Но тут телега подъехала к поджидавшим впереди священнику, канонику и цирюльнику. Все спешились; погонщик тотчас же выпряг волов из телеги и пустил их пастись по зеленому лугу. Санчо попросил священника позволить его господину выйти на минутку из клетки, объяснив, что иначе может случиться происшествие, несовместимое с достоинством почтенного рыцаря. Священник понял, в чем дело, и ответил, что он с величайшей готовностью исполнил бы его просьбу, если бы не боялся, что Дон Кихот, очутившись на свободе, не примется снова за свое и не удерет на поиски новых приключений.
— Я ручаюсь за то, что он не убежит, — сказал Санчо.
— И я тоже, — прибавил каноник, — особенно, если он даст слово рыцаря не удаляться от нас без нашего разрешения.
— Даю вам слово, — ответил Дон Кихот, слышавший этот разговор, — и тем более охотно, что околдованные не вольны располагать собой, как им хочется, ибо волшебник может заставить их простоять триста лет на одном месте, а если они попытаются бежать, он всегда может вернуть их обратно. Поэтому вы спокойно можете выпустить меня из клетки.
Тогда каноник развязал Дон Кихоту руки и открыл дверцу клетки. Обрадованный Дон Кихот проворно вылез наружу; прежде всего он потянулся и размял свои члены, а потом подошел к Росинанту и, похлопав его по бокам, сказал:
— Я надеюсь, что господь бог и его благословенная матерь скоро исполнят наши желания, о цвет и гордость всех коней на свете! Ты будешь опять носить своего господина, а я снова отдамся тому служению справедливости, на которое господь призвал меня.
Затем Дон Кихот присоединился к обществу, которое в ожидании завтрака расположилось на зеленой траве. Каноник пригласил Дон Кихота принять участие в трапезе, на что наш идальго охотно согласился; хотя он и считал себя околдованным, но все же порядком проголодался. Каноник, заинтересованный странным безумием нашего рыцаря, усадил его около себя и, движимый состраданием, сказал:
— Неужели в самом деле, сеньор идальго, чтение пустых и безвкусных рыцарских романов так на вас подействовало, что вы тронулись в уме и думаете, что действительно очарованы? Неужели вы верите во все эти небылицы, которые столь же далеки от правды, как ложь от истины? Возможно ли, чтобы человеческий разум мог поверить, что на свете существовали все эти бесчисленные Амадисы, все эти трапезундские императоры, Фелисмарты Гирканские, скакуны, странствующие девицы, змеи, андриаки, великаны, волшебники, битвы, влюбленные принцессы, оруженосцы, ставшие графами, смешные карлики, любовные письма, всякие чары и чудеса, — словом, весь этот вздор, которым полны рыцарские романы? Лично про себя скажу, что, когда я их читаю, они доставляют мне некоторое удовольствие. Но когда я начинаю вдумываться во всю эту галиматью, меня невольно охватывает чувство негодования. Все эти романы приносят громадный вред и заслуживают полного уничтожения. Они нелепы, лживы и противоречат законам человеческой природы. А главное — они смущают умы самых рассудительных и благородных идальго, как об этом свидетельствует пример вашей милости. Ведь это они довели вас до такого состояния, что вас пришлось запереть в клетку и везти на волах, как возят из деревни в деревню какого-нибудь льва или тигра, показывая его за плату. Ах, сеньор Дон Кихот, сжальтесь над собою, вернитесь в лоно разума и употребите во благо тот рассудок, которым небо вас щедро наделило. Посвятите ваши блестящие способности изучению других книг, тогда вы и душу свою спасете, и славу умножите! Если же прирожденная склонность влечет вас к книгам о подвигах, тогда прочтите в Священном Писании книгу Судей; в ней вы найдете подлинно великие события и деяния, столь же истинные, как и отважные. Вот какое чтение достойно отменного ума вашей милости, сеньор мой Дон Кихот!
Дон Кихот с величайшим вниманием выслушал речь каноника, а когда тот кончил, долгое время смотрел на него и, наконец, заговорил:
— Если я не ошибаюсь, ваша милость стремится убедить меня, что на свете не существовало странствующих рыцарей; что все рыцарские романы ложны, пагубны и бесполезны для государства, что, читая их, я поступал плохо, веря им — поступал еще хуже, а подражая их героям — совсем скверно? Но неужели же вы отрицаете существование Амадиса Галльского, и Амадиса Греческого, и всех других рыцарей, подвигами которых полны эти романы?
