— Вы, пожалуйста, не волнуйтесь, Софья Ивановна, — успокаивала ее Наталья, — я врач, все у нас будет нормально, это эмоции положительные, от них плохо не бывает, выпейте вот немножко этих капель и полежите несколько минут спокойно. Все будет хорошо!
Чубарова послушно выпила микстуру и закрыла глаза.
— Пока ее не беспокойте, — сказала Наталья Ивановна мужу и Николаю Николаевичу, увлекая их вниз во двор.
— Дети, пойдите сюда! — позвал Владимир. — Пока бабушка отдыхает, поиграйте с Репсом на улице.
Дети послушно ушли со двора. Ласково светило солнце, небольшой ветерок нет-нет да и проносил тонкие нити паутины. На улице тишина. Казалось, что вся природа отдыхала от бурного лета, притихли даже животные и птицы. А люди, боясь нарушить этот покой, старались разговаривать почти шепотом.
— Ну, я пойду, — тихо сказал Николай Николаевич, — разберетесь теперь сами, вечерком загляну.
И старик засеменил полушажками через дорогу в свой дом.
А Владимир с Натальей присели на скамейку, что стояла на улице прямо у плетенного забора, и стали наблюдать за игравшими детьми.
— Да куда же вы все пропали! — вдруг нарушил общую тишину совсем здоровый, хоть и не сильный голос Софьи Ивановны. — Пойдите сюда, Володя, Наташа, дети!
— Идем, идем! — весело отозвался Владимир, позвав детей.
Всей гурьбой вошли во двор и поднялись на веранду. Софья Ивановна уже сидела на кровати и ласково улыбалась.
— Вот ваша бабушка, — сказал Владимир, подталкивая к ней детей. — А это — Сережа и Люба.
Дети скромно подошли к старушке и встали возле кровати, опустив головы.
— Ну что же вы такие несмелые! — сказала Софья Ивановна, привлекая обоих к себе. — Сейчас я вас медком угощу, — и старушка неожиданно резво соскочила с кровати и увела детей в дом.
Через несколько минут они вышли, с удовольствием уплетая большие ломти хлеба, намазанные медом.
— Да что же это я совсем! — опять запричитала Софья Ивановна. — Вы-то сами, наверное, голодные!
Владимир взял старушку за руки и усадил снова на кровать.
— Не надо нам ничего. Сейчас распакуемся, расставим все по своим местам и Наталья Ивановна нам приготовит что-нибудь легкое. А вы отдыхайте, сидите да рассказывайте о своем житье-бытье… Жизнь-то у вас вон, какая была!
— Вроде бы и рассказывать нечего, вероятно, Николай Николаевич вам вкратце все и рассказал. Лучше вы расскажите, как жили все эти годы. Вот и дети у вас большие.
— Расскажем, расскажем, это большой разговор. Правда, вашу жизнь я вкратце знал всегда, а вот подробности и обстоятельства меня и сейчас интересуют, много есть неясного и в смерти Чубаровых, старших, и в гибели моих родителей.
— Я, наверное, больше вашего и не знаю, мне-то никто вообще ничего не говорил, самое страшное то, что и могил-то никаких не осталось.
— Бабушка, бабушка, — закричали подбежавшие к веранде дети. — Там вас какой-то парень спрашивает!
— Да где же?
— На улице стоит, с рюкзаком, такой большой, — щебетали дети, перебивая друг друга.
Все вышли на улицу. У калитки стоял высокий плотный юноша, с красивым открытым лицом, черными курчавыми волосами.
— Мы вас слушаем, — сказала Софья Ивановна.
— Исаев я, Иван Егорович…
Глава двенадцатая
Рита Ивановна получила, наконец, долгожданное, довольно большое, письмо от Сердюченко из Сибири. «Документы мы ваши получили давно, — писала Анастасия Макаровна, — но Ваня служил еще в армии, а потом мы, же со своей стороны оформляли кое-какие бумаги, а когда Ваня приехал домой, вначале долго не соглашался менять фамилию, да тут еще любовь с ним приключилась, правда, довольно быстро прошла. Волокиты было достаточно, но все уже позади, и теперь Ваня — Исаев Иван Егорович, со всеми вытекающими последствиями. Буквально вчера улетел в Крым. Как там сложится его судьба — не ведаем, но как он сам сказал: «Через судьбу надо пройти». Так мы и остались опять одни, правда, семья брата Виктора живет пока у нас, но им обещают к Новому году квартиру в Красноярске, и тогда мы останемся совсем одни. Как вы? Как Оксана? Хотелось бы встретиться — время ведь идет, а как представим, какое расстояние нас разделяет, становится страшно. Как это Ванечка когда-то все это проехал? Ведь малец совсем был». Дальше шло описание житья-бытья, погода и прочие обычные вещи, которые пишут в письмах уже не молодые люди.
Рита Ивановна уже несколько раз перечитывала это письмо. «Наконец-то род Исаевых будет продолжен, — подумала она. — Все же перед памятью моих приемных родителей я чиста. Вот если бы еще от Егора и я родила сына, тогда можно было бы и умереть спокойно».
