— Траут, — сказал он, — вы просто чудо!
— По мере сил, Пикеринг, по мере сил…
— Какое мастерство!
— Я бы сказал, это природное…
— Да, наверное. Что ж, спасибо. Хотел бы я чем-нибудь отплатить…
— Пожалуйста. Дайте мне совет.
— В чем дело?
— Я иду в ресторан с миссис Бингем. Хочу сделать ей предложение.
— Замечательная мысль.
— А не рано? Я ее не спугну?
— Что вы! Они любят отчаянных мужчин.
— Мы только что познакомились.
— Не имеет никакого значения.
— Да?
— Да. Буквально вчера их просто перебрасывали через седло. Им очень нравилось. Жаль, что сейчас это не принято!
— Очень жаль.
— Метод иной. Надо делать предложение. Только не за супом! Подождите кофе.
— Почему?
— Суп не располагает к романтике.
— А, вон что! Конечно, конечно, конечно. Как же я не подумал? Спасибо, Пикеринг.
— Не за что, мой дорогой. Идите, Бог вам в помощь.
Предоставив Траута Богу, Джо схватил такси и помчался на Фаунтин-корт. Ворвавшись в квартиру 3а, он подхватил Салли и, кружась с ней по комнате, сообщил, что опасность — позади.
— Все в порядке, — заверил он. — Этот гад на тебе не женится.
— Знаю, — ответила Салли. — Он и так женат.
Джо снова испытал то особое чувство, которое испытываем мы, когда нас шлепают по носу мокрой рыбой.
— Что-что? — спросил он, резко остановившись. — Кто тебе сказал?
— Дафна. Его жена. Вы с мистером Траутом уехали, а она сказала.
— Какая еще Дафна?
— Дафна Долби. Леди Уорнер. Которая тут живет.
— А, вырвиглаз!
— Да, она красивая, но он не потому на ней женился. Лучше я объясню. Все очень просто.
— Для твоего ума — вполне может быть. Для моего — не очень.
— Они собирались пожениться. Она очень хотела стать «леди».
— Ага, ага!
— Когда я сказала, что мы обручились, она его схватила и женила. Все ж, это наследство…
— Да-да, знаю. Давай пригласим ее как-нибудь в наше гнездышко.
— Именно, гнездышко.
— В каком смысле?
— В таком. Джо, я последняя дура! Я закурила!
Джо нахмурился.
— Ты говоришь о женщине, — сказал он, — которую я люблю.
— Надолго ли?
— Что — «надолго»?
— Любишь. После того, что я сделала.
— Конечно. Как сказал бы Траут, любовь побеждает все. Да, кстати!
— Что?
— Осторожней с Траутом. Ни за что не говори, что этот червь женат. Он думает, дело в его красноречии.
— Чихала я на Траута! Он нам чуть жизнь не испортил. Ну, не хочешь, не скажу. Важнее вот что: много ли значат для тебя деньги?
— Деньги? Смешно. Тлен, я их часто называю. Суета сует.
— Если бы у меня их не было, ты бы все равно на мне женился?
— Не задавай идиотских вопросов.
— Значит, женился бы?
— Конечно!
— Это хорошо. У меня их нет.
— Нет?
— Нет.
— Куда ж они делись? Нельзя просадить со вторника двадцать пять тысяч.
Салли вежливо, но печально улыбнулась.
— Мистер Николз тебе говорил про это наследство?
— Да, Я сказал, что люблю тебя, а он говорит: «А, наследницу!» Кто-то тебе оставил деньги.
— Мисс Карберри. Помнишь, я у нее работала.
— Как же, помню. Эта, против табака.
— Вот именно. Оставила деньги под условием, чтобы я не курила. Дафна — сыщица, она за этим следит. Я старалась.
— Одобряю. Но подозреваю, что это еще не все.
— Именно. Сейчас я закурила.
— Когда тут рыщет вырвиглаз!
— Она не рыскала, в том-то и дело. Она ушла и забыла портсигар. Вот тут, на столике. Я сижу, волнуюсь, а он — лежит.
— И ты его взяла?
— Взяла.
Джо понимающе кивнул.
— Как и любая на твоем месте. А она вернулась?
— Да.
— Так я и думал. У нас, драматургов, особое чутье. Кстати, о драматургах…
— На работе она — кремень.
— …значит, о драматургах…
— Казалось бы, мы подружились, можно и посмотреть сквозь пальцы, но у нее работа выше дружбы.
— Похвально. Да, так драматурги. Лльюэлин хочет экранизировать мою пьесу.
Салли издала звук, который у менее прелестной девушки назвали бы визгом.
— Что ж ты раньше не сказал! — вскричала она.
— Как-то не пришлось.
— А я страдаю, страдаю…
— Очень полезно для надпочечников.
— Эти киношники много платят, да?
— Нет слов.
— Мы обойдемся без моих денег.
— Перебьемся.
— И ты не будешь обижаться, что жена богаче.
