Глава V
Предположив, что бывший жених находится в «Трутнях», Сью не ошиблась. Назавтра, в начале первого, она позвонила туда с вокзала и услышала восторженный вой, в духе гиены. Судя по словам, которые тоже были, Монти обрадовался призраку прошлого и посоветовал схватить такси. Сью послушалась: и теперь, в ресторане, за столиком, благодарила судьбу за мудрость. Без всяких сомнений, необработанный Монти поразил бы дорогого Ронни, как разрывной снаряд. И над коктейлем, и за семгой он только и восклицал: «А помнишь?» или «Помню, мы с тобой…»
Сью испугалась, что разговор будет трудный, но когда спутник ее благоговейно заморгал перед truit bleu,[26] она описала ситуацию и поняла по вдумчивым кивкам, что он, против ожидания, следит за ходом рассказа.
Рассправившись с truit, он кивнул еще раз, показывая тем самым, что ему все ясно.
— Старушка, — воскликнул он, — все ясно! Собственно, Хьюго мне говорил…
— Ты его видел?
— Встретил в клубе. Все понял. Решил вести себя учтиво, но сдержанно.
— Значит, я зря приехала!
— Не скажи! У тебя как-то ярче выходит. Теперь я вижу, что сдержанной учтивости мало. Кто его знает, еще взорвется…
Сью немного подумала.
— Да, ты прав.
— Может, мы вообще незнакомы?
— Да, так лучше. — Сью нахмурилась. — Какая гадость!
— Ничего, ничего, я потерплю.
— Не в тебе дело. Ронни обманывать противно.
— Привыкай. Секрет семейного счастья. А вот глупо — это да. Мы же с тобой так дружим! Помнишь…
— Нет, не помню. Забудь и ты. Ради Бога, Монти, оставь эти сантименты!
— Хорошо, хорошо.
— Я не хочу, чтобы Ронни сердился.
— Конечно, конечно.
— Значит, следи за собой.
— Ладно, ладно. Не подведу.
— Спасибо, милый! А, что?
Как раз в этот миг официант поднес к ним серебряное блюдо и поднял крышку, словно ловкий фокусник. Монти с должной серьезностью посмотрел, что там лежит.
— Ничего, — сказал он, когда официант удалился. — Вот ты говоришь, «милый». Я вспомнил…
— Ради, Бо-о-ога!
— Хорошо. Ладно. Странная штука — жизнь. Какая-то такая… странная.
— Не без того.
— Вот, возьми нас с тобой. Сидим, едим, прямо как тогда, только ты мечтаешь о Ронни, а я — о Гертруде Баттервик.
— Что?
— Баттервик. Банан, ананас, тюльпан, тюльпан…
— Спасибо, я расслышала. Ты женишься?
— Как бы тебе сказать?.. И да, и нет. Прохожу проверку.
— Она никак не решит?
— Что ты, она — решила! Она меня жутко любит, прямо ужас. Но есть скрытые пружины.
— Прости?
— Такое выражение. Сама понимаешь, пружины. Кстати, почему пружины? Может, причины? Вроде бы нет… В общем, все сложней, чем кажется.
— Нет, выражение я знаю. В чем дело у тебя?
— В папаше. В Дж. Дж. Баттервике. «Баттервик, Прайс и Мандельбаум, экспорт, импорт».
Монти с чувством проглотил картофелину. Сью умилилась. Да, конечно, слава Богу, что она за него не вышла, но так… словом, умилилась.
— Бедненький! — воскликнула она. — Ты ему не нравишься?
— Я бы не сказал… Иногда он со мной здоровается. Один раз чуть не предложил сигару. Не в том суть. Понимаешь, экспорт-импорт действует на психику. Ему почему-то кажется, что я бездельник. Прямо так и спросил: «Чем вы зарабатываете себе на жизнь?»
— Как грубо!
— Я и говорю. Дал мне испытательный срок. Надо целый год где-нибудь проработать.
— Ужас какой!
— Вот именно, ужас. Сперва я не поверил, что это всерьез. Потом поскакал к Гертруде, предложил бежать. И что же ты думаешь? Не согласилась! Послушная дочь, ах ты, Господи! Вот оно, буржуазное воспитание. Чего ты хочешь? Средний класс, так его так, становой хребет империи. В общем, не бежит. Ну, я попросил дядю Грегори устроить меня в «Мамонт», есть у них детский журнальчик. Хорошо, работаю — а тут редактор уехал. Я без него немного ошибся. В общем, два дня назад меня выгнали. Начинаю заново.
— Понятно… А я уж испугалась, что ты разорился.
— Ну что ты! Все деньги при мне. Деньги! — Монти взмахнул рукой, заехав лакею в манишку. — Это сор! Мало того, это тлен! Золото гномов. Никакие деньги ни на шаг не приблизят меня к Гертруде.
— Она хорошая девушка?
— Ангел. Какой может быть разговор! Ангел самого высшего типа.
— Поверь, все у вас уладится.
