— О! зачем я не умерла от тоски! — шептала про себя бедная девушка, заливаясь слезами. — Уж один бы конец!.. А теперь… Боже мой, Боже мой!.. Да разве легче для меня не сметь взглянуть на добрых людей и по сто раз на день умирать со стыда!
Левшин соскочил с телеги, а Кондратий спешился, подошел к нему и сказал почтительным голосом.
— Здравствуй, батюшка Дмитрий Афанасьевич! Уж мы тебя ждали, жали!.. Юрий Максимович начинал тревожиться и выслал меня к вам навстречу… Он приказал тебе доложить, чтоб ты пожаловал к нему, а для твоей суженой отведена изба у старосты. Там ее примут и уберут к венцу сенные девушки, а боярская кормилица, Матрена Никитична, вместо посаженой матери благословит ее святой иконой. В свахи большие с осыпалом наряжена моя старуха, а в меньшие свахи ключница Игнатьевна. Боярин изволил сказать, что он у тебя посажепым отцом, и хочет снарядить твою невесту, как свою дочь родную. Отец Егор уже давно вас в церкви дожидается, а сам боярин не будет в поезде; а как вы обвенчаетесь, так встретить вас у себя с хлебом-солью. Он прежде венца, — промолвил вполголоса Кондратий, — не желает видеть твоей суженой: боится, что ей будет стыдно.
В продолжение этого разговора Дарья, которая также, ради девичьей стыдливости, опустила фату, шептала Софье:
— Смотри же, Софья Андреевна, когда станут тебя одевать к венцу да начнут косу расплетать, так ты, моя голубушка, тут-то себя покажи — так и разрывайся!
Левшину подвели верховую лошадь; он присоединился к поезду и, проводив свою невесту до Старостина двора, который был в двух шагах от церкви, отправился к боярину Куродавлеву.
XI
Левшин нашел боярина в его любимом теремном покое.
— Добро пожаловать, Дмитрий Афанасьевич, — вскричал Куродавлев, идя к нему навстречу.
— Ну, что твоя суженая? Привез ли ты ее?
— Привез, Юрий Максимович.
— Аи да молодец!.. То-то потеха будет в Мещовске!.. Чай, Федька Токмачев затеял пир во весь мир!.. Гостей назвал!.. Исхарчился!.. Ан вот тебе и невеста!.. Что, взял?.. По усам текло, да в рот не попало… мошенник этакий!.. А я, Дмитрий Афанасьевич, начинал уже побаиваться… Да что вы, шагом, что ль, ехали?
— Туда ехали скоро, Юрий Максимович, а назад, почитай, все шагом, насилу дотащились.
— Как так?.. На этой тройке?
— Что ж делать: дорога-то больно плоха. Ведь мы ехали зимним путем.
— Зачем?
— За нами была погоня, а повозка-то у нас сломалась. Вот пока мы сидели, притаясь в лесу, погонщики взяли у нас переду. Мы после кое-как телегу достали, да ехать-то нам нельзя было по одной с ними дороге.
— Вот что — Так за вами была погоня!.. А знает ли Андрей Поморянин, что это дело ты спроворил?
Как же!.. И меня и слугу моего видел сторож.
Ну, так мешкать нечего!.. Чай, будущий твой тесть знает, что ты гостишь у меня, и уж, верно, сюда пожалует. Ступай-ка, Дмитрий Афанасьевич, принарядись на скорую руку, да и к венцу!.. Коли вас успеют повенчать прежде, чем он приедет, так и все концы в воду!.. Вот этак-то будет лучше, — продолжал оярия, когда Левшин вышел из покоя, — а то ведь, в самом деле, как скажешь отцу: да, дескать, любезный, дочка твоя здесь, и я, посторонний человек, хочу выдать ее замуж; а тебе, дескать, родному ее батюшке, до этого и дела нет. Хочешь с нами пировать — милости просим, а не хочешь — так со двора долой! Да этого сказать и язык не поворотится!.. Вот дело другое, как повенчались, так уж тут и батюшке говорить нечего: в жене волен муж, а не отец.
— Эй! Кто там?
В комнату вошел дворецкий.
— Кондратий, — молвил Куродавлев, — пошли-ка сказать, чтоб невесту скорей наряжали; да готова ли колымага, в которой повезут ее к венцу?
— Как же, Юрий Максимович, она уж давно стоит у старосты на дворе.
— А много ли вершников будет в жениховом поезде?
— Всего пятнадцать человек. Впереди Андрюшка Барсук поедет с тулумбасником, за ним шестеро вершников попарно, там жених с двумя дружками, а позади еще шестеро вершников.
— Эх, маленько!.. Ну да так уж и быть. А жених на чем поедет?
— На своем аргамаке, батюшка; только мы оседлали его твоим кизылбашским седлом с каменьями; плат под седлом из травчатого аксамита, науз из витого золота, а поводная цепь — серебряная.
— Хорошо!.. Теперь ступай, да поторопи жениха, мешкать нечего.
Оставшись один, Куродавлев подошел к окну, из которого был виден" двор, озеро, церковь и все село; он с приметным беспокойством посматривал на дорогу, которая шла по той стороне озера.
