— Да, да, — ответила женщина, но не двинулась с места.
— Я вижу по твоему лицу, что тебе нездоровится.
На это женщина с трудом ответила:
— Наверное, он уехал.
— Уехал? Куда? У вас же свадьба!
— Нет, он уехал.
Сигурлина пыталась встать на ноги, но у нее потемнело в глазах и она снова опустилась на ящик. Подошло несколько человек, каждый спрашивал, не заболела ли она. Нет, она не больна, отвечала женщина.
— Я посижу немного, а потом пойду с Салкой домой.
Она не заболела, она просто собиралась с силами. Вскоре мать и дочь пошли домой.
Любовь господня велика,
Она течет вперед, вперед.
Капитан штаба Андерсен собственноручно снял объявление с двери и с таинственным видом сунул его в карман. Он уже знал, что Стейнтор прошлой ночью прокрался на пароход и сейчас, по-видимому, находится на пути к чужим берегам. Кто-то отпустил вслед капитану штаба язвительное замечание по поводу деятельности Армии спасения, но тот даже не обернулся.
Вечером две женщины из Армии навестили солдата Сигурлину и говорили с ней о Христе. Они пели:
Не иссякает та река,
Она течет вперед, вперед.
Но Сигурлина не обратила на них внимания. Она даже не подняла головы с подушки. Женщины вытащили книгу и принялись читать о страданиях и смерти Иисуса. Сигурлина не проронила ни слова. Женщины пожелали ей спокойной ночи во имя Христа и ушли, пообещав навестить ее утром.
На другой день Сигурлина, как обычно, занялась домашними делами. Как и накануне, тучи зловеще нависали над горами. Поселок наполняло соленое дыхание моря, смешанное с запахом рыбьей требухи, икры, тресковых голов и отбросов. Мокрый снег хлестал в окна рыбачьих хижин, где жалкие комнатные растения медленно умирали в ржавых жестяных банках. Очевидно, большие события происходят главным образом за границей, возможно, в том месте, где фру Богесен проводит зиму. А здесь, в Осейри, ничего не случается. Вот разве толстуху Ходу произвели в лейтенанты, как было объявлено в штабе, а торжественная свадебная церемония не состоялась. Тем не менее женщины из Армии пришли на следующий день к Сигурлине и пели:
Рекою дивной все вперед
Любовь господняя течет.
Старая Стейнун пыталась заговорить с Сигурлиной и убедить ее, что дорогой Стейнтор может заявиться домой в любую минуту, когда его меньше всего ждут. Сигурлина, казалось, ничего не слышала и продолжала заниматься своими делами. В воздухе так и мелькали ее грубые, но ловкие руки. По утрам и вечерам она кормила Драфну, убирала за ней, возилась около нее. Корове это нравилось, она мычала, сопела, но самое большое расположение она выказывала женщине в то время, когда та подсаживалась доить ее. Тут корова лизала ее плечо, иногда даже щеку и не упускала случая потереться мордой об ее одежду. Овцы большую часть дня бродили по берегу, и только к вечеру Сигурлина загоняла их в хлев. По вечерам она усаживалась на разбитый ящик в углу и теребила свалявшуюся шерсть без единой мысли в голове, без всяких чувств, точь-в-точь так, как всевышний теребил шерсть ее жизни. Салка Валка иногда украдкой поглядывала на нее через стол; ей хотелось найти какие-то слова и сказать матери, что они должны держаться друг друга, поддерживать друг друга во всем. Но, как часто бывает, между двумя душами лежала целая пропасть, хотя в свое время эти души жили в одном теле. И девочка вновь склонялась над книгами, она хотела лучше всех сдать выпускные экзамены. В конце концов, у каждого своя цель. А всякие там разговоры о любви — просто болтовня.
В среду вечером, под великий четверг, погода прояснилась. К ночи даже слегка подморозило. Небосвод был усыпан ясными звездами. Кто знает, для чего богу понадобилось создать их! Они вопросительно смотрят с высоты, как только что конфирмованные подростки в церкви, не имея ни малейшего понятия, зачем их туда посадили, а с земли дети посылают им в ответ такие же вопросительные взгляды. На выгонах и тропинках подсохло, и дороги стали чище. Жены рыбаков отправились по этим тропинкам в церковь — кто в очках, кто без очков, — все они так сокрушались о своих грехах! Проходя мимо Армии спасения, они услышали пение.
Любовь господняя течет,
Течет вперед, течет вперед.