И действительно, за последние три года, когда-то энергичная, жизнерадостная, однако всегда уравновешенная, а иногда и строгая учительница начальных классов заметно сдала. Кажется, и причин особенных не было. Все как у всех — и трагедии, и радости, и печали, и счастливые минуты — все было. А вот стало все чаще и чаще пошаливать сердце, уже дважды побывала в больнице, вот и телефона добилась, — так спокойнее, хотя больница рядом, а главный врач — лучшая подруга Риты Урминская Марина Анатольевна. Она-то и Оксану уразумела поступать в мединститут и помогала нередко в учебе.
«В санаторий тебе надо, Рита, — говорила Урмицкая, — отдохнуть, подлечиться — в Кисловодск, в Крым, куда-нибудь, отвлечься от суеты, ведь целое лето, считай, отпуск, почему бы не поехать?» — «Ладно, вот определится Оксана — поеду, отдохну», — так часто отвечала Рита, но проходили годы, а все оставалось по-прежнему. «Вот как раз, кстати, Ваня в Крым поехал, — подумала Рита Ивановна, прочитав в очередной раз письмо, — как он, только, устроится — поеду, заодно, и дом посмотрю, и Крым увижу». Вложив письмо в конверт, она аккуратно положила его в специальный большой ящик, куда складывала почти все, имеющие какую-нибудь ценность, бумаги. А письмо, в котором говорилось об изменении фамилии, Рита считала ценностью.
Был вечер. Обыкновенная осень — на редкость холодная, ветреная и сухая. Рита Ивановна только дома и чувствовала одиночество, может быть, поэтому и завела себе серого сибирского кота и небольшого, непонятной породы щенка, которые росли, игрались и питались вместе: так и выросли, вопреки поговорке «Живут, как кошка с собакой», дружной семьей. Кота Рита назвала Серым, а собаку — Эриком. Кот как кот, ничем не отличался от других, одна и была у него особенность — он никогда не ложился на ее кровать, диван или кресло, предпочитал что-нибудь твердое и холодное и только зимой спал на самом верхнем шкафу, что был подвешен на кухне над газовой плитой. Зато Эрик был явной противоположностью Серому: он спал прямо на диване или на кровати, очень часто на спине, прямо как человек, укрывшись одеялом. Об этом, довольно хитром, умном, черном, лопоухом, лохматом и преданном животном Рита Ивановна могла рассказывать часами кому угодно, и дети в школе, узнав ее слабость, довольно часто и хитро уводили ее от заданной темы к рассказу о собаке. А сейчас обе животины мирно дремали на своем месте: Эрик на диване, Серый — на шкафу. Рита Ивановна подогрела чай, сделала бутерброд и села ужинать. Кот и собака не шевельнулись — видимо, были сыты. Зазвонил телефон. Это было так неожиданно, что Рита Ивановна даже вздрогнула. Ей мало кто звонил, особенно по вечерам, поэтому к каждому такому звонку Рита относилась с тревогой. Вот и сейчас она дрожащей рукой сняла трубку:
— Слушаю!
— Алло! Мама, это ты? — послышалось издалека.
— Да, я, я, Оксана.
— Мама, ты чего молчишь?
— Я тебя слушаю, — как можно спокойнее сказала Рита, — говори.
— Дело в том, что я вышла замуж. Ему двадцать три года, зовут Николай, фамилия Овсиенко. Я не хотела тебя беспокоить, ничего не надо, мы уже расписались, живем пока в общежитии. Алло, мама, ты что — плачешь? Не надо, миленькая, он хороший человек и мы любим друг друга.
— Поздравляю вас, доченька, живите дружно, — успела сказать Рита. Телефонистка неожиданно прервала: «Заканчивайте» и отключила линию. Рита Ивановна еще долго сидела возле телефона, и почему-то у нее на душе стало как никогда легко и спокойно, словно непосильный груз свалился с ее плеч. Только теперь она поняла, наконец, как она боялась, что Оксана выйдет замуж за Ивана: ведь они были родными братом и сестрой по отцу. Этого, кроме Риты, не знал никто, а теперь, и знать никому не надо.
Вначале, когда Оксана впервые встретилась с Иваном, и они так обрадовались друг другу, — жарким огнем полыхнуло в груди Риты. Тогда она даже хотела рассказать Оксане обо всем, но побоялась, что та еще многого не понимала в свои четырнадцать лет, а после и надобность такая вроде бы отпала. Но все, же тревога постоянно терзала душу, Риты Ивановны, и вот теперь вроде бы все позади, Оксана вышла замуж. «Ну, вот и хорошо, завтра напишу письмо Сердюченко, они передадут Ивану и все встанет на свои места», — подумала она, поднимаясь со стула и разбирая кровать. Выключила свет, легла и еще долго не могла уснуть, все думала и думала. Почти бесшумно на постель заполз Эрик и, ловко отыскав край одеяла, всем своим лохматым маленьким тельцем юркнул под него, а через несколько секунд, довольный, засопел у изголовья Риты Ивановны. Та, почувствовав тепло его дыхания и тела, как-то сразу успокоилась и незаметно для самой себя уснула.
