– Послушайте, босс, мы так рады, что вы приехали к нам, мы очень оценили ваш шаг… – начал было Билл.
– Черт подери, какой я тебе босс! – возмутился Чарли. – Я ведь всегда с механиками, разве не так, Билли? Ты, Билл, и я, мы с тобой механики, выступаем против всего мира… и когда я женюсь, ты придешь на свадьбу и будешь играть на своем чертовом аккордеоне… ты слышишь меня, Билл?… это будет скоро…
Билл, скривившись, потер свой длинный изогнутый нос.
– Женщины хороши только тогда, когда вы держите их в ежовых рукавицах, а если таких рукавиц нет, то они превращаются в исчадие ада.
– Я возьму ее в ежовые рукавицы, возьму, никуда не денется, она должна выйти за меня замуж и сделать из меня настоящего честного человека.
– Ну и молодец, – сказал Билл Чернак.
Они стояли на обдуваемом холодным ветром перроне, смеясь, и все время пожимали друг другу руки, покуда не пришел поезд на Манхэттен.
Во время автомобильного шоу позвонил Нэт и сказал, что в городе Фаррел, управляющий заводом Терна, и он хочет видеть его, Чарли. Чарли сказал Нэту: ладно, пусть привозит его днем на коктейль. К нему, разумеется. На сей раз он не отпустил Таки.
Джеймс Ярдли Фаррел оказался круглолицым мужчиной с волосами песочного цвета и большой шарообразной головой. Войдя в дверь, он вдруг заорал:
– Где он, где он?
– Да вот он! – ответил, засмеявшись, Нэт Бентон.
Фаррел долго жал руку Чарли.
– Так, значит, это и есть парень, знающий ноу-хау, не так ли? Несколько месяцев уже пытаюсь поймать вас, спросите у Нэта, он скажет, что я превратил из-за этого его жизнь в кошмар.
– Послушайте, что скажете по поводу переезда в Детройт? Лонг-Айленд-Сити – это не место для такого удалого парня, как вы. Нам там нужно ваше ноу-хау… и мы готовы хорошо за это платить.
Чарли покраснел.
– Знаете, мистер Фаррел, мне и здесь неплохо.
– Сколько вы зарабатываете?
– Не так уж мало для молодого человека моего возраста.
– Ладно, еще поговорим об этом… но не забывайте, что в новой индустрии, такой, как наша, все очень быстро меняется… Нужно глядеть в оба, не то останешься за спиной… Да ладно, оставим пока эту тему… Но я хочу все же вам сказать, Андерсон. Я вовсе не собираюсь молча стоять и спокойно наблюдать, как разрывают эту индустрию на куски, на мелкие однолошадные объединения, готовые вцепиться друг другу в глотку. Не лучше ли сесть за стол и разрезать весь пирог по справедливости, в духе дружбы и взаимной выгоды? И это будет, молодой человек, не обычный пирог, а гигантский… – он вдруг перешел на шепот.
Желтолицый Таки с дипломатической, тонкой улыбочкой принес на подносе коктейли с баккарди.
– Нет-нет, благодарю, – сказал Фаррел, – я не пью. Скажите, мистер Андерсон, вы холостяк?
– Ну, как вам сказать, что-то вроде этого… Но, думаю, долго такое внебрачное состояние не продлится…
– Вам наверняка понравится в Детройте… Бентон сказал, что вы из Миннесоты.
– По правде говоря, я родился в Северной Дакоте. Таки, принеси что-нибудь мистеру Бентону! – приказал он через плечо. – У нас там все люди такие добрые, общительные.
Когда гости ушли, Чарли тут же позвонил Дорис и без всяких обиняков поставил вопрос ребром: поедет ли она жить в Детройт после свадьбы? На другом конце провода она издала пронзительный вопль:
– Что за бредовая идея! И кто, скажи на милость, говорит что-нибудь хорошее об этом городе?… Я даже не осмеливаюсь произнести его ^окасное название… Разве нам плохо было зимой в Нью-Йорке?
– Конечно, о чем говорить, – ответил Чарли. – Мне, конечно, очень хорошо здесь, но… но обстоятельства меняются. Поэтому мне хотелось узнать, может, тебе тоже нужна перемена… Мне поступило предложение из одного тамошнего концерна, понимаешь?
– Чарли, послушай, прошу тебя, больше не приставай ко мне с подобными глупостями, ясно?
– Ясно… только если ты завтра пообедаешь со мной.
– Дорогой, завтра не смогу…
– Но тогда как насчет воскресенья?
– Ладно, придется нарушить данное обещание. Может, заедешь в Карнеги-холл после концерта? Захватишь меня…
– Я даже могу сходить на этот дурацкий концерт с тобой, если хочешь.
– Ах нет, Чарли. Мать пригласила с собой кучу старушек, – она так быстро тараторила, что ее голос просто звенел в трубке. – В нашей ложе не будет ни одного свободного места. Подождешь меня в маленьком кафе, ну в этом, русском, где ты однажды меня долго ждал и злился.
