Избранное - Александру Влахуцэ

Ты мечтала о принце. Неохотно пошла ты замуж за одного из светских львов, с которым встретилась в гостиных, где ты гордо появлялась в декольтированном платье, с белой шеей и меланхолическим взглядом. Ты разъезжала со своим супругом по всем странам, по которым раньше путешествовала со своими родителями; ты бывала с ним на тех же балах и вечерах, которые посещала, будучи барышней, ты принимала в своем доме тех же самых людей, знакомых тебе с детства, ты так же роскошно одевалась… Увы! Это и было супружество? Ничего нового! Те же физиономии, те же слова, те же развлечения. И никакой борьбы, никакого, хотя бы незначительного, сопротивления! Малейшее твое желание немедленно исполнялось. Тебе хотелось блеска, экипажей, драгоценностей — тебе их предоставили. Тебе нравилось быть центром всеобщего внимания, хотелось, чтобы все тобой восхищались, превозносили тебя, — это исполнилось. Ты не хотела иметь детей — их у тебя не было. Ты хотела быть женой министра — так и случилось. Люди были для тебя только поставщиками наслаждений. Когда же смерть начала отнимать их у тебя — и как раз наиболее полезных, — ты сделала большие глаза. Как это так? Значит, существует сила, которая не хочет с тобой считаться? Как видишь, у тебя не было ничего, кроме суетного блеска, ослепляющего прохожих.

Ни одной живой искры не зародилось в недрах твоей души, ни ума, ни любви, ни доброты, которая тоже является формой любви, если только не сама ее основа. Красота, мишура, наряды, все удовольствия и опьянения, которые дает только богатство или бурная молодость, — все это пена, сладкая пена с едким горьким осадком.

Ты жила только для себя. И не случайно в одно прекрасное утро ты оказалась покинутой, одинокой, в могильном безмолвии своего эгоизма. Каких же всходов ты ждала, если ничего не посеяла?

Еще одно воспоминание.

Это было лет двадцать тому назад. Я возвращался из Синайя с поездом, который прибывал в Бухарест вечером в девять часов. Ты ехала со мной в одном купе… Ты возвращалась из-за границы и была в трауре. Мы обменялись несколькими вежливыми словами, потом каждый из нас углубился в свои думы. Стояла осень. Буковые леса начинали краснеть. Я смотрел в окно. Время от времени долина суживалась, освежающий шум Праховы вырывался из скалистого ущелья, мосты глухо гудели под мчавшимся поездом. Вдруг ты испуганно окликнула меня и показала мне на грудного ребенка в голубом одеяльце, лежавшего рядом с тобой. Я никогда не забуду того выражения ужаса, с каким ты смотрела на этот загадочный сверток, в котором трепетала зародившаяся жизнь. Ребенок спал, ему снилось, что он сосет грудь. На станции Бряза ты видела женщину в черном платье, которая, казалось, кого-то искала; вид у нее был такой растерянный, что ты испугалась: уж не сумасшедшая ли это? И ты отвернулась к окну. Ты рассказывала об этом взволнованно, словно на тебя было совершено покушение. Ни слова сожаления к бедному ребенку, брошенному на волю случая, ни тени сочувствия к несчастной матери, которую ты назвала «подлой тварью». Ах, если бы хоть на мгновение ты могла заглянуть в ее сердце — в сердце матери, вынужденной бросить ребенка!.. Пришел кондуктор, собрались любопытные из других вагонов посмотреть на маленького путешественника, беззаботно спавшего в своем голубом одеяльце, одинокого с первых дней, брошенного в неизвестность. Путешествие в жизнь он начинал с одним билетом — запиской, прикрепленной красной ленточкой к его чепчику, над самым лбом: «Крещен, зовут Тудорелом. 16 октября ему исполнится два месяца. Сжальтесь над ним». Ты, наверное, помнишь, как все ласкали его. Ребенок проснулся. С серьезным видом глядел он в пространство. У него были голубые глаза и ямочки на щеках. Ты помнишь, мы все смотрели на тебя, а ты не понимала. Ты была одинока, богата. Почему ты не взяла к себе этого ребенка. Почему ты не хотела услышать в своем большом и пустынном доме щебетанье этой милой птички, может быть посланной тебе богом в утешение, для того чтобы и ты совершила что-то хорошее в этом мире? С каким страхом ты смотрела на это зернышко новой жизни. Чего же ты боялась?

Мы простояли десять минут в Кымпина, где ребенка сняли с поезда, ведь он был безбилетным пассажиром. Из молчавшей толпы, окружившей маленького правонарушителя, раздался голос носильщика, осмелившегося заговорить. Трогательным тоном, в котором звучала доброта, бедный человек попросил отдать ему брошенного ребенка. И маленький Тудорел охотно отправился в счастливую лачугу, где и без него было шесть человек ребятишек.

Возможно, для него это было и лучше. Теперь, быть может, он стал честным работником в его мире борцов, у которых нет времени для скуки.

Но зачем я говорю тебе все это?

У тебя совсем другие понятия. Ты смотришь на мир из тесной тюрьмы своего эгоизма. И как можешь ты понять подлинную жизнь, если все время жила среди льстивой лжи. Все кругом обманывали тебя. Даже вещи тебе лгали. Родители и портнихи, иностранные гувернантки, поклонники, косметика и деньги, которые, как видишь, не смогли спасти тебя от старости.

Ты ничем не восхищалась и никого не любила! Ты смеялась над всем, думая, что сила именно в этом, и равнодушно проходила мимо людских страданий. Ты воображала, что не существует старости и нет смерти. А теперь — смотри: каждое утро старость скалит зубы из зеркала, в которое раньше ты так любила смотреться. Ты хотела бы уехать, уйти подальше, спрятаться. Тебе страшно, тебе все надоело, тебе противны люди, собственная жизнь, решительно все на свете. Видишь, как ты бедна, несмотря на свое богатство…

В самом деле — есть правда на свете.

1914

Перевела Е. Покрамович.

Барбу Делавранча (1858—1918) — известный румынский писатель.

Путна — город и монастырь, где погребен князь Молдовы Штефан Великий.

Михаил Когэлничану (1817—1891) — видный румынский прогрессивный политический деятель и просветитель.

Здравствуйте, господа! (франц.)

Брэтиану — известный буржуазный политический деятель Румынии.

Мой милый, вчера я был на званом ужине у госпожи Кантакузино. Там было много дам (франц.).

Мормоны — религиозная секта.

Фалкэ (фэлчь — мн. чис.) — старая мера поверхности (14322 кв. м.).