Но на страстной неделе, именно в тот день, который посвящен воспоминаниям о страданиях и смерти спасителя, погода опять резко изменилась: с моря подул ветер, повалил снег. «Ну, снова началось», — разочарованно говорили люди. И хотя здесь, на берегу, за последнее тысячелетие погода то и дело резко менялась, все равно это всегда казалось странным и люди всегда ждали перемен к лучшему. Жалкое зрелище представляло собой это скучное, убогое местечко, заваленное снегом. К середине дня хлопья снега превратились в потоки воды, которые резкий соленый ветер с моря с силой бросал в лицо прохожим. Дождь лил целую ночь. Он проникал в жилища через свои излюбленные щели, обильно поливал детские кроватки в бедняцких хижинах, дети простужались и заболевали. Господи! Сколько же там у тебя на небе воды!
И с каждой новою волной
Несет надежду и покой.
Дождь продолжался и в субботу перед пасхой, в день Лининой свадьбы. Удивительно, как не похож бог, которого мы знаем по псалмам, на того, который распоряжается погодой. Иногда кажется, что между ними нет ничего общего. Однако моряки вышли в море и в это утро, как всегда. Им было мало дела до того, каким представляется бог в псалмах и каков он тогда, когда распоряжается погодой. Вечером они возвратились домой усталые, но довольные, сообщив, как обычно, что лов был так себе, ничего особенного. Вечером должна была бы состояться свадьба Лины. Кое-кому это казалось очень забавным, чем-то вроде предпраздничного развлечения; в самом деле, что может быть занятнее несостоявшейся торжественной свадьбы? И что это за пасха, если людям нечем позабавиться? А в общем этот день прошел так же как и остальные.
Только к вечеру случилось нечто непредвиденное. Уйдя, как всегда, доить корову, Сигурлина не вернулась. Когда пришло время ложиться спать, старая Стейнун обратилась к Салке:
— Наверное, мама решила заглянуть в Армию? Я только не понимаю, куда она девала молоко.
Они обыскали кухню, коридор, но напрасно. Ведра с молоком нигде не оказалось. Наконец девочка побежала в коровник. Оказывается, ведро с молоком стоит там на скамейке, как будто женщина отлучилась на минутку.
Но потом выяснилось, что Сигурлина вовсе и не заходила в Армию. Нет, она не была здесь всю страстную неделю, не заходила и в тот день. Тогда Салка Валка побежала в соседние хижины, но там уже ложились спать, и Сигурлина к ним не заходила. Накинув на себя одежду, соседи пришли в Марарбуд. Молча просидели они здесь до полуночи, никто не предлагал им ни кофе, ни хлеба с маргарином. Одни полагали, что Сигурлина пошла в Квиум, чтобы повидаться со своим бывшим женихом, другие отрицали такую возможность. Так и сидели все в полной растерянности, а дождь барабанил по окнам. Наконец один из рыбаков сунул в нос солидную понюшку и сказал:
— Вернется она или нет — одно совершенно ясно: приниматься за поиски до утра бесполезно.
— Спокойной ночи, — сказали мужчины.
— Спокойной ночи, — вторили им женщины. — Спокойной ночи!
Стейнун и Салка остались в кухне одни. Они стали рассуждать; прежде чем уйти, Сигурлина подоила корову. Возможно, корова лизнула ее в плечо или даже в щеку. Стоило девочке подумать о материнской щеке и о грубом шершавом языке коровы, как у нее к горлу подкатил ком, и она сказала, что пойдет спать. Она сидела на краю кровати, когда открылась дверь и на пороге появился слепой старик. Он устремил на девочку невидящий взор.
— Такова жизнь, дитя мое, — сказал он. — Так или иначе, она кончается… Вот уж семнадцать лет, как я ослеп. Не знаю, плачешь ли ты сейчас или нет. Я только хочу сказать тебе, что в наших краях плакать бесполезно. Здесь тебя никто не утешит, кроме тебя самой. Я вот живу в Осейри более шестидесяти лет. Быть может, вам, молодым, и удастся выйти в люди. Мы, старики, не смогли этого добиться. А сейчас уже поздний час. И нет ничего лучше сна, для тех, кто слеп и кто зряч. Нужно заботиться о себе; насколько это в наших силах, если мы хотим встать завтра. В таких местечках люди мало чем могут помочь друг другу. Спокойной ночи!
Девочка никогда не слышала прежде, чтобы старик говорил так тепло и дружелюбно.
И в этом поселке наступило благословенное пасхальное утро. Истинный день радостного торжества священной виноградной лозы. В Армии пели:
Как чудно нынче светится весна —
Господь так близко от меня,
Цветов небесных слышу аромат,
И струны, арф дрожат, звеня.
Но если присмотреться повнимательнее, вряд ли этот день можно назвать днем и еще меньше весенним. Солнце ведь и не показывалось. Видимо, оно не получило указаний выглянуть над Осейри. Горы были сплошь окутаны туманом до самого подножия, где лепились жалкие домишки, а с неба, не переставая, лил дождь.
