— Насколько мне известно, союз рыбаков большинством голосов порешил (хотя я была против) гарантировать тебе более дешевую рабочую силу на берегу, чем ты имел прежде, Богесен. Поэтому у тебя меньше, чем у кого-либо, оснований жаловаться на союз рыбаков. Ну а если ты собираешься попрекать меня теми двумя кронами, которые ты однажды дал мне, когда я была еще ребенком, то…
— Успокойся, успокойся, стоит ли горячиться из-за пустяков. Я вовсе ни на что не жалуюсь. Во всяком случае, я не считаю себя обиженным. Это другие жалуются, это они недовольны. Но тебе так же хорошо известно, как и мне, что недовольными оказались бедняки, как раз те самые люди, ради которых я живу и о которых все эти годы считал своим долгом заботиться, как о своих собственных детях. Я всегда следил, чтобы они могли нормально существовать, скопить небольшие сбережения, жить в мире и покое, довольные и без забот. Нести на своих плечах заботы бедняков — такова моя участь. И всем нам жилось не так уж плохо. Еды и топлива было вдоволь, столько, сколько требуется в нашем маленьком рыбачьем поселке. Никогда между мною и людьми не было недоразумений или раздоров. Я каждому открывал счет в лавке, а они своим трудом платили мне за товары, которые им были нужны. У нас были общие интересы, как между работником и хозяином в хорошем доме. Я был единственным в поселке, кто заботился и думал о бедняках. И вдруг, как гром среди ясного неба, появляетесь вы со своим союзом, затеянным наперекор мне, и требуете за рыбу такие цены, которые просто немыслимы при нынешних банковских кредитах, учитывая еще то, что я из года в год терплю огромные убытки. А кому придется расплачиваться за последствия этой заварушки? Ну конечно, бедному люду на берегу и рабочим, которых вы лишили работы и кредита. Как раз тем, кому я посвятил всю свою жизнь.
— Ну что ж, значит, береговые рабочие тоже должны объединиться и потребовать повышения заработной платы, как мы требуем поднять цену на рыбу, — сказала Салка Валка. — Каждый должен добиваться своего.
— Ах, вот куда вы клоните, — сказал Йохан Богесен. — Этого, собственно, я давно ожидал. Я понимал, что вы не остановитесь на этом союзе, брюках и коротких стрижках. По мелочам судят о человеке — гласит народная мудрость. Я знал, что нам недолго ждать, большевистские идеи скоро появятся в наших краях, и ты подтвердила мои мысли. Каждый должен добиваться своего! Люди на берегу должны добиваться своего, как рыбаки. Все должны добиваться своего, организовывать и создавать союзы — и всё против меня. Но этот способ известен у нас издавна. Когда оказывается, что не все могут ловить рыбу, те, кому не повезло, начинают мутить воду. Всем вдруг приспичило командовать, и никто не хочет отнестись к делу спокойно, с умом, им подавай союз! Один союз за другим. И всё против меня. А к чему это приведет? Я, конечно, не провидец, но если обратиться ко всемирной истории, заглянуть в последние датские газеты, посмотреть, что там пишут о международном положении, то можно с уверенностью сказать, что все это кончится такими же забастовками, как в России. Большинство людей в стране погибнет от насилия, а вскоре и весь народ подохнет с голоду. Я знаю, ты неплохая девушка, Салка, но когда человек возомнит о себе больше, чем он есть на самом деле, припишет себе больше, чем ему даровано природой, и если ему еще взбредет в голову добиваться чего-то лучшего, то это часто кончается довольно плачевно.
Девушка слушала его упреки холодно и спокойно, глядя перед собой. В душе она была удивлена. Самый сильный и уверенный человек в поселке вдруг начинает терять присутствие духа. Поскольку она ничего не отвечала, Богесен продолжал:
— Вы, здешний народ, не привыкли задумываться над будущим. Вам и в голову не приходит, что об этом нужно думать, взвешивать каждый шаг заранее. Поэтому все заботы всегда ложились на меня. Что же получится, если интересы одного человека будут сталкиваться с интересами других, если люди перестанут доверять друг другу и каждый будет заботиться только о себе? Легко может случиться, что вы, собственники лодок, жестоко поплатитесь за вашу же идею поднять цены. Что вы скажете, например, если в одно прекрасное утро выяснится, что лодки у вас отобраны, снасти конфискованы, а огороды разорены и Бейнтейн из Крука или какой-нибудь подобный ему субъект стал верховным правителем в содружестве с бунтовщиками, присланными сюда из России или Дании?
— Бейнтейн из Крука? — перебила его девушка изумленно. — Ну, я вижу, Богесен, ты шутишь.
Но, взглянув внимательно в глаза Богесену, девушка не заметила в них привычного юмора. Они были очень серьезны.