— Спасибо, старушка. А вот ты скажи, — Монти немного смутился, — продержусь я год? Секретарей редко выгоняют.
— Хью, и то продержался. Сам уходит. Как ты со свиньями?
— Со свиньями?
— Понимаешь, лорд Эмсворт…
— А, да, помню. Сбесился на свинье. Советуешь ее обхаживать? Это можно. Попробуем. — Он широко улыбнулся и, от полноты чувств, погладил ей руку через столик. — Ты меня подбодрила, старушка. Помню… Ладно, ладно! Хороший у тебя характер, всегда ты видишь лучшую сторону. Действительно, Хьюго продержался, кто ж не продержится? Тем более если заняться свиньей. В общем, через год — женюсь. Ты к тому времени будешь давно замужем. Когда вы скачете с вышки?
— Если лорд Эмсворт даст деньги, Ронни купит долю в автомобильной фирме.
— Как семья, не против?
— Ну, леди Констанс — не в восторге.
— Донесли, что ты из шоу?
— Да, не без того.
— Ясно. Сдалась она?
— Сдалась.
— Значит, все в порядке.
— Вроде бы, да. А все-таки… Монти, у тебя бывают предчувствия?
— Было одно, недавно. Когда Тилбери взял меня за шкирку и понес к выходу.
— Вот и у меня. Я говорила Ронни, а он не верит. Говорит, я пессимистка.
— Какие слова знает! Сильная личность.
— А его мама? Она тоже сильная? Монти почесал подбородок.
— Ты ее не видела?
— Нет. Она в Биарице.
— Скоро приедет?
— Да, кажется.
— Спешит, а?
— М-дэ…
— Ну, почему же!
— М-дэ…
— Ради Бога, что ты заладил «М-дэ»? Она очень страшная?
Монти почесал скулу.
— Как тебе сказать… Вообще-то, хорошая тетка.
— Вот и Ронни так говорит.
— Свой парень. Такая, знаешь, в духе Дианы. Охотится, улыбается, угощает селян. А вообще, кто ее разберет. Я ее боялся больше, чем леди Констанс.
— Почему?
— Не знаю. Боялся, и все тут. Да плюнь, ничего не будет. Может, она сейчас распевает: «О ты, волшебница любовь!» Пошли, мне пора. Мой поезд — в 2.45
— Что?
— Без четверти три.
— В Бландинг?
— А то куда же?
— Так ведь и я им еду.
— Очень хорошо. Поедем вместе.
— Нам нельзя вместе ехать.
— Почему? Посидим, поболтаем, а выйдем — и незнакомы. Все ж веселей.
Сью вспомнила, как скучно ехать одной, и кивнула.
— Ну хорошо.
— Может, заскочим ко мне? Возьму вещи.
— И опоздаешь на поезд. Нет, спасибо. Скачи, если хочешь, я буду на вокзале.
— Я бы тебе показал ее фотографии. Шестнадцать штук!
— Опишешь по дороге.
— Ладно. Любезный, счет!
Когда стрелки вокзальных часов показывали 2.40, леди Джулия двигалась сквозь толпу, усиливая впечатление тем, что вокруг нее, словно спутники вокруг Солнца, крутились горничная, два носильщика и юный предприниматель, решивший, что ей нужны апельсины или конфеты.
К этому, как всегда, она относилась с благодушным презрением. Другие бежали, она — гуляла. Дозволив носильщику открыть пустое купе и сложить там сумки, книги, журналы, она расплатилась, отпустила горничную, села поудобней и стала безмятежно разглядывать вокзальную суету.
Церемония отправки набрала полную силу. Носильщики бегали туда и сюда, стрелочники взмахивали зеленым флажком, платформа звенела под ногами опоздавших, и поезд уже дрогнул, когда дверь распахнулась, а на леди Джулию едва не упало что-то шестиногое. Кое-как удержавшись, оно плюхнулось напротив и оказалось молодым человеком типа «хлыщ», в котором она узнала Монти Бодкина, неоднократно посещавшего дом ее предков.
Он задыхался, он вспотел, он чуть не опоздал, но остался preux chevalier;[27] а они-то знают: если ты толкнул даму — проси прощения.
— Ничего, мистер Бодкин, — отвечала дама. — Это вы меня простите, расселась…
Монти подскочил и воскликнул:
— Ой!
— Да?
— То есть… Здравствуйте, леди Джулия.
— Здравствуйте.
Монти отер лоб носовым платком в тон носкам и галстуку.
— Удивительно! — выговорил он. — Наскочить на вас…
— Именно, наскочить. Просто колесница Джаггернаута! Куда едете?
— Э? А! В Маркет Бландинг.
— К дяде?
— Нет, нет. К вам. Лорд Эмсворт взял меня в секретари.
— Как странно! Я думала, вы работаете в «Мамонте».
— Ушел.
— Ушли?
— Ушел.
— Почему?
— Да так, знаете… Есть пружины.
— Пружины?
— Пружины.
— Какое занятное выражение! Монти решил сменить тему.