— Именно. Где муж, там и деньги. Спроси любого.
— Ах, amour propre, amour propre.[44]
— Нет, что за блеск! Какая жена! Наверное, ты была во Франции. Скажем, плавала в Булонь.
— Да, точно.
— Не заметила такого Бингема?
— Вроде бы нет.
— Заметила бы, не забыла бы. Он упал в воду. Прости, я отвлекусь на минуту.
— А что?
— Позвоню Лльюэлину, в больницу.
— Он заболел?
— Нет. Прячется от Веры Далримпл.
Разговор оказался коротким. Джо произнес: «Лльюэлин? Это Пикеринг», и держал трубку около минуты, после чего повесил.
Салли растерялась, а увидев его лицо, в ужасе вскрикнула:
— Джо! Что случилось?! Джо криво усмехнулся.
— Как бы помягче сказать…
— Говори прямо!
— Будет шок.
— Ладно, говори!
— Лльюэлин меня выгнал. Пьесу не берет.
— Почему?
— Бес его знает! Он сказал: «Ах, Пикеринг? Вас-то мне и нужно. Вы уволены. Вашу собачью пьесу я не беру».
— И все?
— Нет, не все. «Убирайтесь туда, где жили!»
— Что же ты ему сделал?
— Ничего.
— Раньше он сердился?
— Наоборот. Он меня очень хвалил. Эта Вера звонила, что придет, а я предложил лечь в больницу. Он меня так благодарил, слеза прошибала.
— Ничего не понимаю!
— А я понимаю. Дурная полоса. Пошли беды. Что ни начну — все не так.
— Не все. Мы вот встретились.
— Но пожениться не можем.
— Почему это? Можем, еще как!
— На что мы будем жить?
— У меня есть работа.
— А у меня нет.
— Найдешь.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все. Ладно, пошли в ресторан. Мы еще там не были. Перевези обратно вещи — и к «Баррибо»!
Войдя в обиталище Лльюэлина, Джо услыхал телефонный звонок и пожалел, что у него нет душехранителя.
— Да? — сказал он, подняв трубку.
— Это ты, Джо?
— Это ты, Джерри?
— Ну, как?
— Порядок.
— По моему расписанию?
— Вроде, да.
— Схватил?
— Да.
— Ребра хрустели?
— Более или менее.
— Полный мир?
— Вообще-то, да.
— А где экстаз?
— Тут с Лльюэлином, знаешь…
— Плюнь. Обойдется. Отец тоже пилит-пилит, рычит-рычит — и ничего. Ну, пока. Спешу. Ждут… кх-кх.
Джерри исчез, но известная истина «Если хочешь спокойно подумать, жди звонка» не сплоховала. На сей раз звонил мистер Траут.
— Пикеринг? Привет, привет! Хорошо, что я вас застал. Поговорить надо.
— Судя по тону, — заметил Джо, — предложение ваше принято. За кофе?
— За устрицами. Не мог ждать. Проглотил пятую устрицу и — поперек седла! Хо-хо! Кофе мы еще не пили, я ушел звонить. Где Лльюэлин?
— В больнице.
— Да, знаю. Амелия сказала. Но он сбежал.
— Сбежал?
— Абсолютно. Видимо, едет домой. Скажите ему про нас с Амелией. Помягче, ему будет тяжело.
— А что такое?
— Он сделал ей предложение.
— Вот это да!
— Именно. А она сказала: «Я подумаю». Хо-хо! Подумает, как же! Р-раз — и готово!
Джо посмотрел на него с большим восторгом, что несколько обесценивалось тем, что говорили они по телефону.
— Говорил я вам, женщины любят отчаянных.
— Ах, как вы правы!
— Поздравьте будущую миссис Траут.
— С удовольствием.
Теперь для полноты не хватало только хозяина; и впрямь, когда Джо повесил трубку, послышался скрежет ключа. Мистер Лльюэлин выглядел так, словно, убегая, не успел причесаться и повязать галстук. Взгляд у него был недружелюбный. Именно этим взглядом окидывает кобру обитатель Индии, застав ее в ванне поутру. Так он не глядел даже на сестру с иголкой и пробирками.
— А, это вы! — произнес он. Джо не возразил.
— Я же сказал, убирайтесь!
— Сейчас, только вещи уложу.
— А почему я вас выгнал, знаете?
— Пока нет.
— Ничего, узнаете.
Лльюэлин раздулся, как очень крупная лягушка. Горе часто вызывает такой эффект.
— Значит, так, — начал он. — Вы меня загнали в больницу. Могли бы догадаться, что выйдет. И вышло. Сегодня. Я сделал предложение сестре. Она говорит: «Я подумаю». Подумает! Ни одна женщина не устояла! Ни-од-на! Что-то во мне такое есть… Итак, завтра мне конец. Я ничего не говорю, сестрица — самый высший сорт, но я вообще не хочу жениться. А все вы! Чего вы скалитесь, как слабоумный павиан?
