Это он и сказал своему патрону. Когда пламя свечи победило темноту, Рикардо увидал мистера Джонса, лежавшего в глубине комнаты на походной кровати. Из-под дорожного одеяла, по крывавшего его исхудалое тело, виднелась только голова, опи равшаяся вместо подушки на другое скатанное одеяло. Рикардо уселся на полу, скрестив ноги, и мистер Джонс, сон которой) был, должно быть, не очень глубок, открыв глаза, увидел своего секретаря на уровне собственного лица.
— А? Что вы говорите? Не можете заснуть? Но почему вы мне не даете спать? К черту все ваши глупости!
— Да этот тип, там вот, тоже не спит. Вот почему! Черт меня возьми, если он там только что не мечтал. Разве посреди ночи кому-нибудь приходит фантазия размышлять?
— Почем вы знаете?
— Он был на дворе, сэр, я видел его своими глазами.
— Да почем вы знаете, что он встал, чтобы размышлять? У него могли быть другие причины, например зубная боль, а может быть, это вам и приснилось. Вы не пробовали уснуть?
— Нет, сэр, я даже не ложился.
Рикардо рассказал своему патрону, как он сторожил на веранде и что положило этому конец. По его мнению, не спящий ночью человек, с сигарой в зубах, мог только размышлять.
Мистер Джонс приподнялся на локте. Это доказательство внимания ободрило его верного последователя.
— Пора бы нам тоже подумать, — добавил Рикардо более уверенным тоном.
Сколько они ни жили вместе, капризы патрона продолжали быть источником беспокойства для его несложной души.
— Вы всегда выдумываете истории, — снисходительно заметил мистер Джонс.
— Возможно, но я никогда не выдумываю их напрасно. В этом вы меня не можете упрекнуть, сэр. Возможно, что моя точка зрения отличается от точки зрения джентльмена, но она отличается и от точки зрения идиота. Вы это и сами иногда признавали.
Рикардо горячился. Мистер Джонс небрежно прервал его:
— Вы, я думаю, разбудили меня не для того, чтобы я выслушивал ваши оправдания?
— Нет, сэр.
Рикардо помолчал немного, прикусив язык.
— Думаю, что не смог бы вам ничего сказать о себе, чего бы ни не знали, — сказал он с шутливым удовлетворением.
Но продолжал другим тоном:
— Говорить надо о том человеке. Он мне не нравится.
Рикардо не заметил зловещей улыбки, пробежавшей по губам мистера Джонса.
— В самом деле? — прошептал джентльмен.
— Нет, сэр, — горячо проговорил Рикардо, огромная черная гень которого падала на противоположную стену. — Он… не щаю, как это сказать… ему не хватает сердечности…
Мистер Джонс небрежно согласился:
— Это, несомненно, вполне владеющий собою человек.
— Да, да, вот именно. Владеющий…
Негодование душило Рикардо.
— Я скоро выпущу из него это «владение» через дыру в ребрах!.. Но дело идет об особой работе.
По всей вероятности, мистер Джонс думал о том же, потому что он спросил:
— Вы думаете, он что-нибудь подозревает?
— Не вижу, что именно он мог бы подозревать, — проворчал Рикардо. — А между тем он сидел там и размышлял. О чем, хотел бы я знать? Что заставило его подняться с постели посреди ночи? Не блохи же, разумеется!
— Может быть, нечистая совесть, — усмехнулся мистер Джонс.
Его верный секретарь был слишком раздражен, чтобы понять шутку. Он грубо заявил, что не знает, что такое совесть. Трусость — это существует, но трусить парню казалось бы поводов не давали. Он все же допускал, что появление незнакомцев могло несколько встревожить его из-за скрытого где-то клада.
Рикардо оглядывался по сторонам, как будто боялся, что его услышат скользившие по стенам от слабого освещения тени. Его патрон проговорил с полным спокойствием:
— Кто знает, не обманул ли вас этот трактирщик? Очень возможно, что это бедняк.
Рикардо недоверчиво покачал головой. Шомбергу удалось внушить ему полную уверенность, и он пропитался ею, как губка пропитывается водой. Сомнения его патрона являлись совершенно неосновательным возражением против самой очевидности; но голос Рикардо сохранил мурлыкающую слащавость, сквозь которую проскальзывала ворчливая нотка.
