– Вам удобнее будет в этой, – сказала женщина.
Я вышел и сел на стул в коридоре.
– Теперь можете войти, – сказала сестра, стоя в дверях.
Кэтрин лежала на узкой кровати, в простой ночной сорочке с квадратным вырезом, сделанной, казалось, из простого холста. Она улыбнулась мне.
– Теперь уже у меня хорошие схватки, – сказала она.
Сестра держала ее руку и следила за схватками по часам.
– Вот сейчас была сильная, – сказала Кэтрин. Я видел это по ее лицу.
– Где доктор? – спросил я у сестры.
– Спит внизу. Он придет, когда нужно будет. Я должна кое-что сделать madame, – сказала сестра. – Будьте добры, выйдите опять.
Я вышел в коридор. Коридор был пустой, с двумя окнами и рядом затворенных дверей по всей длине. В нем пахло больницей. Я сидел на стуле, и смотрел в пол, и молился за Кэтрин.
– Можете войти, – сказала сестра. Я вошел.
– Это ты, милый? – сказала Кэтрин.
– Ну, как?
– Теперь уже совсем часто.
Ее лицо исказилось. Потом она улыбнулась.
– Вот это была настоящая. Пожалуйста, сестра, подложите мне опять руку под спину.
– А вам так легче? – спросила сестра.
– Ты теперь уходи, милый, – сказала Кэтрин. – Иди поешь чего-нибудь. Сестра говорит, это может тянуться очень долго.
– Первые роды обычно бывают затяжные, – сказала сестра.
– Пожалуйста, иди поешь чего-нибудь, – сказала Кэтрин. – Я себя хорошо чувствую, правда.
– Я еще немного побуду, – сказал я.
Схватки повторялись совершенно регулярно, потом пошли реже. Кэтрин была очень возбуждена. Когда ей было особенно больно, она говорила, что схватка хорошая. Когда схватки стали слабее, она была разочарована и смущена.
– Ты уходи, милый, – сказала она. – При тебе мне как-то несвободно. – Ее лицо исказилось. – Вот. Эта уже была лучше. Я так хочу быть хорошей женой и родить без всяких фокусов. Пожалуйста, иди позавтракай, милый, а потом приходи опять. Я не буду скучать без тебя. Сестра такая славная.
– У вас вполне хватит времени позавтракать, – сказала сестра.
– Хорошо, я пойду. До свидания, дорогая.
– До свидания, – сказала Кэтрин. – Позавтракай как следует, за меня тоже.
– Где тут можно позавтракать? – спросил я сестру.
– На нашей улице, у самой площади, есть кафе, – сказала она. – Там должно быть открыто.
Уже светало. Я дошел пустой улицей до кафе. В окнах горел свет. Я вошел и остановился у оцинкованной стойки, и старик буфетчик подал мне стакан белого вина и бриошь. Бриошь была вчерашняя. Я макал ее в вино и потом еще выпил чашку кофе.
– Что вы тут делаете в такой ранний час? – спросил старик.
– У меня жена рожает в больнице.
– Вот как! Ну, желаю счастья.
– Дайте мне еще стакан вина.
Он налил, слишком сильно наклонив бутылку, так что немного пролилось на стойку. Я выпил, расплатился и вышел. На улице у всех домов стояли ведра с отбросами в ожидании мусорщика. Одно ведро обнюхивала собака.
– Чего тебе там нужно? – спросил я и наклонился посмотреть, нет ли в ведре чего-нибудь для нее; сверху была только кофейная гуща, сор и несколько увядших цветков.
– Ничего нет, пес, – сказал я. Собака перешла на другую сторону. Придя в больницу, я поднялся по лестнице в тот этаж, где была Кэтрин, и по коридору дошел до ее дверей. Я постучался. Никто не отвечал. Я открыл дверь; палата была пуста, только чемодан Кэтрин стоял на стуле и на крючке висел ее халатик. Я вышел в коридор и стал искать кого-нибудь. Я увидел другую сестру.
– Где madame Генри?
– Только что какую-то даму взяли в родильную.
– Где это?
– Пойдемте, я вам покажу.
Она повела меня в конец коридора. Дверь родильной была приотворена. Я увидел Кэтрин на столе, покрытую простыней. У стола стояла сестра, а с другой стороны, возле каких-то цилиндров – доктор. Доктор держал в руке резиновую маску, прикрепленную к трубке.
– Я дам вам халат, и вы сможете войти, – сказала сестра. – Идите, пожалуйста, сюда.
Она надела на меня белый халат и заколола его сзади у ворота английской булавкой.
– Теперь можете войти, – сказала она. Я вошел в комнату.
– Это ты, милый? – сказала Кэтрин напряженным голосом. – Что-то дело не двигается.
– Вы monsieur Генри? – спросил доктор.
– Да. Как тут у вас, доктор?
– Все идет очень хорошо, – сказал доктор. – Мы перешли сюда, чтобы можно было давать газ во время схваток.
