- Не думайте, что я, упаси боже, прирожденный шулер, картежник, мазурик! То есть я, конечно, не праведник. Мне нечего перед вами рисоваться - ведь я не собираюсь с вами породниться, не прошу денег взаймы; боюсь, и сами вы, извините за выражение, такая же голь, как и я. Другой на моем месте обязательно приукрасил бы, а я говорю в открытую. У меня правда вся на поверхности, как на тарелочке. Нужда, понимаете ли, заставила взяться за этот горький хлеб. Один мой хороший знакомый говорит: лежит - бери, не то другой возьмет! Короче говоря, я вертелся на этих именинах до тех пор, пока не разразился скандал. Мы нарвались на молодчика вроде меня, который привел с собой «кокарду». Я поразмыслил и тут же смылся, а там на короткое время и вовсе исчез. Я, видите ли, не люблю, когда ко мне пристают с вопросами: «Кто вы такой? Чем занимаетесь? Ваша профессия?» Ведь если каждого экзаменовать, то, поверьте, больше половины города придется отправить в арестантские роты. Что? Разве не так?
Ни Бронзентолер, ни его квартирант не сказали ни «да», ни «нет». Они хотели выслушать биографию нового соседа до конца, и он доставил им это удовольствие и продолжил свой рассказ.
- Однако долго ходить без работы тоже не дело. К тому же искушение больно велико. Кто однажды испробовал карты, жить без них не может. Тянет, как пьяницу к водке. Я воздерживался, соблюдал пост до тех пор, пока не познакомился в бильярдной с одним стрелком, который открыл мне глаза, ввел в новый мир, именуемый клубом. И тут для меня началась новая жизнь, я познал, что такое рай земной! Словечко-то какое - клуб! Сюда можно прийти когда угодно, играть с кем угодно, во что угодно и на любую сумму. Желательно вам - стойте в стороне, глядите и «мажьте» сколько влезет, а нет - садитесь за стол и «отвечайте» на карту. Везет - хорошо, нет - ложитесь в гроб! Что поделаешь? Не привелось, видать, с медведем поплясать. Никто не спрашивает, кто вы такой, откуда у вас деньги. Выиграли вы или проиграли - никому до этого дела нет. Пока у вас бренчит в кармане и есть что ставить - вы ставите, нет - катитесь на все четыре стороны! Вот что значит клуб! Можете в один день спустить целое состояние, проиграть последние штаны. Зато, если придет карта и придут пасы, делайте так, как делал я, когда мне везло! Режьте, рубите, крошите, дерите шкуру! Выматывайте из этих недоносков кишки, мать их черт!
Аркадий так расходился, что грохнул кулаком по столу, и сочинитель чуть не свалился на пол.
- Полегце немного! - предупредил рассказчика Бронзентолер. - Вы снова насмерть перепугали моего Чемчурочку.
Аркадий стал извиняться:
- Понимаете, досадно! Ну зачем я отдал им обратно свое золото? Я мог убраться оттуда с порядочным кушем, и не один раз, а много раз; завести лошадок и выезд на резиновом ходу, приобрести шубу, сунуть руки в карманы, как другие это делают, - и вот вам добропорядочный обыватель Егупца. Но черт его знает, что со мной. Проигрываю - это меня не трогает. Но как только начну выигрывать - сразу кажется, вот они, пришли пасы! И я уже мечтаю добраться до тринадцатого выигрыша. Я рвусь, лезу на стену, стреляю пачками: двадцать пять против двадцати, пятьдесят против сорока, сто против восьмидесяти, двести против ста шестидесяти! Ставлю четыреста против трехсот шестидесяти, восемьсот против шестисот сорока!..
- Стоп! - остановил его Бронзентолер. - Этак вы можете за шестую тысячу заехать.
Аркадий немного обиделся.
- Вы, наверное, думаете, что я преувеличиваю, рассказываю бабушкины сказки? Можете говорить что угодно, но лгуном я никогда не был. Чтоб мне не свидеться со своей старушкой-матерью! Это самая большая моя клятва. Потому что мать для меня самое дорогое. Я и поныне посылаю ей целковый в неделю, хоть тут гром греми и молния сверкай! И чтоб мне так счастье привалило, чтоб мне поскорей пришли все тринадцать выигрышей, как я говорю вам правду! Все несчастье в том, что нет у меня четвертного билета и я не могу отправиться в клуб. Понимаете ли, вышла вся мелочь, и к тому же задолжал друзьям-приятелям. У меня даже волосы на голове запроданы. Отнес в ломбард золотые часы, кольцо, подобрал каждую уцелевшую ценность и заложил. А после всего этого, доложу я вам, если мне удастся добыть четвертной билет, а я его с божьей помощью добуду, я тут же сколочу состояние в сто тысяч рублей. Вы смотрите на меня как на сумасшедшего? Так ведь? А вот я вам подсчитаю, и вы сами убедитесь, что такой молодец, как я, может сделать из двадцатипятирублевой бумажки сто тысяч чистоганом, да еще с хвостиком. Знаете вы, что такое тринадцать выигрышей с четвертного билета? Ну-ка, потрудитесь, возьмите перо и чернила!