— Я думала, — продолжала она, — что вы с Бейнтеном связаны одной веревочкой. Не больше месяца назад я сама читала в столичной газете его благодарственное послание. Он выражал тебе признательность за деревянную ногу, которую ты преподнес ему, и просил бога хранить тебя, желал тебе процветания и успеха.
— Деревянную ногу? Я дал ему не деревянную ногу. Это замечательный протез, выписанный мной из Германии. Он изготовлен из резины высшего качества. Ходить на таком протезе чистое удовольствие. Что касается благодарности, то я подозреваю, что ее написал пастор. Я очень сомневаюсь, чтобы Бейнтейну — человеку, который сегодня является лейтенантом Армии спасения, а завтра богохульствует, в зависимости от того, что он считает более выгодным в настоящий момент, — было по карману оплатить такое объявление. Ты, может быть, слыхала, что прошлой осенью он получил опасную книгу с Юга. В ней сказано, что из общества должны быть изгнаны все люди, у которых вдоволь еды.
— Что это за книга?
— Я не считаю полезным распространяться об этом. Ее хорошо припрятали. Я отнюдь не желаю, чтобы подобный вздор стал достоянием всех у нас в поселке. Скажу тебе только одно. Эта книга столько же против тебя, сколько и против меня. Это крамольная, пагубная книга. Кроме того, в ней полно неприличных и непристойных слов, которые в прежнее время вообще вряд ли могли появиться в печати! Я могу присягнуть, что она опубликована на деньги большевиков из России или Дании. Об этой книге нельзя даже упоминать. Никто не представляет, сколько вреда может принести такая ничтожная книжонка, попади она в руки невежды. Бейнтейн молчал и вел себя скромно, пока не прибыл протез и пока я не разрешил ему иметь счет. Но ты думаешь, это долго продолжалось? Как бы не так. Весной, когда я предложил ему в летнее время поработать на постройке дороги, мир и спокойствие кончились. Я понял, что он многое запомнил из этой книги. Просто удивительно, как быстро этот молодчик сменил шкуру. А сейчас он повсюду расхаживает на протезе, который я лично заказал и оплатил собственными деньгами, и распространяет всякие небылицы обо мне и моей фирме. Говорят, он даже написал письмо на Юг Кристоферу Турфдалю, где поносит меня и других уважаемых людей нашего поселка и просит Турфдаля направить сюда большевиков, чтобы научить здешних людей бастовать. Я даже слыхал, что вскоре к нам сюда пожалует сам Кристофер Турфдаль.
— Кто же в конце концов этот Кристофер Турфдаль, о котором теперь только и говорят в поселке? — спросила девушка.
— Кристофер Турфдаль? Ты не знаешь, кто такой Кристофер Турфдаль? Да это самый отъявленный большевик в Исландии. Ты что, газет не читаешь? Разве ты не знаешь, кто позорит доброе имя исландского народа? Ведь это он, Кристофер Турфдаль, собирается опрокинуть все устои и основы общества и пустить по миру тебя, меня и наших детей.
Салка Валка не сводила изумленного взгляда с Йохана Богесена. Этот сильный, уверенный в себе человек, этот столп, основа жизни всего поселка, который до сегодняшнего дня один-единственный во всем местечке мог разрешить любую трудность, причем самым загадочным образом, легко и просто, словно кто-то ловко подтасовывал карты за его спиной и подсказывал ему, что нужно делать, — сейчас этот человек выглядел так, словно дела приняли самый неожиданный для него оборот. Оказалось, не только его дети, но и дети Салки Валки — да, все дети попали в страшную беду. Уж не выпил ли он с горя? Что за беда, если небесные триумфальные колесницы собьются с пути? Вот когда Йохан Богесен обнаружил, что земные триумфальные колесницы занесло в сторону — тут дело серьезное. Салка Валка не на шутку встревожилась.
— Я никогда не имел ничего против, чтобы люди нашего местечка получали за свою работу приличную плату, — сказал Богесен, как бы защищаясь перед невидимым обвинителем. — Наоборот, видя, что каждый здесь может получить приличный заработок, я от души радовался. Никто из здешних жителей не может пожаловаться, что я не выполнял своего долга. Я готов держать ответ перед любым судом, земным или небесным. Нам посчастливилось, и вот уже не одно десятилетие в каждом доме в поселке есть еда на столе и никто не завидует своему соседу. Совершенно верно указывает «Вечерняя газета», приятно сознавать, что у нас в стране есть несколько богатых семейств. Мы, исландцы, бедный народ, и страна наша бедная. Ну что, например, я в сравнении с американским миллионером? Нищий, и все. Скажу даже больше: бездомный бродяга, прокаженный, у которого нет ничего за душой, кроме разве тех несчастных медяков, что ему бросит случайный прохожий.
