— Вот как! Так ты что, не знаешь устава? Уставной порядок не для тебя? Почему поступаешь так, как заблагорассудится? Если во время исполнения маневра каждый будет делать то, что взбредет ему в голову, то может произойти авария. Ты знал об этом?
— Знал.
— Тогда зачем полез к установке без разрешения военного мастера?
— Я подумал, что надо действовать немедля. К тому же он все равно бы не разрешил.
— Потому что не время. Он знает службу лучше, чем ты. Во время маневра нарушать дисциплину — это трудно даже себе представить! По возвращении в порт отправишься на пять суток на гауптвахту.
— Есть! — тихо ответил матрос.
— Можешь идти, — сказал командир. — Подожди секунду. Ты помнишь, чтобы на нашем корабле кого-нибудь наказывали?
— С тех пор как я здесь, нет.
— Так вот, имей в виду, что ты открываешь список нарушителей. Еще пару таких нарушений, и можно будет расстаться с надеждой завоевать звание «Передовой корабль»…
— Товарищ командир, простите, не сажайте меня на гауптвахту. Ваше предупреждение для меня хуже, чем наказание. Почему экипаж должен страдать из-за меня?
— Нет, Штефанеску. Ты нарушил устав. Что будет, если все начнут так поступать? Представь, я отдаю команду «Машины, полный ход!» — а они действуют по-своему. Или кок не приготовит чорбу. Так почему я должен тебя прощать? Какой пример для других? Нет, пусть все знают о твоем поступке и обсудят его на собрании Союза коммунистической молодежи… Теперь можешь идти.
— Есть! — мрачно ответил матрос и вышел. Командир снял фуражку, бросил ее на карту, разложенную на столе, и вытер лоб платком:
— Тяжело с этим народом.
— Я бы его простил, — сказал Нуку.
— Ты думаешь, я наказал его с легким сердцем? Есть иногда ситуации, когда приходится руководствоваться не велением сердца, а чувством долга.
— Твердость командира, — прокомментировал Нуку.
— Точно. Ты думаешь, легко лишиться на несколько дней члена экипажа, тем более сейчас, в период подготовки к учениям? Конечно, я снижу ему наказание, но на гауптвахту все равно отправлю. Пусть этот Штефанеску поразмыслит в спокойной обстановке. Переполнилась чаша моего терпения — эти постоянные споры, постоянные возражения… Пусть подумает.
— Это должно пойти ему на пользу, — согласился Нуку.
— К сожалению, строгое наказание не всегда дает желаемые результаты. Мне приходилось убеждаться в этом. Некоторые после гауптвахты становятся апатичными, замыкаются в себе, делают только то, что им поручают, и не более. И ведь не придерешься. Смотрит на тебя невинными глазами: «А что я сделал?» Но все же это нарушение порядка во время постановки на якорь простить нельзя. Даже малейшее проявление недисциплинированности может привести к большим неприятностям.
— Знаю, нам об этом рассказывали. Из-за мелочей тонули корабли, взрывались минные погреба.
Оба замолчали. Корабль накренился, и по карте, разложенной на столе, скатился вправо карандаш, задержавшись у бордюра. Капитан второго ранга Якоб вдруг вспомнил о чем-то. Он отодвинул в сторону свою фуражку, взял карандаш и задумчиво ткнул им в точку, где находился сейчас корабль.
— На этот раз мы дальше от берега, чем в прошлый, — предупредительно пояснил Пэдурару. — Надо бы освободить путь торговым судам…
— Я тоже об этом подумал, — сказал Якоб. — Жаль, что мишень не доставили. Но все же мы постараемся потренироваться, чтобы не тратить времени зря.
Нуку вздохнул с облегчением — с неприятной темой было покончено. Твердость и спокойствие Якоба ему нравились. Когда Нуку работал в отделении технического обеспечения, ему тоже приходилось разбирать различные случаи, но он подчас излишне горячился, а Якоб действовал обстоятельно — вначале внимательно слушал, а уж затем принимал решение.
— Пора к столу, — сказал Якоб, отложив карандаш, — если на камбузе ничего не случилось в результате крена на повороте…
— Вы тоже почувствовали? — удивился Нуку. — Я думал, вы спите.
— Почувствовал во сне. Наступает время, когда начинаешь чувствовать корабль, как самого себя… А вот с людьми труднее. У каждого свой характер, и это надо учитывать. Общеизвестны четыре вида темперамента, но их разновидностей бесчисленное множество. Отсюда и трудности в нашей работе с людьми… Что скажешь на это, Пэдурару?
