— Для меня все случившееся большой сюрприз, которого я никак не ожидал, а потому и подготовиться к нему не успел, тем более, что нас с братом преследовали несчастья, — он сломал руку, а багаж наш прошлой ночью по ошибке отправили на берег в городке, стоящем несколько выше вашего. Я — Гарвей, брат Питера Уилкса, а это его брат Уильям, он ничего не слышит и не говорит, а теперь и знаков мне подавать почти не может, поскольку одной руки для этого мало. Мы действительно те, за кого себя выдаем и через день-другой, когда сюда привезут наш багаж, я смогу это доказать. А до того времени я ничего больше говорить не стану, — просто поселюсь в гостинице и буду ждать.
Тут он и новый бессловесный болванчик развернулись и ушли, а король рассмеялся и забалабонил:
— Руку сломал — весьма правдоподобно, не так ли? И весьма удобно — для мошенника, которому пришлось бы знаки подавать, а он их языком не владеет. Багаж они потеряли! Превосходно, и чрезвычайно изобретательно, к тому же, — с учетом всех обстоятельств!
И опять засмеялся, и все прочие тоже, кроме трех-четырех, ну, может, полудюжины человек. Одним из них был доктор, другим — востроглазый такой, только что сошедший с парохода джентльмен со стареньким ковровым саквояжем в руке. Вскоре я понял, что это вернувшийся из Луисвилля адвокат Леви Белл, он вполголоса разговаривал с доктором, оба посматривали на короля и кивали друг другу. И был еще один — здоровенный дядька, пришедший с толпой, молча выслушавший старого джентльмена, а теперь слушавший короля. И когда король умолк, этот здоровяк спрашивает у него:
— Скажите-ка, если вы Гарвей Уилкс, то когда вы в этот город приехали?
— За день до похорон, друг мой, — отвечает король.
— И в какое же время?
— Под вечер, за час или два до захода солнца.
— А на чем?
— Мы прибыли из Цинциннати на пароходе «Сьюзен Белл».
— Ладно, а как же тогда получилось, что утром вы подплывали к Пинту — в челноке?
— Я не был утром в Пинте.
— Врете.
Сразу несколько человек подскочили к нему и попросили не разговаривать так со старым человеком, да еще и проповедником.
— Проповедником, чтоб я сдох. Пройдоха он и врун. Он был тем утром в Пинте. Я ж там живу, правильно? Ну так вот, и я там был, и он тоже. Я его видел. Он плыл в челноке с Томом Коллинсом и каким-то мальчишкой.
А доктор спрашивает у него:
— Вы бы узнали того мальчишку, если бы снова увидели, а, Хайнс?
— Может, и узнал бы, не знаю. Хотя — вот же он стоит. Ну точно, он.
И указывает на меня. А доктор говорит:
— Соседи, я не знаю — мошенники ли та новая парочка, но, если эти двое не мошенники, то я идиот, да и только. По-моему, мы просто обязаны позаботиться о том, чтобы они не удрали отсюда, пока мы во всем не разберемся. Пойдемте, Хайнс, и все прочие тоже. Отведем их на постоялый двор и устроим очную ставку с двумя другими — думаю, что-нибудь мы с вами да выясним и довольно скоро.
Людям эта мысль понравилась — кроме, разве что, друзей короля, и все пошли к постоялому двору. Солнце уже почти село. Доктор вел меня за руку, вел по-доброму, однако держал крепко.
Пришли мы в гостиничку, заняли самую большую ее комнату, зажгли несколько свечей, позвали двух приезжих. И доктор говорит:
— Я не хочу быть слишком суровым к первым двум, однако думаю, что они жулики и что у них могут иметься соучастники, о которых нам ничего не известно. А если это так, соучастникам ничего не стоит удрать, прихватив с собой мешок с золотом Питера Уилкса, верно? Если же они не жулики, то не станут возражать против того, чтобы мы послали кого-нибудь за деньгами и держали их у себя, пока они не докажут свою правдивость — ведь так?
И с этим все тоже согласились. Ну, думаю, загнали они моих бандитов в угол, да еще и с самого начала. Однако король всего-навсего соорудил скорбную мину и говорит:
— Джентльмены, я и желал бы, чтобы деньги были там, в доме, ибо не в моей натуре противиться открытому, честному и доскональному разбирательству, но, увы, денег там нет, вы можете, если вам будет угодно, послать туда кого-нибудь для проверки.
— А где ж они тогда?
— Видите ли, когда моя племянница отдала их мне на хранение, я спрятал деньги в соломенный тюфяк моей постели, полагая, что сдавать их в банк на те несколько дней, какие мы здесь пробудем, бессмысленно, и что моя постель место надежное, — мы же не привыкли к неграм и думали, что они так же честны, как наши английские слуги. Однако на следующее утро негры, едва я спустился вниз, похитили мешок, а я, продавая их, пропажи еще не хватился, и негры увезли деньги с собой. Мой слуга может подтвердить все это, джентльмены.
