Он должен посмотреть на коров, когда они возвращаются с пастбища, должен познакомиться с телятами и ягнятами, поискать снесенные курами яйца и угостить сахаром всех лошадей.
Весь день дети не отпускают его ни на шаг. Никаких уроков, никакой работы, весь день они проводят с отцом!
Вечером он играет им польки, все это время он был для них добрым другом и товарищем их игр; и, засыпая, они горячо молятся о том, чтобы отец никогда их не покидал.
И он действительно остается с ними на целую неделю и все время веселится, точно ребенок. Он влюблен во все, что его окружает, — в жену и детей, в свой дом, и совершенно забывает об Экебю.
Но в одно прекрасное утро он исчезает. Его счастье было слишком велико, и он не мог больше выдержать. Экебю в тысячу раз хуже, но зато Экебю находится в водовороте событий. О, как хорошо там выражать свои мечты в звуках скрипки! Разве может он жить вдали от подвигов кавалеров, вдали от длинного Лёвена, берега которого овеяны славой удивительных приключений?
А жизнь в усадьбе шла своим размеренным ходом. Здесь все расцветало под заботливыми руками хозяйки, все дышало миром и счастьем. И все то, что в других местах вело к раздорам и огорчениям, здесь не вызывало ни страданий, ни слез. Ничто не нарушало привычного течения жизни. И что было делать, если хозяин тосковал по кавалерам и Экебю? Разве можно обижаться на солнце за то, что оно каждый вечер исчезает на западе и оставляет землю во мраке?
Кто более непобедим, чем умеющий покоряться? Кто может быть более уверен в победе, чем тот, кто умеет ждать?
Глава девятнадцатая
ДОВРСКАЯ ВЕДЬМА
Доврская ведьма появилась на берегах Лёвена. Ее не раз видели там, маленькую и сгорбленную, в юбке из звериных шкур и с поясом, отделанным серебром. Зачем покинула она свое волчье логово и появилась среди людей? Что ищет ведьма с Доврской горы среди зеленеющих долин?
Она бродит и собирает подаяние. Она алчна и жадна на подарки, несмотря на свои богатства. В горных ущельях прячет она тяжелые слитки белого серебра, а на сочных высокогорных лугах пасутся большие стада ее черных коров с золотыми рогами. Но она бродит по дорогам в берестяных лаптях, в засаленной одежде из шкур, а из-под грязных лохмотьев проглядывает причудливый шитый узор. Трубка ее набита мхом, и она не гнушается просить подаяние у самых последних бедняков. Эта бессовестная старуха никогда не благодарит и никогда не бывает довольна.
Она стара, как мир. Неужели было время, когда чистые, нежные краски юности играли на этом обветренном, лоснящемся от жира и грязи лице с приплюснутым носом и узкими глазами, которые поблескивают, словно раскаленные уголья среди серой золы? Неужели было время, когда она, сидя на горном пастбище, отвечала звуками рожка на пастушьи любовные песни? Она живет уже много столетий. Даже самые глубокие старики не помнят того времени, когда она не бродила бы по стране. Их отцы видели ее уже совсем старой еще в дни своей молодости. И все-таки она до сих пор жива. Я, которая пишу эти строки, видела ее собственными глазами.
Она обладает какой-то магической силой. Она, дочь финнов, владеющих тайнами заклинаний, ни перед кем не склоняет своей головы. Широкие ступни ее ног не оставляют никаких, даже едва заметных, следов на дорожном песке. Она может вызвать град и может поразить молнией. Она умеет гонять заблудившиеся стада по горам и может наслать на овец волков. Не жди от нее хорошего, но зла она может причинить немало. Самое лучшее не ссориться с ней. Если она клянчит у вас последнюю козу или целую марку[25] шерсти, отдайте ей это! Иначе падет лошадь, сгорит дом, или на корову нападет порча, или умрет ребенок, или хозяйка вдруг лишится рассудка.
Спаси господь от такой гостьи, но все-таки лучше встретить ее с улыбкой. Кто знает, кому грозит бедой ее появление? Она бродит по долине не только затем, чтобы набить свою нищенскую суму. С ее приходом червь появляется на полях, в сумерках зловеще тявкают лисицы и воют волки и всякие гады приползают из леса к порогам домов.
Она очень гордая. Она хранит мудрость предков, дающую власть, и очень гордится этим. Посох ее весь испещрен старинными рунами. С этим посохом она не рассталась бы ни за какие сокровища в мире. Она умеет петь заклинания, варить приворотное зелье и знает все травы, она умеет мутить зеркальную гладь озера и вязать штормовые морские узлы.
