о вашем деде, консуле.
— Я его никогда не видел, — на диванчике ресторана разговор складывался труднее, чем на скамейке в парке.
— А почему ваш отец уехал в Америку?
— Наверное, дала о себе знать мятежная душа. Уехал в поисках приключений. Полагаю, по той же причине я вернулся в Европу. В дни молодости моего отца Америку не олицетворяли «кока-кола» и «Тайм-Лайф».
— И вы нашли приключения, за которыми приехали? Ой, простите. Это глупый вопрос. Разумеется, вы женились здесь?
— Я привез жену с собой. Бедная Пейшенс.
— Бедная?
— Она так любит «кока-колу».
— Ее можно купить и здесь, — заметила она подчеркнуто простодушно.
— Да.
Подошел соммелье, и Гривс заказал «сансер».
— Надеюсь, вы не возражаете?
— Я совершенно не разбираюсь в винах.
— Я думал, во Франции…
— Мы оставляем это нашим мужьям.
Теперь он, в свою очередь, почувствовал легкую обиду. На диванчике рядом с женой появился муж, но принесли sole meunière [121], и это позволило им прервать разговор. Однако молчание их не спасло. Призраки могли воспользоваться затянувшейся паузой и остаться насовсем, и тогда женщина решилась его прервать.
— У вас есть дети? — спросила она.
— Нет. А у вас?
— Нет.
— Вы сожалеете?
— Полагаю, всегда сожалеешь о том, что упустил.
— Я, по крайней мере, рад, что не упустил вас в парке Монсо, — признался Гривс.
— Да, я тоже рада, что так вышло, — ответила Мари-Клер.
Теперь молчание уже не раздражало их, а успокаивало: призраки ретировались и оставили их вдвоем. Один раз пальцы мужчины и женщины соприкоснулись над сахарницей (оба взяли на десерт клубнику). Им больше не хотелось задавать вопросы: похоже, они уже знали друг друга лучше, чем кого бы то ни было. Чем-то они напоминали счастливую семейную пару: этап открытий позади, проверка на ревность тоже, они обрели спокойствие среднего возраста. Единственными врагами оставались время и смерть, а кофе послужил предупреждением о приближающейся старости. После, за коньяком, они делали вид, что им весело, но без особого успеха. Будто за эти несколько часов они прожили целую жизнь.
— Он напоминает могильщика, — охарактеризовал Гривс прошедшего мимо их столика старшего официанта.
— Да, — согласилась она.
Гривс заплатил по счету, и они вышли из ресторана, чувствуя себя слишком расслабленными, чтобы бороться с предсмертной агонией.
— Можно, я провожу вас домой? — спросил он.
— Лучше не надо. Правда, не надо. Вы ведь живете совсем рядом.
— Мы можем еще выпить на terrasse [122].
— Наверное, не стоит. Прекрасный был вечер. Tu es vraiment gentil [123]. — Только тут она заметила, что обратилась к нему на «ты», но понадеялась, что он недостаточно хорошо знает французский, чтобы обратить на это внимание. Они не обменялись ни адресами, ни телефонами, потому что ни один не решился заикнуться об этом: для обоих эта встреча произошла слишком поздно. Он посадил ее в такси, и она уехала в сторону ярко освещенной Триумфальной Арки, а он медленным шагом направился к своему дому на улице Жуфруа. То, что в молодости назвали бы малодушием, в старости именуют мудростью, но как же иной раз приходится стыдиться этой мудрости.
Мари-Клер прошла сквозь автоматически открывшиеся двери и, как всегда, у нее мелькнула мысль об аэропорте и бегстве. На шестом этаже переступила порог квартиры. Абстрактное полотно в резких алых и желтых тонах висело напротив двери и встретило ее, как незнакомку.
Стараясь не шуметь, она проскользнула в свою комнату, заперла дверь на ключ, села на узкую кровать. За стеной слышался голос и смех мужа. Она спросила себя, кто у него сегодня, Тони или Франсуа. Франсуа написал ту абстрактную картину в прихожей, а Тони танцевал в балете и всегда хвастал, особенно перед незнакомыми людьми, что именно он служил моделью для каменного фаллоса с нарисованными глазами, который занимал почетное место в гостиной. Она начала раздеваться. И под звуки доносящихся из соседней комнаты голосов перед ее мысленным взором мелькнули скамья в парке Монсо, тележка с квашеной капустой в brasserie «Лотарингия». Если бы ее муж услышал, что она вернулась, то сразу приступил бы к делу: присутствие свидетеля его возбуждало. «Пьер, Пьер», — с упреком произнес его голос. Это имя она слышала впервые. Она растопырила пальцы, чтобы снять кольца, вспомнила о сахарнице, но вскрики и смешки за стеной превратили сахарницу в фаллос с нарисованными глазами. Она легла и залепила уши кусочками воска, закрыла глаза и подумала, что все могло бы быть иначе, если бы пятнадцать лет назад она оказалась на скамье в парке Монсо и увидела, как мужчина из жалости убивает голубя.
— Я чувствую, от тебя пахнет женщиной, — с удовольствием изрекла Пейшенс Гривс. Она сидела на кровати, опираясь спиной о две подушки. Та, что спереди, была во многих местах прожжена сигаретой.
— О, нет. Это твое воображение, дорогая.
— Ты говорил, что будешь дома к десяти.
— Сейчас только двадцать минут одиннадцатого.
— Ты был на улице Дуэ, не так ли, в одном из баров, высматривал fille [124].
— Я посидел в парке Монсо, а потом пообедал в «Лотарингии». Дать тебе капли?
— Ты хочешь, чтобы я заснула и ничего не ждала, не так ли? Ты уже слишком стар, чтобы проделывать это дважды за вечер.
Он накапал в стаканчик капель, добавил воды из графина, который стоял на столике между двумя кроватями. Когда Пейшенс пребывала в таком настроении, любые его слова были бы истолкованы превратно. «Бедная Пейшенс, — думал он, поднося стакан к ее лицу, обрамленному рыжими кудряшками, — как она тоскует по Америке… до сих пор не верит, что „кока-кола“ здесь точно такая же». К счастью, этот вечер обещал быть не самым худшим, потому что она, более не споря, выпила капли. Он же сел рядом, вспоминая улицу у brasserie, где к нему совершенно случайно — он не сомневался — обратились на «ты».
— О чем ты думаешь? — спросила Пейшенс. — Ты все еще на улице Дуэ.
— Я думаю, что все могло бы быть иначе.
И то был самый громкий протест против прожитой жизни, который он когда-либо себе позволял.
Мадзини, Джузеппе (1805–1872) — соратник Гарибальди, один из лидеров итальянского революционно-демократического движения. За свои взгляды отправлен в ссылку в 1831 г.
«Кристи» — известная лондонская аукционная фирма, торгующая, преимущественно, произведениями искусства.
«Дебретт» — справочник дворянских фамилий. Издается ежегодно с 1802 г. Называется по имени первого издателя, Джона Дебретта.