Доктор и еще кое-кто восклицают: «Чушь!», да и остальные, вижу, королю не шибко поверили. Один из них спросил у меня, вправду ли я видел, как негры деньги воруют. Я ответил — нет, я видел, как они крадучись покидают комнату и торопливо уходят, но ничего плохого не подумал, решил, — они испугались, что разбудили моего хозяина, ну и спешат убраться, пока он на них не набросился.
Других вопросов мне задавать не стали. Только доктор повернулся ко мне и спросил:
— И ты тоже англичанин?
Я говорю — ну да, а он и несколько других рассмеялись и снова сказали: «Чушь!».
Ну вот, и пошли расспросы — час, другой, — об ужине никто и не заикнулся, да, по-моему, и не вспомнил даже, а все только задавали и задавали вопросы и скоро вконец запутались. Сначала они попросили короля про его жизнь рассказать, потом старого джентльмена — про его, и тут уж любой, кроме самого предвзятого обормота понял бы, что старый джентльмен правду говорит, а король врет. Потом и до меня черед дошел — расскажи, мол, что знаешь. Король бросил на меня такой взгляд, что я враз понял, чьей стороны мне лучше держаться. И стал рассказывать про Шеффилд, про нашу тамошнюю жизнь, про всех английских Уилксов и так далее, однако особо далеко зайти не успел, потому что доктор начал посмеиваться, а адвокат Леви Белл сказал:
— Довольно, мой мальчик, я бы на твоем месте не тужился так. Сколько я могу судить, врать ты еще не научился, и получается это у тебя плоховато — похоже, ты мало практиковался. Совсем никудышно получается.
Комплимент его мне не так чтобы сильно понравился, но я все равно был доволен — отвязались они от меня и на том спасибо.
А доктор начал, обращаясь к адвокату:
— Если бы вы, Леви Белл, были в городе с самого начала…
Но тут встрял король — протянул адвокату руку и говорит:
— А, так вы старый друг моего бедного покойного брата, тот, о котором он мне так часто писал?
Адвокат руку его пожал, и улыбнулся приятно, и они поговорили немного, а после отошли в сторонку и еще поговорили, вполголоса, а потом адвокат сказал, уже во весь голос:
— Прекрасно, так и поступим. Я сам доставлю им ваше распоряжение вместе с распоряжением вашего брата и все будет улажено.
Выдал он королю перо и бумагу, тот присел за стол, голову набок склонил, язык прикусил и начал что-то писать, а после протянул перо герцогу и тот — впервые за это время — аж с лица спал. Однако перо принял и тоже написал чего-то. Тогда адвокат обратился к старому джентльмену:
— Будьте любезны, вы и ваш брат, напишите по нескольку срок и подписи ваши поставьте.
Написать-то старый джентльмен написал, да только никто написанного им прочитать не сумел. Адвокат очень удивился и сказал:
— Решительно ничего не понимаю, — он достал из кармана какие-то старые письма, просмотрел их, потом вгляделся в писанину старого джентльмена, потом снова в письма и, наконец, говорит: — Вот письма Гарвея Уилкса, а вот то, что написали эти двое, и сразу видно, что писем этих не писал ни тот, ни другой (ну, должен вам сказать, физиономии у короля с герцогом стали растерянные и глупые — они ж поняли, что адвокат их вокруг пальца обвел), а вот написанное этим пожилым джентльменом, и опять-таки легко видеть, что и он их тоже не писал — правильнее будет сказать, что он, судя по его каракулям, писать и вовсе не умеет. Далее, вот это…
Старый джентльмен говорит:
— Если позволите, я могу все объяснить. У меня такой почерк, что его никто разобрать не способен — кроме моего брата, — поэтому он переписывает все, что я напишу. Эти письма написаны его рукой, не моей.
— Ну и ну! — говорит адвокат. — Хорошенькое дело! У меня имеются также и письма Уильяма, и если вы попросите его черкнуть пару строк, мы сможем срав…
— Он не умеет писать левой рукой, — перебивает его старый джентльмен. — Если бы он владел сейчас правой, вы поняли бы, что и мои, и свои письма писал он. Прошу вас, взгляните и на те, и на другие — они же одним почерком написаны.
Адвокат так и сделал, и говорит:
— Да, похоже на то — во всяком случае, здесь присутствует разительное сходство почерков, на которое я прежде не обращал внимания. Так, так, так! Я полагал, что мы уже близки к разгадке, однако она от нас ускользнула, во всяком случае, отчасти. Но так или иначе, одно можно считать доказанным — эти двое отнюдь не Уилксы, — и он повел головой в сторону герцога и короля.
