— Где мой ребенок?
— Господи помилуй, как ты меня напугала! — сказала миссис Спайрс, обернувшись от плиты и прислонясь к столу, уже накрытому для ужина, — Кто же так входит в дом — не окликнет, не постучит!
— Извините, но я очень беспокоюсь о своем ребенке.
— Так беспокоишься? Вот и видно, что он у тебя первый. Вон он — лежит себе в колыбельке.
— Вы послали за доктором?
— За доктором? Мне нужно ужин готовить для мужа.
Эстер вынула ребенка из колыбели. Он проснулся и заплакал. Эстер сказала:
— Я присяду на минутку, если позволите. Бедняжка голоден.
— А если миссис Риверс узнает, что ты даешь грудь своему ребенку?
— Мне наплевать, пусть знает. Он похудел. Он очень изменился за эти десять дней…
— А ты что же, хочешь, чтобы ребенок без матери рос, как при ней? И как это тебе удалось оттуда выбраться? Ты небось ушла прямо следом за мной?
— Не могла же я там оставаться, когда мой ребенок болен.
— Так неужто ты ушла совсем? Бросила такое место?
— Она сама сказала: если я уйду, могу больше не возвращаться…
— А ты что сказала?
— Сказала, что я и не собираюсь возвращаться.
— Ты ведь как будто говорила, что у тебя нет денег. Так что же ты, позволь тебя спросить, намерена теперь делать?
— Не знаю.
— Послушайся моего совета, ступай обратно и попроси, чтоб она тебя простила на первый раз…
— Ну нет, она меня нипочем не возьмет обратно.
— Возьмет, возьмет. Твое молоко годится для ее ребенка, а это для них самое главное.
— Не знаю, что теперь будет со мной и с моим ребенком.
— Да, я тоже не знаю. Не можешь же ты всю жизнь жить в работном доме, а ребенок будет вечно связывать тебя по рукам и ногам… Ты не пробовала как-нибудь добраться до его папаши?
Эстер покачала головой, и миссис Спайрс увидела, что она плачет.
— Я одна как перст, — сказала Эстер — Не знаю, что мне делать, чтобы не пропасть!
— Да и пропадешь. С ребенком на руках разве выкрутишься… Все вы, молодые, на один лад. Первые две-три недели не надышитесь, не нарадуетесь на свое сокровище, а потом начинаете от него уставать, — я же вас знаю. Это ж такая обуза! И тогда пойдут жалобы — и зачем только я его на свет произвела да почему он не родился мертвым! Не скажу, чтобы мне совсем было их не жалко, этих бедных крошек, да ведь они не понимают ничего, и для них самих куда лучше, если господь их приберет, право слово, лучше. Ну что их ждет впереди — одни беды Я частенько думаю, что не надо бы их трогать, дать бы им спокойненько отправиться на тот свет — самое было бы доброе дело. Ну не так, чтобы нарочно забросить без всякого присмотра, но когда на одних руках их штук десять — двенадцать, сама понимаешь, что можно тут поделать, а у меня их иной раз и больше набирается. Думается, они еще должны сказать мне спасибо…
Эстер молчала. Решив по выражению ее лица, что она совсем отчаялась, миссис Спайрс рискнула пойти дальше.
— Вон там, в углу, еще ребенок — его тоже одна служанка, вроде тебя, принесла… Сама, как ты, пошла в кормилицы к богатой даме за фунт в неделю. Ну, теперь скажите мне на милость, как может она вырастить этого ребенка? Он у нее маленький, слабенький, ему нужен доктор и хороший уход. Если этот ребенок не уберется на тот свет, он начисто загубит жизнь матери. Ты меня слышишь?
— Слышу, — отвечала Эстер как в полусне. — Она что же — совсем не любит своего ребенка?
— Поначалу-то она их всех любила, но только если бы они у нее выживали, что бы с ней тогда сталось, спрашивается? У нее их было четверо, этот вот пятый… А так они ей и ничего не стоят, только еще деньги приносят. И без места она ни разу не сидела, кормилицы всегда нужны.
— Они, выходит, все до единого умерли?
— Все, все умерли, да и этот, последний, похоже, долго не протянет… — вон он какой, — сказала миссис Спайрс, вынимая ребенка из колыбели, чтобы покачать его Эстер.
Эстер поглядела на маленькое, сморщенное, перекошенное от боли личико, и слабый, жалобный писк прозвучал в ее ушах отголоском горестной судьбы.
— Прямо за сердце хватает, — сказала миссис Спайрс, — истинный бог, правда. Только, если господь призовет их к себе — это для них избавление. Ведь кому они нужны? А их сотнями рожают каждый год. Да куда там — тысячами, и все погибают, как молодые побеги. Плохо им, плохо, бедным крошкам, и потому и для них и для всех лучше, когда их господь приберет. Ну к чему они — одни лишние расходы да позор…
Миссис Спайрс все говорила и говорила, слова сыпались быстро, монотонно, усыпляюще. Налив в детскую бутылочку молока, она взяла с буфета кувшин с водой.
