чокнутым мужем и полоумным дядей. Джеф?
— Да, моя радость?
— Поскольку ты кажешься мне чуть более нормальным, чем дядя, не объяснишь ли ты, что здесь происходит?
— Объясню. Ты видишь перед собой, — начал Джеф, — белейшего человека в мире. Нет. В данных обстоятельствах это не подходит. Я хотел сказать, что твой дядя — герой. Он собирался жениться на миссис Корк, чтобы вернуть тебе утраченное состояние.
— Дядя Джо-ордж! — вскричала Энн, совершенно сраженная.
— Все в порядке, дорогая, — сказал лорд Аффенхем. — Ничего другого не оставалось. Noblesse oblige, понимаешь, noblesse oblige.
Он так явно любовался собой, что Джеф пожалел о своих словах. Как часто искренняя хвала неоправданно кружит голову!
Он поспешил внести коррективы.
— Хорошо вам стоять тут, как Сидни Картон, — холодно сказал он. — Самопожертвования не потребовалось бы, будь у вас хоть унцией больше мозгов, чем на бильярдный шар.
— Выбирайте слова, Джеф, — обиделся лорд Аффенхем, и Энн, по-видимому, согласилась.
— Этот Миллер, — сказала она, — невесть что о себе думает. Наглый, заносчивый тип, каких я на дух не выношу.
Джеф стоял на своем.
— Я сказал на бильярдный шар, и не отступлю от своих слов. Почему этот болван не положил бриллианты в банк?
— Ты назвал моего дядю болваном?
— Да.
— Наверное, пора было кому-то это сказать, — промолвила Энн. — Впрочем, ты же знаешь, он не доверяет банкам.
— Ну, конечно.
— А если человек не доверяет банкам, он естественно не хочет, чтобы банку достались его бриллианты.
— Не понимаю, чем в банке хуже, чем у Моллоев.
— Согласна.
Лорд Аффенхем не участвовал в разговоре. Заявив протест, он по обыкновению ушел в себя. Подрагивание бровей показывало, что мозг его трудится. Теперь он вынырнул из забытья с громким «Лопни кочерыжка!»
— Минуточку, — вскричал он. — Сейчас, сейчас. Джеф!
— Милорд?
— Продолжайте, пожалуйста, говорить «в банке».
— «В банке»?
— Он просит говорить «в банке», — объяснила Энн.
— Да? Хорошо. В банке… в банке… в банке… Долго еще? — спросил Джеф.
— Вот что я вам скажу, — объявил лорд Аффенхем. — Я серьезно сомневаюсь, что положил бриллианты в табачную банку. И все же слова «в банке» очень важны. Как и слово «пруд». А пока не говорите со мной. Я хочу подумать.
Он впал в прострацию, и Джеф повернулся к Энн.
— Я люблю тебя, — сказал он.
— Это хорошо, — отвечала Энн.
— И буду любить всю жизнь.
— Лучше и лучше.
— Ты знаешь, что муравьи бегают быстрее в жаркую погоду?
— Быстрее кого?
— Быстрее других муравьев в холодную, вероятно.
— Ты не обманываешь?
— Нет.
— Это правда?
— Чистая правда. И я люблю тебя.
Лорд Аффенхем тяжело поднялся с кресла. Все его лицо — брови, нос, глаза, подбородок и верхняя губа — лучилось довольством. Даже уши слегка подрагивали от восторга.
— Я знал, что вспомню, — сказал он. — Я никогда ничего не забываю начисто. Надо было только дать мне время. Бриллианты целы. Они — в банке.
— Правда? — вскричал Джеф.
— В каком банке? — воскликнула Энн.
— Не в каком, а в какой. В лодочной банке, — сказал лорд Аффенхем. — Не знаю, известно ли вам, но скамейка в лодке зовется банкой. Я отчетливо все помню. Был чудесный весенний день. Я гулял по берегу и просто из любопытства заглянул в лодку. Под банкой оказалось что-то вроде ящика. Я сходил за бриллиантами и спрятал их там.
Он вышел в стеклянную дверь. Энн с надеждой взглянула на Джефа.
— Думаешь, они там?
— Конечно, нет.
— Ты — пессимист.
— Я просто смотрю на вещи здраво, — сказал он. — Ни за что не поверю, что твой дядя спрятал бриллианты в таком простом, надежном месте как лодочная банка. Нет, это его очередной фальстарт. Нам надо тихо и спокойно подумать о будущем, забыв про всякие бриллианты.
— Мое приданое!
— Брось.
— Я хочу принести тебе приданое.
— Я сказал, что мне не надо твоего приданого. Неужели Миллер из Холси-корта не сможет прожить с женой без ее денег? В скоромном довольстве, учти, не в роскоши. По началу, конечно, придется экономить. Ты будешь готовить, я — мыть посуду. Нет, черт возьми, не буду. Посуду будет мыть твой дядя. Разумеется, он поселится с нами, так что пусть отрабатывает свой хлеб. Что толку иметь в доме опытного дворецкого, если не можешь приставить его к делу? Значит, договорились. Ты будешь готовить, твой дядя — мыть посуду, прислуживать за столом, отвечать на дверные звонки, исполнять мелкие поручения, чистить серебро…
— Какое серебро?
— У меня есть маленький кубок. Я выиграл его в школе в забеге на четверть мили.
— А ты?
— Я буду лежать на диване с трубочкой и приглядывать за всем.
— Вот как?
— И, разумеется, вносить неповторимый Миллеровский штрих.
