ней.
Наконец она, похоже, успокоилась и благодарно улыбнулась.
— Вот увидите, я справлюсь. Могу я уже сейчас приступить к работе?
— Конечно, госпожа Фромм, только сначала опишите мне, пожалуйста, хотя бы приблизительно, как выглядел тот пожилой господин... ну, тот, который жил в окрестностях Ричмонда. Или, может быть, вы знаете его имя?
Она задумалась, потом на лице ее появилось недоуменное выражение:
— Имя? Нет, не знаю. Мне и в голову никогда не приходило, что у него должно быть какое-то имя. Про себя я называла его «он», и мне этого было достаточно. А вот как он выглядел? Он... он очень похож на вас. Ну ладно, мне надо многое у вас привести в порядок!
И она исчезла за дверью.
Бог с ней, с этой госпожой Фромм, невесть каким ветром занесенной в мое жилище, я не испытываю ни малейшего желания ломать себе голову над ее шарадами. Несомненно одно: она подвержена так называемым альтернированным состояниям сознания. Для специалиста ее случай не представляет никаких трудностей: истерия пубертатного периода, ничего больше. Фиксированный галлюциноз. Драматизированный бред. Раздвоение личности. Очевидно, в данном случае alter ego проецируется в далекое прошлое. Ничего особенного тут нет...
Но Ричмонд? И мое сходство с этим пожилым английским джентльменом?.. Впрочем, подобные феномены тоже известны медицине. Интересно, есть ли на этом свете хоть что-нибудь неизвестное нашей медицине!.. Такие больные если уж находят среди своего окружения кого-нибудь, кто вызывает у них доверие, то буквально прикипают к нему душой. Личность, вызывающая доверие? Выходит, я для нее являюсь такой личностью? Конечно, так оно и есть; не я ли только что ей сказал: «Поможем друг другу взаимно»? Если бы я только знал, что означают эти ее слова: «Мне надо многое у вас привести в порядок!» Это что, сомнамбулический бред? Ладно, поживем — увидим, хотя... ей бы сначала с собой разобраться, ведь, очевидно, у нее временами не все в порядке с головою.
И тем не менее внутренний голос предостерегает меня от поспешных выводов; но и ему я не могу слепо доверять, иначе
рискую запутаться в себе и потерять свое «Я». Мне слишком хорошо известны страшные последствия такой потери. Ради того, чтобы личная судьба обрела высший смысл, можно пожертвовать многим, и «гордый человеческий разум» далеко не самая большая плата, примером тому жизнь большинства наших «нормальных» сограждан, увы, начисто лишенная какого-либо смысла, за исключением, естественно, «здравого», но утратить собственное «Я» — это катастрофа, полная и окончательная.
Итак, не теряя времени, за работу! Передо мной уже лежит туго перетянутый шпагатом пакет, который я, следуя полученному во сне предписанию... гм, Бафомета, только что выудил вслепую из выдвижного ящика.
Быть может, в нем я найду ключ к загадочным событиям последних дней?
Твердый, черный, цельнокожаный переплет с надписью:
«Личный дневник»
На титульном листе почерком Джона Ди выведено:
Лагбух [28] первой моей навигации
к истинному и достоверному Гренланду,
к трону и короне вечной Земли Ангелов.
Ноября 20 дня, в лето от Рождества Христова 1582.
Ныне со всей очевидностью явствует, что мои сомнения, связанные с Таиландом, который я полагал найти здесь, на земле, и подчинить земной светской власти королевы Елизаветы, были справедливы и вполне обоснованны.
С первого же дня, как. я в тщеславном ослеплении связался с ревенхедами, этот бродяга и шарлатан Бартлет Грин стал водить меня за нос, посредством изощреннейшие дьявольские ков сбивая с пути истинного. Видно, уж такова натура человеческая: люди в поте лица своего хлопочут о земном, ибо не ведают, что искать надо не здесь, а по ту сторону, не понимают они всей страшной глубины проклятья грехопадения! Не дано им знать, что в юдоли земной можно лишь искать, а обретать надо «по ту сторону». Мне же Бартлет Грин уготовал путь духовной погибели, а дабы я не обнаружил, что корона находится «по ту сторону», убеждал набраться терпения и ждать, когда плоды моих честолюбивых замыслов созреют здесь, на земле. Мой путь должен был стать стезею
лишений, разочарований; горя и измены, чтобы, убеленный преждевременными сединами, я пресытился жизнью и сдался на милость победителя.
Великая опасность нависла не только надо мной, но и над всем родом Ди, призванным снискать высшее, что уготовано ему чрез блудного сына, вернувшегося после грехопадения в отчий дом, ибо Бартлет Грин хотел воспрепятствовать исполнению этого предначертания. Его совет — искать извилистую тропинку к земной короне —был изначально ложен. Ныне у меня нет и тени сомнений в том, что Гренланд, моя Зеленая земля и мое королевство, находится «по ту сторону» и что иного смысла, как найти его, моя жизнь не имеет. Там, «по ту сторону», ждут своего короля «девственная королева» и такая же «девственная» корона великого таинства.
Сегодня третий день, как мне в предрассветной мгле был явлен «лик», и это наяву, в ясном уме и твердой памяти! Раньше я и не подозревал, что есть нечто, лежащее по ту сторону бодрствования, сна, забытья или одержимости — нечто пятое, непостижимое: какие-то загадочные символы, кои не имеют ничего общего с нашей земной жизнью. Это был мой второй лик, но он совсем не походил на тот, который мне когда-то открылся в угольном кристалле Бартлета, — на сей раз видение было явно пророческим.
Предо мной гордо, как на гербе Ди, возвышался зеленый холм, я сразу понял, что это Глэдхилл, холм нашего родового поместья. Вот только в его вершине не торчал серебряный меч, а, словно перенесенное с другого поля герба, тянулось к небу зеленое древо, из-под корней которого бил живой ключ и веселой струйкой сбегал вниз.
Зрелище это вселило в меня такую радость, что я из сумрачной низины поспешил к холму, дабы освежиться у древнего источника моих предков. То, что я все, включая, казалось бы, самую незначительную деталь этого действа, воспринимал одновременно и как реальность и как символ, граничило с чудом.
Стремясь поскорее достичь источника, я, вдруг обожженный догадкой, замер как вкопанный: да ведь геральдическое древо там, на холме, — это я; его ствол, ставший моим позвоночником, словно бы пытается дотянуться до самого неба, простирая ввысь свои пышные ветви, в которые превратились сплетения и жгуты моих нервов и кровеносных сосудов. Соки весело бурлили в моих жилах, пульсировали в сложных лабиринтах ветвей, и, внимая голосу сей древней крови, я с гордостью сознавал, что наше родовое древо воплотилось во мне, в том, кто сейчас стоит в его тени. В серебряном источнике у моих ног отражалась вся бесконечная
