привязанности мистера Николлса к его дочери. Опасаясь последствий…, она поспешила дать отцу обещание, что назавтра мистер Николлс получит четкий отказ»
{109}. Мистер Николлс покинул Хоэрт [266], а Шарлотта осталась с отцом. Ее и без того короткая [267] замужняя жизнь еще больше сократилась из-за желаний отца.
В качестве третьего примера инфантильной фиксации давайте выберем менее простой и, однако, более наглядный случай с мистером Джекс-Блейком. Здесь мы имеем дело с отцом, который сталкивается не с замужеством дочери, а с ее желанием зарабатывать себе на жизнь. Это желание также пробудило в нем очень сильную эмоцию, которая, по-видимому, имеет свое происхождение на бессознательном уровне психики. Опять же с вашего позволения мы назовем это случаем инфантильной фиксации. Софии, его дочери, предложили небольшую сумму за преподавание математики, и она спросила разрешение взяться за работу у отца, который незамедлительно и эмоционально отказал ей. «Дорогая, я впервые слышу, будто тебе собираются платить за репетиторство. Это совершенно недостойно тебя, милая, поэтому я не дам своего согласия. Ты можешь принять эту почетную, полезную должность, и я буду рад… но получать за нее деньги — совсем другое дело, которое унизит тебя в глазах почти любого человека». Весьма интересное заявление! Софии действительно пришлось вступить в спор. Почему недостойно, спрашивала она, и как это ее унижает? Ведь оплата работы не унижала Тома, ее брата, ни в чьих глазах. Это, как объяснил мистер Джекс-Блейк, совсем другое дело: Том — мужчина, поэтому он «чувствует себя обязанным… содержать свою жену и семью»; Том «просто должен» следовать по этому пути. И все же ответ не удовлетворил Софию. Она утверждала, что не только бедна и нуждается в деньгах, но также испытывает сильное и «искреннее чувство правомерной гордости за то, что сама зарабатывает». В конце концов, прижатый к стенке мистер Джекс-Блейк выдал истинную причину, по которой он возражал против того, чтобы его дочь брала деньги. Он предложил ей собственные деньги, если она откажется брать их у колледжа. Таким образом, стало ясно, что он не возражал против денег в целом, а лишь не хотел, чтобы она брала их у другого мужчины. Любопытный характер отцовского предложения не ускользнул от внимания Софии. «В таком случае, — ответила она, — мне придется сказать декану „нет, я готова работать задаром“, а „мой отец предпочитает, чтобы я получала его личные деньги, а не колледжа“, и я думаю, что декан сочтет нас обоих по меньшей мере нелепыми глупцами». Какую бы оценку ни дал декан поведению мистера Джекс-Блейка, мы прекрасно понимаем эмоции, лежащие в его основе. Он хотел сохранить власть над дочерью, ведь если она берет лишь его деньги, то остается зависимой. Если же она возьмет их у другого мужчины, то не только освободится от мистера Джекс-Блейка, но и станет зависимой от кого-то еще. Тот факт, что он предпочитал зависимость перед ним самим и смутно понимал роль финансов в этом вопросе, косвенно доказывает еще одно его завуалированное заявление. «Скажем, если завтра ты выйдешь замуж за человека, который понравится мне — а ты едва ли когда-нибудь выйдешь за другого — я обеспечу тебя хорошим приданым» {110}. А если она станет работать, то сможет обойтись без отцовских денег и выйти замуж за того, кто понравится ей. Поведение мистера Джекс-Блейка легко понять и классифицировать, однако это очень важный случай, поскольку он типичен и весьма распространен. Мистер Джекс-Блейк не был чудовищем с Уимпол-стрит, он обычный отец, который вел себя точно так же, как и тысячи других викторианских мужчин, чьи биографии остаются неизвестными. Таким образом, этот случай объясняет многое из того, что лежит в основе поведения викторианцев — гендерную психологию, которая, по словам профессора Гренстеда, до сих пор остается столь неясной. Случай мистера Джекс-Блейка показывает, что его дочь ни в коем случае не должна зарабатывать, ведь в противном случае она станет независимой от отца и свободно выйдет замуж за любого мужчину, которого выберет сама. Поэтому желание дочери зарабатывать себе на жизнь вызывает две различные формы ревности: обе сильны по отдельности, а вместе они очень сильны. Показательно также и то, что для оправдания своего мощного чувства, берущего начало в подсознательном уровне психики, мистер Джекс-Блейк прибегнул к одной из самых распространенных уловок, не став аргументировать свое решение доводами, а апеллируя к эмоциям. Он обратился к глубинной, очень древней и сильной эмоции, которую мы, любители, можем назвать чувством женственности. Брать деньги — ниже достоинства дочери, говорил он; в противном случае это унизит ее в глазах почти каждого человека. Тома, как мужчину, это ничуть не унижало; дело было в различии полов. Он апеллировал к ее женственности.
Всякий раз, когда мужчина обращается к женщине подобным образом, можно быть уверенным, что он пробуждает в ней конфликт эмоций очень глубокого и первобытного характера, который ей чрезвычайно трудно проанализировать и унять. Он может служить для передачи этих чувств, если мы сравним его с запутанным конфликтом мужских эмоций, которые пробуждаются в вас, сэр, если женщина протягивает вам белое перо {111}. Интересно наблюдать за тем, как в 1859 году София пыталась справиться с этим чувством. Ее первым побуждением было расправиться с самой очевидной формой женственности, доступной сознанию и, казалось, отвечающей за отношение к ней отца, — с репутацией леди. Как и дочери других образованных мужчин, София Джекс-Блейк действительно являлась, что называется, «леди», которая не могла зарабатывать деньги и, следовательно, должна быть уничтожена. «Ты и правда думаешь, отец, — спросила она, — что получение денег унижает леди? Неужели ты стал хуже думать о миссис Тид из-за того, что платишь ей»? Затем, словно осознав, что миссис Тид, будучи гувернанткой, не может сравниться с ней, происходящей из семьи выше среднего класса, «чье происхождение можно найти в „Земельном Дворянстве“ Берка [268]», София призвала на помощь «Мэри Джейн Эванс… представительницу выдающейся родственной семьи» и мисс Вудхаус [269], «чье семейство лучше и старше моего», которые поддерживали ее желание зарабатывать. Мисс Вудхаус не только была на стороне Софии, но и «доказывала это своими действиями. Убогими она считала не тех, кто сам зарабатывает, а тех, кто их таковыми считает. Принимая Мориса в школу, она сказала ему, по-моему, в высшей степени благородно: „Если вы считаете, что мне лучше работать платной гувернанткой, я приму любое жалованье, какое вам угодно; ежели нет, то я готова работать свободно и бесплатно“». «Леди» иногда бывает благородной, и уничтожить ее трудно, но
