Наступили, таким образом, тяжелые времена для Селлена, и ему было очень тяжело, потому что он никак не мог заставить себя работать не по своему вкусу. Он снял теперь оставленное фотоателье на главной улице. Помещение состояло из самого ателье с прогнившим полом и дырявой крышей и из бывшей темной комнаты, пахнущей коллодием {99} и годной только для угольного или дровяного чулана, если обстоятельства позволяли это. Мебель состояла из садовой скамьи орехового дерева, из которой торчали гвозди и которая была так коротка, что ее хватало только до сгиба колен тому, кто пользовался ею как кроватью; а кроватью она служила всегда, когда ее владелец ночевал дома. Постель состояла из половины пледа и папки, разбухшей от этюдов. В чуланчике был водопроводный кран с раковиной; это была уборная.
В один холодный день, незадолго перед Рождеством, Селлен стоял перед мольбертом и в третий раз писал новую картину на старом холсте. Он только что встал со своей жесткой постели; прислуга не приходила и не топила, отчасти потому, что у него не было прислуги, отчасти потому, что ему нечем было топить. Никто не чистил его платья и не принес ему кофе. И все же он стоял и весело насвистывал и писал сверкающей закат, когда четыре раза стукнули в дверь. Селлен отворил немедленно, и в комнату вошел Оле Монтанус, одетый очень просто и легко, без плаща.
— Доброго утра, Оле! Как дела? Хорошо ли ты спал?
— Спасибо за внимание.
— Как дела со звонкой наличностью?
— О, плохо!
— А кредитные билеты?
— Так мало билетов в обращении…
— Да. Значит, не хотят больше выпускать. Но иные ценности?
— Нет никаких!
— Как ты думаешь, зима будет суровая?
— Я видел сегодня много галок, а это обещает холодную зиму!
— Ты делал утреннюю прогулку?
— Я гулял всю ночь, уйдя в двенадцать часов из Красной комнаты.
— Так ты был там вчера вечером?
— Да, и познакомился с двумя людьми: доктором Боргом и Леви.
— Ах, так! Я знаю их. Почему ты не переночевал у них?
— Нет, они вели себя высокомерно, потому что у меня не было пальто, и я стыдился. Я так устал, я на мгновение прилягу на твой диван! Я прошел через весь город и обежал половину; сегодня я возьму работу у орнаментщика, а не то помирать придется.
— Правда ли, что ты поступил в рабочий союз «Полярная звезда»?
— Да, это правда! Я в воскресенье буду читать там реферат о Швеции.
— Это материал! Очень хорошо!
— Если я засну здесь на диване, не буди меня. Я невероятно устал.
— Не стесняйся! Спи!
Через несколько минут Оле спал глубоким сном и храпел. Его голова свисала с одного конца, а ноги — с другого.
— Бедняга! — сказал Селлен и накинул на него плед.
Постучали опять, но не условным стуком, так что Селлен счел за лучшее не отпирать; но тут стук стал так громок, что страх перед чем-нибудь серьезным исчез, и Селлен открыл дверь доктору Боргу и Левину. Борг начал:
— Фальк здесь?
— Нет!
— А что это за вязанка валяется там? — продолжал Борг и указал ногой на Оле.
— Это Оле Монтанус.
— Ах, это тот экземпляр, который Фальк имел вчера при себе. Он спит еще?
— Да, он спит.
— Он ночевал здесь?
— Да.
— Почему ты не топил? Здесь дьявольски холодно!
— Потому что у меня нет дров.
— Тогда пошли за ними! Где прислуга?
— Прислуга ушла в церковь.
— Тогда разбуди этого вола, я его пошлю.
— Нет, пусть он спит, — попросил Селлен и поправил плед на Оле, который храпел все время и продолжал храпеть.
— Ну, так я научу тебя другому фокусу. Что под твоим полом в качестве наката? Земля?
— Этого я не знаю, — ответил Селлен и осторожно уселся на нескольких листах картона, разложенных на полу.
— Есть у тебя еще такой картон?
— Да, как же, — ответил Селлен и слегка покраснел у корней волос.
— Мне нужен картон и каминные щипцы.
Борг получил то, чего требовал. Селлен взял свой походный стул и сел на разложенный на полу картон, как бы охраняя клад.
Борг скинул сюртук и при помощи щипцов выломал из пола сгнившую от дождя доску.
— Проклятый малый! — закричал Селлен.
— Так я делал в университете в Уппсале, — сказал Борг.
— Но это не годится в Стокгольме!
— Черт подери, я мерзну и мне нужен огонь!
— Но поэтому ты не должен ломать пол посреди комнаты! Ведь это же сразу видно!
— Что мне за дело, видно ли это или нет! Я здесь не живу! Но это уже слишком!