— Вот, так и жду, — прошептал он, — что этот Андрей Поморянин нагрянет ко мне как снег на голову!.. Э! Да вот уж кто-то едет, тройкою в телеге… Ахти, никак он!.. Кажись, в телеге сидит старик… Вот шибко поехали… Авось мимо… Нет! Заворачивают на плотину… сюда едут!.. Ну, так и есть!!! Верно, Андрей Поморянин!.. Эй, Степка! — продолжал боярин, растворив сенную дверь. — Сбегай проворней — узнай, кто это ко мне приехал?
Через несколько минут слуга воротился и доложил Куродавлеву, что приехал передовой боярина Кириллы Андреевича Буйносова.
— Как! — вскричал с радостью Куродавлев, — друг сердечный, Кирилла Андреевич?.. Ну, не ждал я так скоро дорогого гостя!.. Милости просим. Вот кстати-то пожалует!.. В посаженые отцы его к молодой… Да, хочет или не хочет, а уж угорское-то винцо мы с ним покончим!.. Веди сюда передового.
— Вот он, Юрий Максимович, — сказал дворецкий, введя в покои Савельича, этого досужего пчеловода и костоправа, который был некогда раскольником и жил в работниках у Андрея Денисова. — А я, батюшка, — промолвил Кондратий, — пришел доложить тебе, что жених готов и сейчас едет в церковь.
— Да вот и поезд тронулся, — прервал Куродавлев, — а вот и жених… Экий молодчина, подумаешь!.. Любо-дорого взглянуть!.. И осанка-то какая!.. Ну, похож ли он на стрелецкого сотника?.. Эх, жаль!.. А что, брат, — продолжал боярин, садясь в кресла и обращаясь к приезжему, — как тебя зовут?
— Антошка Савельев, батюшка.
— Ну что, Савельич, ты далеко оставил своего барина?
— Нет, государь Юрий Максимович, много, если версты четыре переду взял. Лошадки-то у меня поплоше боярских, да и больно поумаялись.
— Так друг-то мой сердечный того и гляди прикатит?.. Да как же он это пустился в дорогу: ведь путь не близкий, а оп мне писал, что не может встать с постели?
— Да, батюшка! Кирилла Андреевич изволит зашибить правую ножку, и на первых-то порах я думал, что не скоро встанет; да видно, что это мне так с испуту показалось.
— Тебе?
— Да, Юрий Максимович, ведь боярипа-то я пользовал.
— Вот что! Так ты человек досужий?
— Знаем кой-что, кормилец. Я таки за мой век много косточек повыправил.
Так ты костоправ?.. А руду метать умеешь?
И это маракуем. Коли надо твоим лошадкам кинуть кровь, прикажи, батюшка; а коли часом и тебе самому надо будет жилку открыть…
Нет уж, брат, спасибо!.. Вот разве как-нибудь ногу или руку вывихну…
Дай-то Господи, батюшка!.. Уж я бы тебе послужил…
— Что-ты, что ты? — прервал боярин с громким смехом
— Вот о чем Бога молит!
— А что ж, государь Юрий Максимович?.. Коли тебе на роду написано вывихнуть ручку или ножку, так уж лучше при мне: ведь разные костоправы, батюшка, какому попадешься…
— Да лучше, брат, никакому. А скажи мне, что Кирилла Андреевич совсем, что ль, выздоровел?
— Нет, батюшка, все еще изволит прихрамывать; а подождать не хотел: что-то больно к тебе торопился.
— Знаю, знаю!.. Да порадовать-то его будет нечем.
— Юрий Максимович! — сказал дворецкий, входя торопливо в комнату, — сейчас въехал на двор вот этот раскольничий-то голова…
— Кто?.. Андрей Поморянин?
— Да, батюшка.
— Ступай проворней… прими его со всяким почетом.
— Как, батюшка!.. Этого еретика?
— Да, да!.. Как самого дорогого гостя — слышишь?
— Слушаю, сударь! — пробормотал дворецкий, с трудом скрывая свое негодование.
— Введи его в большую расписную палату: оттуда он ничего не увидит; да попроси его обождать минутки две, а там как я к тебе пришлю, проводи его сюда. Ну, ступай проворней!
Куродавлев подошел опять к окну.
— Да что ж это они едут не едут? — сказал он с приметным нетерпением. — Что за увальни такие!.. И зачем я не приказал им ехать рысью!.. Вон плетутся как!.. Ну, слава Тебе, Господи, — доехали!.. Вошли в церковь… Теперь за невестой дело станет!.. Эх, проваландаются они вплоть до вечерен!.. Ведь эти девки перед венцом — беда!.. Чай, ревет теперь в истошный голос, а мои-то дуры, чем бы ее скорее снаряжать, глядишь — также голосят!.. Ох, эти бабы! Как примутся вопить да причитать, так их ничем не уймешь!.. А! Вот никак зашевелились… отворяют ворота… вот невеста выехала!.. Благо церковь-то близко… Вот и свахи принимают ее из колымаги… ведут на паперть… Ну, теперь можно!.. Послушай-ка, Савельич, пошли сенного мальчика сказать Кондратию, чтоб он ввел сюда приезжего гостя, а сам подожди в сенях: мне еще надо будет с тобой словечка два перемолвить.