— Но это же холодная вода, — сказала Эстер, выходя из своего столбняка, порожденного отчаянием. — У ребенка обязательно начнутся рези в животе.
— А где я возьму горячей воды? Сейчас погрею бутылочку перед огнем, и все будет как надо.
Не спуская глаз с Эстер, миссис Спайрс подержала бутылочку перед очагом и, надев на нее соску, сунула ребенку в рот. Вскоре из колыбельки донесся жалобный плач.
— Этому бедняжке с первого дня все худо и худо. Не удивлюсь, если он скоро помрет, — может, и до утра-то не протянет. Вот он какой плохонький стал. Что ни говори, а жаль их, хоть и понимаешь, что нет им места на земле. Бедные ангелочки умирают даже некрещеными.
— Этого ребенка и не крестили даже?
— А кто ж его будет крестить?
— Окрестить каждый может. Я его окрещу. Найдется у вас вода?
Миссис Спайрс наполнила водой таз.
— Вода совсем холодная, — сказала Эстер. — Это может убить ребенка.
— Ну так обойдется без крещения. Нет у меня горячей воды, — сердито отрезала миссис Спайрс.
Эстер взяла таз, окунула пальцы в воду и, побрызгав водой на ребенка, произнесла:
— Во имя отца и сына и святого духа я, Эстер, окрестила тебя.
— Ну, такое крещение немногого стоит.
— По-вашему, значит, только то крещение годится, когда с погружением в купель?
Миссис Спайрс только пожала плечами и принялась готовить ужин для своего супруга. Несколько раз она порывалась что-то сказать, но не решалась. Эстер, признаться, ставила ее в тупик. Действительно ли она так любит своего ребенка, что это поможет ей преодолеть все трудности, или это преходящая привязанность молодой матери, которая угаснет под бременем невзгод, утратив весь свой первоначальный пыл? Миссис Спайрс не раз слышала такие же речи от других матерей, но, когда тяготы жизни обрушивались на их плечи, они поддавались соблазну избавиться от своей обузы. Миссис Спайрс не верилось, что Эстер не такая, как другие. Если повести себя с ней умно да осторожно, она в конце концов поступит так же, как те. И все же сделать Эстер откровенное предложение у миссис Спайрс не хватало духу, что-то ее удерживало. А упустить Эстер ей тоже не хотелось — пять фунтов на земле не валяются. Три колыбельки приносили каждая по пять фунтов. Если Эстер можно будет урезонить, доход с колыбелек возрастет до двадцати фунтов, а деньги нужны были миссис Спайрс позарез. Наконец алчность еще раз развязала миссис Спайрс язык. Она снова заговорила о матери умирающего ребенка; она старалась изобразить себя в роли ее ангела-хранителя. Если бы не она, что бы эта бедная девушка делала? Ведь она всех своих ребятишек приносила к ней.
— И они все умирали? — спросила Эстер.
— Все. Да туда им и дорога, — сказала миссис Спайрс, позволив своему нетерпению на мгновение возобладать над осторожностью. Что, в конце концов, эта нищая потаскушка издевается над ней, что ли? Тоже мне принцесса, пришла сюда нос задирать. Ну, не на такую напала, она ее в два счета поставит на место. По тут миссис Спайрс увидела, что Эстер плачет. Слезы миссис Спайрс всегда считала добрым знаком и поэтому решила еще разок попытать счастья, — Чего же ты ревешь? — спросила она.
— Ах, я даже не знаю, где мне сегодня приклонить голову, — сказала Эстер. — У меня осталось всего три пенса, и ни единой близкой души на всем свете.
— Ну, вот что. Ты меня слушай, я дело говорю. Чего ты на меня уставилась, будто я тебе враг? Я ведь не одну бедную девушку выручала из беды и тебе тоже помогу, если не будешь дурочкой. Сделаю для тебя то, что сделала для других. Дашь мне пять фунтов…
— Пять фунтов? Да у меня всего несколько пенсов.
— Ты слушай меня. Ступай назад к своей хозяйке, она тебя примет обратно, — ребенок у нее поправляется на твоем молоке, а ей больше ничего не надо. Попросишь у нее вперед пять фунтов, она даст, если ты скажешь, что это нужно, чтобы освободиться от ребенка, — они все страсть как не любят, когда их кормилицы тоскуют по своим собственным, им нужно, чтобы они их совсем забыли. Они первым делом спрашивают, жив ли ребенок, и не очень-то любят нанимать кормилиц с живым ребенком, так что будь спокойна, она даст денег, если ты скажешь, что нужно заплатить кому-то, кто согласится усыновить ребенка. Ты так ей должна сказать.