— Ваша милость весьма точно передает мою мысль, — подтвердил каноник.
А Дон Кихот продолжал:
— Ко всему этому ваша милость еще прибавила, что чтение подобных книг причинило мне большой вред, так как лишило меня рассудка и довело до этой клетки; что я сделал бы лучше, если бы исправился и, вместо рыцарских романов, стал читать книги более правдивые, более занимательные и поучительные?
— Совершенно верно, — заметил каноник.
— В таком случае, — сказал Дон Кихот, — я утверждаю, что околдованным и лишенным разума являетесь вы сами, раз вы решились изречь хулу на то, что всем миром признано за истину. Человек, отрицающий, подобно вашей милости, правдивость рыцарских романов, заслуживает того наказания, которому ваша милость желали бы подвергнуть неугодные вам книги. Вы хотите меня уверить, что на свете не было ни Амадиса, ни всех других рыцарей — искателей приключений, о которых подробно рассказывается в романах! Это все равно, как если бы люди старались доказать, что солнце не светит, лед не холоден и земля не тверда. Какой же человек на свете сможет убедить нас, что история инфанты Флорипес и Гюи Бургундского — не истина? Или подвиги Фьерабраса на Мантибльском мосту во времена Карла Великого! Черт меня побери, если все это — не такая же правда, как то, что сейчас день! Если же это ложь, то, значит, не было ни Гектора, ни Ахилла, ни Троянской войны, ни двенадцати пэров Франции, ни короля Артура Английского, который и поныне еще летает, обращенный в ворона, между тем как в его королевстве ждут со дня на день его возвращения! Но кто же станет отрицать достоверность истории Пьера и прекрасной Магелоны, когда и до наших дней в королевском арсенале хранится колышек, при помощи которого отважный Пьер управлял деревянным конем, носившим его по воздуху. Там же находится седло Бабьеки, а в Ронсевале хранится рог Роланда[58], величиной с большое бревно. Из всего этого следует, что существовали и двенадцать пэров, и Пьер, и Сид, и другие подобные им рыцари,
Столь известные в народе
Тем, что приключений ищут.
А разве выдуманы приключения в Бургундии двух отважных испанцев — Педро Барбы и Гутьерре Кихады[59] (из рода коего я и происхожу по прямой мужской линии); разве они не бросили вызова двум сыновьям графа де Сен-Поль и не победили их? Вы скажете, что все это выдумки: и турнир Суэро де Киньонес[60], описанный в «Пасо», и поединок Луисе де Фальсес с кастильским рыцарем дон Гонсало де Гусман[61], и вообще все многочисленные деяния, совершенные христианскими рыцарями, нашими и иноземными. А между тем всякому ясно, что оспаривать их достоверность может лишь тот, кто сам лишен всякого разума.
Каноник был поражен глубокими сведениями Дон Кихота во всем, что касалось истории его любимых странствующих рыцарей.
— Я не могу отрицать, сеньор Дон Кихот, — сказал он, — что некоторые из приведенных вами примеров достоверны. Так, я готов с вами согласиться, что двенадцать пэров Франции действительно существовали. Но я не могу поверить, что они проделывали все то, что им приписывает архиепископ Турпин. Нам известно только, что это были рыцари, которых избрали французские короли и назвали пэрами[62], так как все эти рыцари были равны по происхождению, по доблести и отваге. Что же касается колышка графа Пьера, который, по словам вашей милости, хранится в королевском арсенале рядом с седлом Бабьеки, то, признаюсь, грешен я или невежествен, или подслеповат, но только седло я разглядел, а колышка не приметил, хотя он, как говорит ваша милость, не так уж мал.
— Да нет же, он, наверное, находится там! — воскликнул Дон Кихот. — Я могу еще прибавить, что, по слухам, для него сделали особый кожаный футляр.
— Все возможно, — ответил каноник, — но, клянусь моим духовным саном, я не помню, чтобы его там видел. Допустим даже, что он там находится, все же это не заставит меня поверить историям всех этих Амадисов и прочих бесчисленных рыцарей, о которых нам рассказывают авторы романов. И вы, ваша милость, как человек почтенный и здравомыслящий, не должны принимать за правду все вздорные небылицы, которыми переполнены нелепые рыцарские романы.