Если бы я только могла разгадать все мысли, скрытые в ее одряхлевшем мозгу, возраст которого исчисляется многими сотнями лет! Что думает об обитателях долины эта старуха, пришедшая из дремучих лесов, спустившаяся к нам с неприступных гор? Для нее, которая верит в великого тура и в могущественных финских богов, простые христиане все равно что смирные дворовые псы для серого волка. Неукротимая, как снежная вьюга, и могучая, как водопад, она не может любить сыновей равнины.
И все-таки время от времени она спускается с гор, чтобы взглянуть на мышиную возню этих ничтожных людишек. При виде ее они содрогаются от ужаса, а она, всесильная дочь дремучих лесов, уверенно идет по долине под защитой людского страха. Подвиги рода ее еще не забыты, не забыты и ее собственные дела. Словно кошка, которая надеется на свои когти, она надеется на мудрость ума своего и на силу, полученную в дар от богов, на силу заклинаний. Никакой король не уверен так в своей власти, как она в своем умении вселять ужас.
Немалый путь прошла доврская ведьма. И вот она в Борге и смело идет к графскому дому. Она не привыкла входить через черный ход, она направляется прямо к парадному крыльцу. Шагая по аллеям парка, окаймленным цветами, она ставит свои широкие берестяные лапти так же уверенно, как если бы шла по горным тропинкам.
Случилось так, что как раз в это время графиня Мэрта вышла на крыльцо полюбоваться великолепием июньского дня. Внизу на песчаной дорожке остановились две служанки. Они возвращались из бани, где коптилась свинина, и несли на палке свежекопченые окорока в кладовую.
— Не угодно ли вам, милостивая графиня, взглянуть, достаточно ли прокоптилась свинина? — спрашивают служанки.
Графиня Мэрта, которая в то время вела хозяйство в Борге, перегибается через перила и смотрит на свинину, но в тот же миг старуха финка кладет руку на один из окороков.
Какая чудесная, коричневая, блестящая корочка, какой толстый слой сала! Понюхайте, какой свежий аромат можжевельника издают эти свежекопченые окорока! О, пища богов! Ведьма не отпускает окорок, она хочет забрать его.
Да, дочь неприступных гор и дремучих лесов не привыкла просить и унижаться! Разве не по ее милости расцветают цветы и живут люди? Мороз, бури и наводнения — разве все это не в ее власти? Все это может она обратить против людей. А потому не пристало ей просить и унижаться. Она кладет руку на то, что ей приглянулось, — теперь окорок принадлежит ей.
Однако графиня Мэрта ничего не знает о могуществе старухи.
— Убирайся прочь, попрошайка! — говорит она.
— Отдай мне окорок! — говорит волчья наездница, доврская ведьма.
— Она с ума сошла! — кричит графиня и велит служанкам нести окорока в кладовую.
Глаза столетней старухи сверкают злостью и жадностью.
— Отдай мне этот подрумяненный окорок! — твердит она. — Не то худо будет тебе.
— Лучше я отдам его сорокам, чем такой, как ты.
Неистовое озлобление овладевает старухой. Она поднимает высоко свой испещренный рунами посох и в бешенстве потрясает им. Непонятные слова срываются с ее уст, волосы поднимаются дыбом, глаза дико сверкают, лицо искажается.
— Пусть тебя заклюют сороки! — кричит она на прощание.
Она уходит, бормоча проклятия и злобно потрясая посохом. Она возвращается к себе в горы. Дальше на юг она не пойдет. Зловещая дочь дремучих лесов и горных ущелий сделала свое дело, ради которого спустилась в долину.
Графиня Мэрта стоит на крыльце и смеется над бессмысленной злобой старухи. Вдруг смех замирает у нее на устах. Она не верит собственным глазам! Ей кажется, что все это сон, но нет, это они, сороки, — они летят, чтобы заклевать ее!
Целая стая сорок с острыми когтями и вытянутыми клювами слетается сюда со свистом из парка и сада, чтобы заклевать ее. Они летят с шумом и хохотом. Перед глазами у нее мелькают их черно-белые крылья. Она видит, как сороки слетаются со всех сторон, уже все небо покрыто черно-белыми крыльями, и от этого зрелища голова у нее кружится. В ярком сиянии полуденного солнца их перья отливают металлическим блеском. Перья у них на шее взъерошены, как у злых хищных птиц. Все теснее и теснее сжимается вокруг графини кольцо этих ужасных тварей; они готовы вонзить свои клювы и когти в ее лицо и руки. Она бежит в переднюю и запирает дверь, она прислоняется к двери, задыхаясь от страха; а хохочущие сороки продолжают кружиться над домом.
И вот графине пришлось запереться и от прекрасного лета, от зелени и от всех земных радостей. С тех пор на ее долю оставались лишь запертые комнаты и спущенные гардины, и она жила в постоянном отчаянии, тоске и смятении, граничащем с безумием.
