— Какая красота! — сказал он.
— Ну! — согласился Пербрайт.
— Мы непременно победим.
— Ну!
— Только бы ее опять не украли…
— Ыр!
Лорд Эмсворт озабоченно поправил пенсне. Глаза его угасли, лицо омрачилось. Он думал о зловещем баронете, сэре Грегори Парслоу.
Когда оказалось, что некий Бакстер, его секретарь, украл ее, граф долго гадал, в чем тут дело. Да, странноват, может быть — и безумен, но это уж слишком! Наконец его осенило: Бакстера нанял сэр Грегори. Потерпев поражение, баронет притих. Но до выставки — две недели, можно сделать многое. В любую минуту вправе мы ждать, что явится злоумышленник в маске, с отравленной иглой в руке.
Граф огляделся. Место пустынное, жилья поблизости нет… Словом, она будет тщетно взывать о помощи.
— Как по-вашему, Пербрайт, — спросил взволнованный пэр, — не переселить ли ее к огороду? Все-таки там вы рядом.
Мы не знаем, что ответил бы Пербрайт — «Ну!» или «Ыр», — поскольку на поляне появилась дама, при виде которой он коснулся лысины и ретировался на задний план.
Лорд Эмсворт подхватил пенсне и воззрился на сестру тем взглядом, которым смотрит овца на соседний участок.
— А!.. — сказал он. — Копни!
Внезапное появление леди Констанс обычно смущало его, ибо она сгущалась буквально из воздуха и начинала рассуждать о том, можно ли тратить время на свиней, а не на письма. Однако последние двое суток у него не было секретаря, а без секретарей письмами не займешься. Тем самым, совесть молчала, и ответил он без той раздраженной робости, которая придавала ему сходство с каким-нибудь загнанным животным.
— А, Конни! — сказал он. — Вот ты и посоветуешь. Тут мы с Пербрайтом…
Леди Констанс не стала ждать конца фразы. Общаясь с главою рода, она вела себя примерно так, как ведет себя строгая нянька с отсталым ребенком.
— Ты знаешь, который час? — осведомилась она.
Он этого не знал. Его представления о времени вполне удовлетворяла мысль о том, что если ее не разглядишь с трех футов, скоро позовут обедать.
— С минуты на минуту явятся гости, — продолжала сестра. — В половине второго мы сядем за стол.
Лорд Эмсворт немного подумал. Нет, это не обед, еще светло. Видимо, второй завтрак.
— А! — сказал он. — Да, да, да, за стол. Вымыть руки?
— Неплохо бы. Вообще, умойся. И переоденься. И переобуйся! А воротничок? Господи, Кларенс, сколько с тобой забот! Никак не пойму, зачем ты возишься со всякой пакостью!
Покорно бредя за сестрой, граф думал о том, как одинок он среди близких. «Пакостью»! Про нее!
Никто, никто… Нет, простите! А эта барышня, ну, с Роналдом? Она всегда о ней спрашивает.
— Хоть один хороший человек! — тихо проговорил он. Леди Констанс возмутилась:
— Что? Кто у тебя хороший?
— Эта барышня. Ну, с Роналдом. Как ее, Молли Смит.
— Сью Браун.
— Именно. Именно, Браун. Сью. Она хорошая.
— Как для кого, — сказала леди Констанс. Несколько секунд они шли молча.
— Да, кстати, — вспомнила усталая сестра, — насчет твоей мисс Браун, — она скрипнула зубами. — Пришло письмо от Джулии.
— От Джулии? — откликнулся граф, уделяя этой новости две пятьдесят седьмых своего внимания. — А кто такая…
Леди Констанс, как то ни трудно, не дала ему по голове. Великая вещь — воспитание!
— У нас в семье, — выговорила она, — только одна Джулия.
— А, Джулия! — оживился граф. — Что с ней такое? — Он поднапрягся. — Она в Биарице? Развлекается?
— Она — в — Лондоне.
— Э? А?
— А завтра будет здесь. В 2.45. Лорд Эмсворт мгновенно очнулся.
— Почему?
— Потому что это самый удобный поезд.
— Нет, почему она приедет?
Леди Констанс не хрюкнула, дамы не хрюкают, но какой-то звук издала.
— Господи! — сказала она. — У нее женится сын. На танцорке.
— На певичке.
— Какая разница?
— Какая-то есть. Спрошу у Галахада, он знает. А ты что, ее не любишь?
— Джулию?
— Мисс Смит.
— Браун! Не люблю.
— Ты не хочешь, чтобы Роналд на ней женился?
— Кажется, я своих чувств не скрывала. Снобизма во мне нет…
— Что ты, есть!
— Ну, если это снобизм!.. Роналд должен жениться на девушке своего круга.
— А Галахад хотел жениться на ее матушке.
— Галахад способен на все.
— Как сейчас помню! Повел он меня в «Тиволи», она пела… Долли Хендерсон. Очень красивая улыбка, прямо весеннее утро. Поет, все подпевают… Сейчас, сейчас! Там-там-тамти-там? Нет, пам-пам-тури-тури-тури-пам!
