— Охранять, Барс, — приказала Клавдия Ивановна, и пес остался возле стада.
Женщина направилась было к постройкам, когда увидела, как с асфальтной дороги съезжает два автомобиля, оба с прицепами, оба светло-серые, и направляются по грунтовке в сторону времянки. Не доезжая метров двести и поравнявшись с Клавдией Ивановной, остановились. Из машин вышло довольно много людей. Так много, что женщина не смогла даже сосчитать.
— Здравствуйте! — сказала одна из приехавших, седеющая пожилая, но довольно красивая женщина, — вы Клавдия Ивановна?
— Здравствуйте, — ответила старушка, — да, я, а вы кто?
— А я Оксана Ивановна, а это все наши и ваши родственники. Я вижу, у вас дождик прошел, а где Петр, Павел, здоровы ли, а чья это легковушка стоит?
Все приехавшие окружили старушку. Собака, вначале удивленно и подозрительно смотревшая на них, теперь обходила каждого, обнюхивала, но не лаяла.
— Так это Егор с женой приехал.
— Как это, с женой? — удивились все.
— А я почем знаю, спят все пока, а чего будить, сыро еще.
Но возле строений кто-то появился.
— Подъем, братики! Мамка приехала! — вдруг услышали они зычный командирский голос Егора.
— Ну, все, Егор раскомандовался! — заметил Андрей. — Держись, бедные родственнички! — Но первым побежал навстречу трем братьям, идущим босиком по еще не окрепшей после дождя земле.
— Ну, здорово, мужики!
Почти раздетые «селяне» (босиком и в одних трусах), измученные и запыленные гости обнимались и возбужденно приветствовали друг друга.
— Егорка, а где же жена?! — спросила мать.
— Чья жена-то?
— Ну, твоя, что ли!
— А, жена, так спит, наверно. Клавдия Ивановна, где моя жена?
— Да ладно вам, что за народ, сам говорил: жена, а теперь: Клавдия Ивановна, Клавдия Ивановна, — спит она.
— Ну вот, а я вам что говорил!
Все дружно рассмеялись. Незнакомые перезнакомились. Особенно удивлялись Оля и Поля.
— Глянь, а они еще и красивые, — сказала Оля.
— Это кто же? — не понял Егор.
— Так, братики ваши.
— А, это которые ПП? Еще бы, они в конкурсе мужской красоты участвовали, вот вчера он только и закончился.
— Правда? Вот это да! И много было народа?
— Ой, ей-ей, не сосчитать!
— Да ладно тебе, пойдемте, девочки, на коров посмотрите. Клавдия Ивановна их выгонять будет.
И действительно, возле обнесенного проволокой забора появились две коровы. Одна — совсем белая, а другая — буланая. Они тут же начали хватать траву и жевать.
— А хозяйство у вас уже большое, одной живности сколько! — заметила Оксана Ивановна.
— Это еще не все, мы лошадей еще хотим закупить. Тут, недалеко, есть конезавод. Павел ездил, смотрел, осенью купим двух, — сказал Петр, — ну что же мы встали посреди улицы, пойдемте во двор.
И улицей еще называть было нечего, но все-таки! Было ограждение, состоявшее, правда, из бетонных виноградных столбиков и проволоки, но все же.
— Нет, Петя, я все-таки вначале к могилке схожу, — сказала Оксана, — первый, к кому рвалось мое сердце, — это к нему, моему папочке. — На глазах женщины показались слезы, и она медленно побрела в сторону рощи. Так получилось, что, не говоря друг другу ни слова, все приехавшие гуськом пошли к березкам. А оттуда, будто приветствуя такое решение, вдруг свистнул протяжно соловей, потом щелкнул и замолчал. А в подсолнечном массиве закричала перепелка: «Пить-кавав, пить-кавав!»
— Егорка, Павлик, пошли, оденемся и сходим тоже к могилкам, — сказал Петр.
— Может, взять это..., ну, помянуть чтобы.
— Да нет, пойдем пока так, могилки-то там не убраны. Мамка скажет...
Но «мамка» ничего не сказала, она, молча, постояла у плиты, перекрестилась, вырвала самый большой бурьян, окружавший надгробие, и положила возле ограды. Силин постоял, постоял и отошел в сторону. Девочки-близнецы вначале прочитали надпись на ограде, потом на плите и стали рядом с Оксаной и Андреем. Со стороны времянки, уже одетые, шли близнецы-братья, Андрей и, пока никому незнакомая, Светлана.
А на востоке горело зарево, да такое сочное и красно-бордовое, что почти все приехавшие это заметили, а Сергей, доселе молчавший, сказал:
Никогда такого не видел, еще солнца нет, а небо все полыхает такими красками, будто вот-вот вспыхнет.