– Дайте, – сказала Кэтрин.
Доктор накрыл ее лицо резиновой маской и повернул какой-то диск, и я увидел, как Кэтрин глубоко и быстро задышала. Потом она оттолкнула маску. Доктор выключил аппарат.
– Не очень сильная. Вот недавно была одна очень сильная. Доктор сделал так, что меня как будто не было. Правда, доктор? – у нее был странный голос. Он повысился на слове «доктор». Доктор улыбнулся.
– Дайте, – сказала Кэтрин. Она крепко прижала резину к лицу и быстро дышала. Я услышал, как она слегка застонала. Потом она сдвинула маску и улыбнулась.
– Эта была сильнее, – сказала она. – Это была очень сильная. Ты не беспокойся, милый. Уходи. Позавтракай еще раз.
– Я побуду здесь, – сказал я.
* * *
Мы поехали в больницу около трех часов утра. В полдень Кэтрин все еще была в родильной. Схватки опять стали слабее. Вид у нее был очень усталый и измученный, но она все еще бодрилась.
– Никуда я не гожусь, милый, – сказала она. – Так обидно. Я думала, у меня все пройдет очень легко. А теперь – вот, опять… – она протянула руку за маской и положила ее себе на лицо. Доктор повернул диск и следил за ней. Схватка скоро кончилась.
– Эта так себе, – сказала Кэтрин. – Она улыбалась. – Мне ужасно нравится этот газ. Чудесная вещь!
– Мы возьмем немного домой, – сказал я.
– Сейчас еще будет, – сказала Кэтрин торопливо. Доктор повернул диск и посмотрел на часы.
– Какой теперь промежуток между схватками? – спросил я.
– Около минуты.
– Вы не голодны?
– Я сейчас пойду завтракать, – сказал он.
– Вам непременно нужно поесть, доктор, – сказала Кэтрин. – До чего мне обидно, что я так долго вожусь. Может быть, мой муж сумеет давать мне газ пока?
– Если хотите, – сказал доктор. – Будете поворачивать до цифры два.
– Понимаю, – сказал я. На диске была стрелка, и он вращался с помощью рычажка.
– Дайте, – сказала Кэтрин. Она крепко прижала маску к лицу. Я повернул диск до цифры два, а когда Кэтрин отняла маску, повернул его назад. Я был очень рад, что доктор дал мне занятие.
– Это ты давал газ, милый? – спросила Кэтрин. Она погладила мою руку.
– Я.
– Какой ты хороший!
Она была немного пьяна от газа.
– Я поем в соседней комнате, – сказал доктор. – Чуть что – вы можете меня позвать.
Я смотрел, как он ест; потом, немного погодя, я увидел, что он прилег и курит папиросу. Время шло. Кэтрин все больше уставала.
– Как ты думаешь, я все-таки сумею родить? – спросила она.
– Конечно, сумеешь.
– Я стараюсь, как только могу. Я толкаю, но оно опять уходит. Сейчас будет. Дай скорей.
В два часа я вышел и пошел поесть. В кафе было несколько человек, и на столиках стоял кофе и рюмки с киршвассером. Я сел за столик.
– Что у вас есть? – спросил я кельнера.
– Второй завтрак уже кончился.
– Разве нет порционных блюд?
– Можно приготовить choucroute.[38]
– Дайте choucroute и пива.
– Кружку или полкружки?
– Полкружки светлого.
Кельнер принес порцию Sauerkraut[39] с ломтиком ветчины сверху и сосиской, зарытой в горячую, пропитанную вином капусту. Я ел капусту и пил пиво. Я был очень голоден. Я смотрел на публику за столиками кафе. За одним столиком играли в карты. Двое мужчин за соседним столиком разговаривали и курили. Кафе было полно дыма. За цинковой стойкой, где я завтракал утром, было теперь трое: старик, полная женщина в черном платье, которая сидела у кассы и следила за всем, что подается на столики, и мальчик в фартуке. Я думал о том, сколько у этой женщины детей и как она их рожала.
Покончив с choucroute, я пошел назад, в больницу. На улице было теперь совсем чисто. Ведер с отбросами не было. День был облачный, но солнце старалось пробиться. Я поднялся в лифте, вышел и пошел по коридору в комнату Кэтрин, где я оставил свой белый халат. Я надел его и заколол сзади у ворота. Я посмотрел в зеркало и подумал, что я похож на бородатого шарлатана. Я пошел по коридору в родильную. Дверь была закрыта, и я постучал. Никто не ответил; тогда я повернул ручку и вошел. Доктор сидел возле Кэтрин. Сестра что-то делала на другом конце комнаты.
– Вот ваш муж, – сказал доктор.
– Ах, милый, доктор такой чудный! – сказала Кэтрин очень странным голосом. – Он мне рассказывал такой чудный анекдот, а когда было уж очень больно, он сделал так, что меня как будто совсем не стало. Он чудный. Вы чудный, доктор.