– Хорошо, встретимся в любом месте, где захочешь… Ты, наверное, знаешь, как я скучаю, когда тебя нет рядом?
– На самом деле, Чарли? Ах, какой ты все же душка!
Чарли медленно положил трубку и снова опустился на стул. Когда он разговаривал с ней по телефону, то весь почему-то начинал дрожать и никак не мог унять эту дрожь.
– Эй, Таки, притащи мне бутылку шотландского виски… Скажи-ка мне, Таки, скажи откровенно, – продолжал Чарли, наливая себе стаканчик, – в вашей стране мужчине так же чертовски трудно жениться, а?
Япошка, улыбнувшись, поклонился.
– В моей стране все гораздо труднее, все.
На следующий день, когда он пришел домой с завода, то нашел у себя телеграмму от Дорис, в которой она сообщала, что и в воскресенье никак не сможет с ним встретиться.
– Проклятая сучка! – в сердцах громко выругался он.
Весь вечер он названивал ей, оставляя сообщения, но она так и не пришла домой. Как ему надоело держать эту горячую трубку у уха!
В субботу он ей тоже не дозвонился.
В воскресенье трубку сняла миссис Хамфриз. Своим холодным, равнодушным, скрипучим голосом старуха провизжала, что Дорис внезапно уехала на уик-энд в Саутгемптон:
– Я уверена, что она обязательно вернется с простудой. Какие уик-энды в такую мерзкую погоду!
– Ну, до свиданья, миссис Хамфриз, – сказал Чарли и повесил трубку.
В понедельник утром Таки принес ему письмо от Дорис, большой голубой конверт с его именем, написанным ее почерком. Вскрывая его, он заранее знал, что в нем.
«Дорогой Чарли!
Ты такой милый, и я тебя очень люблю, и поэтому хочу, чтобы мы остались друзьями (слово «друзьями» – подчеркнуто). Ты знаешь, какую глупую жизнь я вела, а сейчас я провожу этот бессмысленный абсурдный уикэнд, чтобы мне не досаждали, так как мне нужно написать тебе письмо, я всем сказала, что у меня раскалывается голова и я ложусь в постель. Прошу тебя, Чарли, забудь все о бракосочетании, свадьбе и всем таком прочем. Только от одной мысли об этом мне не по себе, я испытываю физическую боль, мне плохо, к тому же я дала слово в июне выйти замуж за Джорджа, а у Дюкеснов есть свой совет по связям с общественностью (это тоже ужасно глупо), и его цель – всячески усиливать их популярность, и он все рассказал представителям прессы о том, как за мной все ухаживали среди шотландских болот, в его старинном средневековом аббатстве, и все такое прочее. Вот почему я так тороплюсь, чтобы написать тебе, Чарли, потому что ты мой лучшийдруг (дважды подчеркнуто двумя линиями), тот человек, который живет в реальном мире бизнеса, производства и труда, и все такое, которому мне так сильно хотелось бы принадлежать, и я хочу, чтобы ты прежде всего знал об этом. Ах, Чарли, прошу тебя, не думай так плохо обо мне, я не такая ужасная, как ты полагаешь.
Твоя любящая подруга (слово «подруга» подчеркнуто тремя линиями)
Д.
Прошу тебя, будь умницей и сожги мое письмо».
Дверной звонок надрывался. Это парень из гаража пригнал его машину. Чарли надел пальто, шляпу и спустился на улицу. Он поехал в Лонг-Айленд-Сити, поднялся по железной гофрированной лестнице к себе в офис, сел в кабинете за стол, пошуршал разложенными на нем бумагами, поговорил по телефону со Сточем, позавтракал в столовой для служащих с Джо Эскью, продиктовал несколько писем новой белобрысой стенографистке и даже не заметил, что уже шесть, рабочий день кончился.
Он с трудом, бросая машину то влево, то вправо, продирался через плотное уличное движение.
Когда проезжал через мост, у него вдруг возникло желание, резко крутанув руль, нажать посильнее на газ, но он все же вовремя опомнился – этот проклятый «паккард» все равно не перелетит через ограждение, в результате здесь возникнет отвратительная куча покореженного металла из легковых автомобилей и грузовиков.
Ему не хотелось возвращаться домой, не хотелось идти в ресторан, в котором они с Дорис постоянно обедали по нескольку раз в неделю всю зиму, поэтому он повернул на Третью авеню. Может, встретит кого-нибудь у «Джулиуса». Он стоял у бара. Ему уже не хотелось больше пить, хотелось чего-то другого. Но все же он опрокинул еще несколько стаканчиков виски, и ему сразу полегчало. Ну и черт с ней, с Дорис! Что может быть лучше виски? Он один, у него есть деньги, и он теперь мог заняться чем угодно.
Рядом у стойки он увидел парочку пухленьких, аляповато разодетых женщин. Они разговаривали с каким-то краснорожим мужчиной, довольно уже пьяным. Они говорили ему что-то о платьях, а он им – о ресторане «Бельо-Вуд». В мгновение ока они с Чарли стали закадычными друзьями.