— Да, тут все не так, тут все по-другому, ведь эта земля святая, и слезами, и потом, и кровью политая, и ни чьими-нибудь, а человеческими, так нам мамка говорила, а она уж точно знает, — в тон ему ответила малая Оксана.
Может, и она сама станет тут другой, не двоякой: тут такая, а там этакая, — может, объединятся на этой святой земле душа ее и тело, и станет она просто Оксаной, ведь тут кривить душой не принято, здесь все видно, как на ладони.
Братья подошли к могилке и стали рядом с матерью. Оксана, будто поняв что-то, потихоньку подошла к ним. Так и стояли все: Оксана-мать, три сына и Оксана-дочь, внутри ограды, а все остальные с внешней ее стороны. Постояли так несколько минут. Оксана Ивановна еще раз перекрестилась и еле слышно сказала:
— Да хранит Господь ваши души. — Первой вышла, за ней последовали братья и Оксана.
— Теперь пойдемте домой.
Приехавшие и живущие тут люди уже все вместе, толпой, пошли к строениям, возле которых, с тыльной стороны, стояли два трактора, комбайн и грузовик, на улице — иномарка, а рядом с ней, с большой хворостиной, Клавдия Ивановна. Метрах в ста, так и стояли с прицепами две машины, вокруг которых паслись овцы и коровы.
Из-за горизонта выползало солнце. Начинался день, хотя для большинства сельских людей он уже давно начался. Над домиком-времянкой, палаткой, загонами, курятниками закружилось несколько голубей, среди них были два или три белых, серые и один почти черный.
— Братики, а голубей я не видел, откуда они, где живут? — спросил Егор.
— Они уже не впервой сюда прилетают, даже не знаем, откуда, видать, место понравилось.
— Голуби — это к известию, это к радости, — сказала Нина. Только Егор с Варварой, дети Силиных, все так же не вступали в общий разговор.
А по большаку неслись автомобили, отдаленный гул их не прекращался.
Глава двадцать восьмая
Иван прилетел из Японии утром, взял такси и через час открывал свою квартиру. Настроение было преотличное! Еще бы! Теперь все будет в порядке! Он вез хорошие вести не только для своего предприятия, но и для всей семьи. Наконец-то встретил такую девушку, на которой сможет жениться! Надо же, такое создание: и ум, и красота — все присутствует! О таком можно было только мечтать!
Дома никого не было. Зашел на кухню. Сразу две записки. «Когда же какая писалась? Ни на одной нет даты, — подумал, почему больница? Куда девался Виктор? Вот тебе и новости!» С трудом нашел Настю. «Постельный режим, ходить может только при сильной необходимости. Сотрясение мозга второй степени», — записано в приемном отделении.
В палату не пускали — неприемное время. Настя появилась в больничном коридоре.
— Только недолго, меня очень контролируют, — сказала.
— Что случилось, Настя? Коротко, и самое главное.
— Витя, Виктор, — сквозь слезы начала девушка.
— Только без слез, я этого не терплю.
— Виктор сжег дом на Чулыме!
— Как сжег? Зачем?
— Проиграл в карты, сначала меня, потом ему заменили на дом.
— Как это — тебя? Что ты говоришь? Как это можно, человека — в карты, притом, родную сестру! Ты думай, что говоришь!
— Я уже столько думала-передумала, что самой тошно стало, лучше бы меня убили. Теперь этот Гущин, все равно, от меня не отцепится.
— Это Иван? Такой рыжий? Так мы же с ним в одной школе учились. Он в девятом классе в колонию угодил, потом еще сидел. И что он от тебя хочет?
— Говорит, что нравлюсь ему.
— Тебе говорил?
— Нет, записки писал и передавал.
— Записки эти где?
— Я их рвала, а зачем они?
— Дура, извини пожалуйста, записки — это ведь улики. Сюда, в больницу, писал?
— Да, писал, даже дважды.
— Какого содержания?
— «Нужна встреча, от нее зависит судьба, твоя и Виктора», — примерно такие.
— Кто знает про дом?
— Теперь я и ты, да те подонки, что заставили Витю сделать это.
— Ладно, ты пока никому, ничего... Я подумаю, как выйти из этой ситуации. Выздоравливай, теперь буду приходить часто.
— Я боюсь, Ваня, они меня могут убить.
— Теперь нет, но ты их все, же остерегайся. Я буду действовать тоже осторожно.
Настя ушла, а Иван вышел и решил идти домой пешком, было недалеко, да и обдумать все надо. «Как же мне его достать? Если заявить в милицию, можно все испортить. А если взять на понт?!» Кто-то негромко окликнул задумавшегося Ивана. Тот оглянулся. К нему от угла дома шел парень, невысокого роста, светловолосый. Остановились друг против друга.