Он приблизился к Селлену и опрокинул его вместе со стулом; в падении Селлен увлек за собою свой картон, так что открылся обнаженный накат.
— Какой негодяй! У него здесь настоящий дровяной склад, а он молчит.
— Это дождь наделал.
— Что мне за дело, кто это сделал! Теперь мы разведем огонь.
Сильно рванув, он высвободил несколько досок, и вскоре камин уже топился.
Левин тем временем вел себя спокойно, выжидающе и вежливо. Борг сел к огню и раскалил щипцы.
Опять стукнули — три раза коротко и раз длиннее.
— Это Фальк, — сказал Селлен и отворил. Фальк вошел; у него был несколько бледный вид.
— Нужны тебе деньги? — спросил Борг вошедшего и хлопнул по своему бумажнику.
— Почему ты спрашиваешь? — сказал Фальк недоверчиво.
— Сколько тебе нужно? Я могу достать!
— Ты это серьезно? — спросил Фальк, и лицо его несколько просветлело.
— Серьезно? Гм!.. Сколько? Сумму! Цифру!
— О, крон шестьдесят мне были бы весьма кстати.
— Ну и скромен же ты! — сказал Борг и обратился к Левину.
— Да, это очень мало, — сказал тот. — Бери, Фальк, пока кошель открыт.
— Нет, больше мне не нужно, и я не могу входить в большой долг. Впрочем, я не знаю, когда придется платить.
— Двенадцать крон в полгода, двадцать четыре кроны в год — в два срока, — ответил Левин уверенно и решительно.
— Это отличные условия, — сказал Фальк. — Где вы под них получаете деньги?
— В банке каретников! Дай-ка сюда перо и бумагу, Левин.
У того уже были в руках вексельный бланк, перо и карманная чернильница. Бланк уже был заполнен. Когда Фальк увидел цифру 800, он поколебался мгновение.
— Восемьсот крон? — спросил он.
— Бери больше, если тебе этого мало.
— Нет, не хочу; да и не все ли равно, кто возьмет деньги, только бы их правильно выплачивать. Но как же вы получаете деньги по таким бумажкам без поручительства?
— Без поручительства? Ведь мы же ручаемся за тебя, — сказал Левин доверчиво и презрительно.
— Я ничего не имею против этого, — возразил Фальк. — Я благодарю вас за ваше поручительство, но не верю, что это удастся.
— Ого! У нас уже есть разрешение, — и он достал то, что называл «ордером». — Итак, подписывай!
Фальк написал свое имя. Борг и Левин глядели через его плечо, как полицейские.
— «Асессор», — диктовал Борг.
— Нет, я литератор, — отвечал Фальк.
— Это не годится; ты записан асессором в адресной книге.
— Вы поглядели?
— Надо быть строгим в исполнении формальностей, — сказал Борг серьезно.
Фальк подписал.
— Иди сюда, Селлен, и засвидетельствуй! — приказал Борг.
— Я не знаю, имею ли я право, — ответил тот. — Я видел так много несчастья, произошедшего от таких подписей у нас в деревне…
— Ты теперь не в деревне и не с мужиками! Пиши, что ты удостоверяешь, что Фальк подписал собственноручно, ведь это ты можешь сделать!
Селлен подписал, но покачал головой.
— Разбуди-ка этого вола, он тоже подпишет.
Когда все толчки оказались тщетными, Борг взял щипцы, раскаленные докрасна, и сунул их под нос спящему.
— Проснись, собака, тебе дадут есть! — крикнул он.
Оле вскочил и стал протирать себе глаза.
— Ты должен удостоверить подпись Фалька, понимаешь?
Оле взял перо и написал под диктовку обоих поручителей, после чего опять хотел завалиться спать, но был задержан Боргом.
— Стой, подожди! Фальк напишет еще взаимное поручительство.
— Не пиши, Фальк, — сказал Оле, — это нехорошо, не оберешься забот.
— Молчи, собака! — заревел Борг. — Иди сюда, Фальк! Мы сейчас поручились за тебя, понимаешь, теперь ты должен поручиться вместо Струве, который обременен судебным преследованием.
— Что такое? — спросил Фальк.
— Это только форма; сумма долга — восемьсот банку маляров; первый платеж уже произведен, но тут Струве подвергся судебному преследованию, и нам надо заменить его. Это старый хороший вексель, и нет никакого риска.
Фальк подписал, и оба свидетеля тоже.
Борг тщательно и с видом знатока сложил векселя и передал их Левину, который тотчас же направился к двери.
— Теперь ты через час вернешься с деньгами, — сказал Борг, — а то я тотчас же пойду в полицию и тебя задержат по телеграфу.