- Насчет этого у меня Чемчура мастер, - заявил Бронзентолер.
Тут сочинитель, обмакнув перо в чернильницу, уставился на Аркадия. А тот стал диктовать:
- Пишите, пожалуйста: двадцать пять, и пятьдесят, и сто, и двести, и четыреста, и восемьсот. Каждый выигрыш вдвое больше предыдущего! Тысяча шестьсот, затем три тысячи двести, шесть тысяч четыреста, двенадцать тысяч восемьсот. У нас тут только десять пасов! Дальше - двадцать пять тысяч шестьсот, пятьдесят одна тысяча двести и сто две тысячи четыреста. Теперь - понимаете, как у меня дела идут!
Аркадий рассмеялея при этом, по обыкновению, чуть взвизгнув, сунул сигару в зубы, руки заложил в карманы и, сделав несколько шагов, остановился посреди комнаты, чуть выставив одну ногу и легко покачиваясь всем корпусгэм. Он выглядел человеком, к которому только пришли все тринадцать пасов и который приобрел кругленькую сумму. Настоящий барон!
Кто в эту минуту не видал Аркадия Швейцера, тот сроду не видел счастливого человека.
Глава 6
- Так, значит! - пропел Бронзентолер и вытянулся во всю свою длину. - Теперь я понимаю, чего вы добиваетесь. Вы ищете вчерашний день, а иначе говоря, тринадцатый выигрыш. Хотите постичь игру до самых глубин. Конечно, конечно! Ничего не скажешь, и это дело. Но дело не столь верное, как вам кажется.
Аркадий Швейцер почувствовал себя обиженным.
- Не столь верное, говорите? Благо вам, когда фабрики ваши дымят, пароходы бороздят моря, мельницы мелют, а сами вы сидите на готовеньком и стрижете купоны в ваших книжках из папиросной бумаги. Извините, господин хороший, но я хочу спросить вас, напшиклад[4], чем вы-то сами, собственно, занимаетесь?
- Чем занимаюсь? Эге-ге-ге! - затянул хозяин. Многие ломали над этим голову - хотели уразуметь то же самое. Вон околоточный уже сколько раз допытывался. Только черта с два кому-нибудь такое в голову взбредет!
- В чем же дело? Вы пишете мезузы[5] или изгоняете бесов? Может, вы печатаете фальшивые бумажки? Мне вы можете сказать, это будет погребено, как в железном сундуке со звоном.
- Э, да я вас совсем не боюсь, пусть вам это не кажется. Все дело в том, что здесь и говорить не о чем.
- Но название зтому должно быть?
- В том-то и штука, что никакого названия нет. Ну, какое название можно этому дать, как по-вашему, Чемчура? Что вы молчите?
Маленький сочинитель, точно очнувшись о сна, спрыгнул с кровати и, подтанцовывая, по своему обыкновению, поправил очки и повернулся на одной ноге.
- Как назвать ваше занятие? Да ему нет названия.
- Вот видите! - заметил хозяин, показывая глазами на сочинителя. - Видели, как Чемчура павернулся только что на одной ноге и остался на месте? Точно так и я верчусь вокруг одного дела, очень большого, уже бог весть с каких пор. Верчусь, верчусь, и все на том же месте.
- А-а! Ну, теперь все понятно! - ухмыльнулся Швейцер. - Вы маклер. Из тех маклеров, что продают вершины егупецких гор, тень бойберикского леса, меняют вчерашний день на одесский лиман и прокладывают железную дорогу прямым сообщением из Мазеповки на луну. Так и говорите! Чего ж вы канителите? Вы - наш брат. Мое почтение вам! Когда есть необходимость, я тоже заявляю, что я маклер. У меня в чемодане тоже лежат две-три описи богатых поместий, где имеются прекрасные леса, огромные дворцы, породистые лошади, зеркальные пруды, богатые рыбой и дикими утками.
- Те-те-те! - прервал его Бронзентолер. - Ох и шутник! Смотрите-ка, как он раскудахтался - ни дать ни взять проповедник в синагоге! Ничего подобного! Я никогда не был маклером и никогда им не буду. Даже и не касался маклерства. Мое дело - наследство. Мы тягаемся из-за наследства, из-за большого наследства.
- Наследство? - подхватил Аркадий. - От кого? От какого-нибудь дедушки? Наверно, большое хозяйство - несколько деревень со стадами, с отарами овец, с водяными мельницами, корчмами, с великим множеством построек, с каменными лавками. Как же иначе - еврейское наследство!
- Опять! Вы снова распустили свой язык? Если хотите выслушать меня, то не перебивайте! Ведь я вас не перебивал, - резко сказал Бронзентолер и, сладко затянувшись папиросой, оперся о стол, вытянул длинные ноги и принялся рассказывать. А оба жильца напряженно слушали.
- Наследство наше состоит из наличных денег и достигло уже с процентами и депроцентами круглой суммы в девяносто девять миллионов.