— Если позволите, товарищ командир, я выскажу свое мнение. Я бы наказал обоих — и матроса, и военного мастера. Панделе несдержан.
— А ты, Нуку, как считаешь?
— Я…
— Как бы ты поступил?
— Я бы никого не стал наказывать.
Якоб победоносно расхохотался:
— Ну, как вам понравился мой тест? Три человека и три разных мнения. И каждый из троих уверен, что именно он прав и может представить доказательства своей правоты. Но остается основополагающий принцип: служба прежде всего. Служба на флоте не может обойтись без крепкой дисциплины. Она, естественно, должна обеспечиваться воспитательными средствами. А разве взыскание не является средством воспитания?
— Признаю себя побежденным, — сказал Нуку.
— Я тоже, — пробормотал Пэдурару.
— Выходит, вы опять пришли к выводу, что решение командира самое верное, не так ли? Но это может привести и к автоматическому, слепому подчинению…
— Интересная тема для обсуждения, — оживился Нуку.
— Обсудим и ее, только в более мирной обстановке. Вахтенная служба назначена?
— Да. На время стоянки — старший лейтенант Стере, но если придется задержаться…
— Надеюсь, о нас не забудут, — улыбнулся капитан второго ранга Якоб. — А пока определим программу на сегодня. После обеда час отдыха. Затем занятия по боевым постам. Кок приготовит чай и сухари для тех, кто плохо себя чувствует после морской болезни. К вечеру организуем занятие по вводной на аварийную обстановку, А сейчас пошли…
Командир первым поднялся из-за стола и ушел в свою каюту. Офицеры закурили. Нуку обратил внимание на то, что у капитана Албу забинтована рука:
— Что случилось?
— Ударился о двигатель во время того поворота. В следующий раз, когда будете совершать подобный трюк, предупреждайте нас: мы будем крепче держаться.
— Это море виновато, а не мы, — возразил Нуку.
— У вас там на палубе какая-то перебранка была.
— Да небольшой инцидент. Военный мастер Панделе и матрос Штефанеску отличились.
— Присылайте их к нам, в машинное отделение, на время марша. Пусть узнают, как у нас здесь, внизу. Жара как в аду, постоянный шум, да еще неизвестно, когда в какую сторону тебя швырнет. Наверху гораздо проще: видно, когда идет волна. А мы внизу словно кроты.
— Вечный конфликт между теми, кто на палубе, и теми, кто при машинах, — рассмеялся лейтенант Вэляну. — Он родился одновременно с кораблем.
— Нет, серьезно, — продолжал капитан Албу. — Почему у механиков и мотористов не бывает конфликтов? У них на это времени не остается.
Нуку погасил сигарету, положил окурок в пепельницу и встал:
— Однако, когда мы стоим на якоре, механики и мотористы могут отдохнуть и восстановить силы, а на палубе в это время дел невпроворот. Через час увидимся, — сказал он, обращаясь к офицерам, и ушел в свою каюту.
Шторм ощущался и здесь, в этом обычно спокойном уголке. С каждым креном корабля металлический сейф полз вперед и внутри у него что-то щелкало. Потом он возвращался на место.
«Сегодня суббота, все планируют, как провести выходной день — поехать на экскурсию, пойти на вечер или посетить родственников, — думал Нуку, — а тут этот Джеорджеску-Салчия… Надо же именно сейчас лезть со своим предложением!»
Нуку был рад, что появилась уважительная причина и теперь ему не придется идти на вечер к учителю. Он вспомнил, как огорчилась Амалия:
— Что же делать, ведь мы приглашены на субботу…
— Не откладывать же из-за этого выход в море. Причина недостаточно серьезная, — усмехнулся Нуку. — Это непредвиденный выход, и я не мог знать о нем заранее.
Если б не это, я бы с удовольствием составил тебе компанию. Очень сожалею…
— Серьезно? Что-то не похоже, судя по твоему виду.
— Амалия, ну зачем ты так? Мне было бы очень интересно познакомиться с умным человеком…
— У меня такое впечатление, что ты его заочно возненавидел.
— Глупое впечатление. Можешь передать ему, что я действительно очень огорчен, но обстоятельства не позволяют…
— Без тебя я никуда не пойду.
— Ребячество, и только, — пожал он плечами.
— Как я, замужняя женщина, пойду одна? Я уже однажды ходила, этого достаточно.
— Амалия, не зли меня. Я знаю, что тебя интересуют люди, которые там будут. Тебе хочется поговорить с ними на волнующие вас темы… Обидно было бы упускать такую возможность.
— Ты и вправду не будешь сердиться?