— Вы удивляете меня, сэр! Они не поступают иначе, эти ручные, вульгарные лицемеры. Когда у них под носом лакомый кусок, ни один не станет держать руки в карманах. Впрочем, я их не осуждаю. Что мне противно, так это их манера дейст вовать. Посмотрите только, как он избавился от своего при ятеля. Отправить парня на родину, чтобы он схватил там про студу, это как раз прием этих ручных. И вы, сэр, думаете, что человек, способный на такую вещь, не загребет со своим лице мерным видом всего, что попадется ему под руку? Что такое вся эта история с углем? Махинация прирученного гражданина, ли цемерие… вот и все! Но, нет, сэр, все дело в том чтобы вы тянуть у него секрет как можно чище. Вот какая предстоит ра бота. Она не так проста, как кажется. Я уверен, что вы, сэр, об думали вопрос прежде, чем согласиться на эту маленькую экскурсию.
— О нет.
Мистера Джонса было едва слышно; его глаза пристально смотрели куда-то вдаль.
— Я не раздумывал много. Мне было скучно.
— Да, вы можете сказать… порядком. Я дошел почти до отчаяния, когда этот идиот трактирщик стал болтать об этом парне на острове. Совершенно случайно. Наконец, сэр, мы тут, после того, как довольно-таки близко заглянули смерти в глаза. Я чувствую себя совершенно разбитым. Но не бойтесь: его клад заплатит за все!
— Он здесь совершенно один, — проговорил мистер Джонс глухим голосом.
— Да… да… в известном смысле. Да, он все равно что один. Да, можно сказать, что он — один.
— Есть, правда, этот китаец.
— Да, есть китаец, — рассеянно согласился Рикардо.
Он размышлял над тем, своевременно ли сообщить патрону о присутствии на острове женщины. Наконец решил воздержаться. Предприятие было достаточно щекотливым и без того, чтобы осложнять его еще, возбуждая капризы джентльмена, с которым он имел честь работать. Если бы секрет обнаружился, он мог всегда поклясться, что ничего не знал об этом оскорбительном присутствии. Лгать нет надобности. Достаточно держать язык за зубами.
— Да, — прошептал он задумчиво, — Есть гражданин Небесной империи. Это верно.
В глубине души он чувствовал какое-то двусмысленное уважение к преувеличенному отвращению, которое внушали его патрону женщины, как будто это отвращение было своего рода добродетелью, правда, извращенной, но все же добродетелью, так как в нем он видел выгоду; в конце концов это предохраняло от множества нежелательных осложнений. Рикардо не пытался понять и даже анализировать эту особенность своего начальника. Он знал только, что собственные его наклонности были не таковы, и что от этого он был не более счастлив и не более обеспечен. Он не мог сказать, до чего его могли бы довести его страсти, если бы он болтался по свету один. Но, по счастью, он был подчиненным — не рабом на жалованье, а учеником, — что составляло большую разницу. Да, конечно, вкусы его патрона многое упрощали — это была неоспоримо. Но иногда они и усложняли кое-что: например, в данном случае, исключительно важном и уже достаточно щекотливом для Рикардо. И всего хуже было то, что никогда нельзя было с точностью знать, что сделает патрон.
«Это ненормально, — с раздражением думал Рикардо. — Как вести себя в отношении ненормальности? Правил на этот счет не существует». Верный сподвижник «просто Джонса» предвидел тысячу затруднений материального характера; он решил скрывать от патрона существование девушки возможно дольше. Увы! Это могло быть всего лишь вопросом нескольких часов, а для того, чтобы правильно повести дело, надо было иметь в своем распоряжении несколько дней. Раз дело было бы уже в ходу, джентльмен не бросил бы его. Как это часто случается с испорченными натурами, Рикардо питал к некоторым людям искреннее и непоколебимое доверие. Человеку необходимо иметь нравственную опору в жизни.
Скрестив ноги, склонив немного голову, совершенно неподвижный, он, казалось, в этой позе бонзы размышлял о священном слове «Ом». Поразительная иллюстрация обманчивости внешности, потому что его презрение к миру было строго практического свойства. В Рикардо не было абсолютно ничего ненормального, за исключением его странной неподвижности. Мистер Джонс снова опустил голову на скатанное одеяло и лежал на боку, спиною к свету. От гнездившихся в его глазных впадинах теней они казались совершенно пустыми. Когда он заговорил, голос его прозвучал у самого уха Рикардо.
— Что же вы ничего не говорите, если уже разбудили меня?
— Я себя спрашиваю, так ли вы крепко спали, как хотите меня уверить, сэр? — сказал невозмутимо Рикардо.
— Спал ли я? — повторил мистер Джонс. — Во всяком случае, я спокойно отдыхал.
— Послушайте, сэр, — с тревогой в голосе прошептал Рикардо, — вы не собираетесь предаваться одному из ваших припадков скуки?