— Неважно, — сказала леди Констанс, полагавшая, что на семью хватит одного мемуариста. — Какое нам дело до этой особы? Жаль, что у нее есть дочь.
— Почему? Очень хорошая девушка. Красивая, вежливая, любит свиней. Я вот говорил Пилбему…
— Да! — вскричала леди Констанс. — Почему он еще здесь? Вообще, кто он такой?
— Сыщик.
— Кто?
— Частный сыщик, — гордо объяснил граф, за все шестьдесят лет впервые нанявший сыщика. — У него такая контора, называется «Аргус». Или бюро. Они все ищут.
Леди Констанс пылко пыхтела.
— Танцорки! — воскликнула она. — Сыщики! Шулеров у нас еще нет?
Брат ответил, что не знаком ни с одним шулером.
— Разреши спросить, — не отстала сестра, — зачем нам сыщик?
— Чтобы Императрицу не украли.
— Твою дурацкую свинью давно нашли. Что он тут делает?
— Галахад сказал, лучше подождать до выставки. Мало ли что! Сэр Грегори…
— Кла-ренс!
— Что «Кларенс»? Ну, что «Кларенс»? Галахад совершенно прав. Ты думаешь, Бакстер ее украл, потому что он ненормальный. А мы с Галахадом думаем, его подучил Парслоу.
— Это ты ненормальный!
— Я нормальный. Просто я знаю Галахада, а уж он знает Парслоу. Прочитай в книге, там все точно. Вот, например, в 1894 году твой Парслоу обкормил перед боем собаку. А? Как тебе? Звали Кнут. У Галахада — Кнут, у него — Банджо. А кто увел Бурбона? Такой человек способен на все.
Леди Констанс нетерпеливо копнула ножкой газон. Лучше бы лягнуть брата, но — воспитание!
— Кларенс, ты идиот, — сказала она. — Постыдился бы. У Галахада вообще нет совести, а ты — постыдись. Как дети, честное слово! Разве можно ссориться с соседями?
— Можно.
— Нет, нельзя. Поэтому я сейчас и помогла сэру Грегори.
— Э?
— Пусть знает, что здесь есть хоть один нормальный человек.
— О?
— Ты берешь его племянника.
— Э? Что? Какого?
— Монтегю. Ну, ты помнишь, он часто здесь бывал. Монти Бодкин.
— Бодкин? Бодкин? Бодкин?
— Ради Бога, ты не попугай! Хорошо, ты все забываешь. Главное не это. Главное, что сэр Грегори просил меня взять тебе в секретари его племянника…
Кроткий пэр иногда взрывался.
— Нет, чтоб мне лопнуть! Нет, чтоб мне треснуть! Красть — мою — свинью — и — после — этого…
— …а я сказала: «С удовольствием».
— С чем?
— С удовольствием.
— Ты что, взяла его?
— Конечно.
— Племянника этого Парслоу за две недели до выставки?!
— Вот именно. Завтра он приедет в 2.45.
Леди Констанс нырнула в дом, а брат ее, лорд Эмсворт, постоял какое-то время. Пробудила его потребность в ясном, спокойном разуме — и на дрожащих длинных ногах он побежал туда, где отдыхал Галахад, попивая свое виски.
В тенистой прохладе, освеженный янтарной влагой, где позвякивали льдинки, Галахад практически достиг блаженства. Вдали бушевали бури, но здесь царил покой, знакомый только тем, кто пальцем не шевелит, чтобы его снискать.
Когда вокруг столько прекрасных вещей, что мы, по справедливому выражению поэта, счастливее королей,[25] поневоле удивишься, если к тебе прискачет очень взволнованный брат.
— Господи, Кларенс! — сказал Галли. — Ты просто глиста в беде. Что случилось?
Лорд Эмсворт подрожал, не в силах вымолвить слова. Потом он обрел дар речи:
— Галахад, случилось самое страшное!
— Что?
— Парслоу нанес удар!
— Дал тебе по уху?
— Нет, нет, нет. Все так, как ты говорил. Он слишком умен для нас. Обошел Конни, она взяла секретарем его племянника.
Галли принялся вдумчиво протирать монокль.
— Да, да, да, — продолжал граф, — она сейчас сказала. Понимаешь, чем это грозит? Сообщник в самом сердце дома. Я вижу все! — голос его взмыл до верхних регистров. — Не вышло с Бакстером, пробует Бодкина.
— Бодкина? Это не Монти?
— Монти. Что нам делать?!
Он задрожал. Безупречный Монтегю огорчился бы, узнав, что его будущий хозяин видит в нем коварного, юркого, мерзкого человека, который готов проникнуть к невинной свинье и подложить гранату в ее пойло. Галли вставил монокль.
— Монти? — сказал он, отпивая глоточек. — Помню, помню. Хороший парень, свиньи не обидит. Постой, тут надо разобраться.
