Ромуло Гальегос - Донья Барбара

– Значит, я только зря потеряла время, пытаясь отказаться от себя самой? Ну, так я снова вернусь к моим делам, и с ними – до гроба! Посмотрим, кто будет торжествовать. Еще не родился человек, который может отнять у меня то, что мне желанно. Лучше смерть, чем поражение!

Так она доехала до альтамирских построек. Под покровом ночи приблизилась к дому и через выходившую в фасадную галерею дверь увидела Лусардо: он сидел за столом вместе с Мариселой.

Они кончали ужинать; он говорил, а она слушала, подперев ладонями щеки и восхищенно глядя на него.

Донья Барбара подъехала на револьверный выстрел. Остановила лошадь. Неторопливо, с наслаждением Барбара вынула из кобуры, прикрепленной к седлу, револьвер и прицелилась в грудь дочери. Освещенная лампой, это была отличная мишень.

Чистый свет звезд искрой сверкнул в предательской мгле на мушке прицела и помог зловещему глазу найти сердце Мариселы. Но вдруг этот крошечный луч словно налился всей тяжестью звезд, оружие опустилось, не выстрелив, и медленно вернулось в кобуру. Глядя сквозь рамку прицела, донья Барбара внезапно увидела себя, озаренную отблесками разложенного на диком и пустынном берегу костра, слушающую Асдрубала, и это скорбное воспоминание укротило ее жестокость.

Долго и неподвижно глядела она на счастливую дочь, и жажда новой жизни, мучившая ее последнее время, воплотилась в волнующее материнское чувство, неведомое до сих пор ее сердцу.

– Он твой. Будь счастлива.

Наконец-то любовь Асдрубала – всего лишь тень, блуждавшая в ее мрачной душе, – приняла форму благородного чувства!

В ту ночь не было света в комнате для совещаний с Компаньоном, но когда утром донья Барбара вышла в патио. Хуан Примито и двое пеонов, сопровождавших ее в Сан-Фернандо, – те, что застрелили Бальбино, и единственные, оставшиеся пока верными ей, – не узнали своей хозяйки. Она состарилась за одну ночь; на ее осунувшемся лице лежали следы бессонницы, хотя и лицо и взгляд выражали трагическое спокойствие отрешенности.

– Это вам, – сказала она молча смотревшим па нее слугам, кладя им в руки по нескольку монет. – Лишнее – на то время, пока не найдете себе другой работы. Здесь теперь нечего делать. Можете уходить. Ты, Хуан Примито, отнесешь письмо доктору Лусардо. И сюда не возвращайся. Оставайся там, если разрешат.

Несколько часов спустя мистер Дэнджер видел, как она ехала по Солончакам. Он поздоровался с ней издали, но не получил ответа. Она ехала неторопливым шагом, устремив вперед взгляд, едва держа в руках приспущенные поводья.

Вокруг лежала сожженная земля, разорванная глубокими оврагами и изборожденная трещинами. Там и тут исхудавшие коровы с печальными глазами исступленно лизали края высохших водоемов и обнажившиеся голыши. Белели на солнце кости тех, что уже пали жертвами насыщенной селитрой земли, не отпускавшей их до тех пор, пока они не подыхали от голода, забыв о пастбищах. Бесчисленные стаи самуро парили над зловонной падалью.

Донья Барбара остановилась, глядя, как упорствует в своем безумии скот, и ей показалось, будто ее собственный, сухой, обложенный язык, сожженный горячкой и жаждой, ощущает шероховатость и горечь земли, которую упрямо лизали животные. Как она похожа на них в своем настойчивом, страстном желании испробовать прелесть любви, губившей ее!… С трудом стряхнув с себя злое очарование этих мест и этой картины, она пришпорила лошадь и продолжала свой мрачный, неторопливый путь.

Что-то необычное происходило в трясине, где всегда царит молчание смерти. Многочисленные пестрые стаи уток, котуа, цапель и других птиц с громкими, тревожными криками описывали над водой круги. Птицы, парившие высоко в воздухе, временами исчезали за пальмовой рощей, другие садились на берегах зловещей заводи, и тогда наступала гнетущая тишина; но вскоре одни возвращались назад, другие взмывали в небо, и все вместе вновь принимались летать над местом, возбуждавшим в них безотчетный ужас.

Несмотря на глубокую задумчивость, донья Барбара внезапно натянула поводья: у края трясины билась и мычала молодая корова, а ее морду обвивал водяной удав, голова которого едва высовывалась из болота.

Животное, дрожа от напряжения, тонуло в вязкой тине; шею свела судорога, глаза побелели от ужаса; в предсмертном поту, собирая последние силы, пленница сопротивлялась могучему объятию огромной змеи.

– Этой уже не уйти, – прошептала донья Барбара. – Сегодня трясина пирует.

Наконец удав начал расслаблять кольца, постепенно поднимаясь над водой, и корова отпрянула назад, стараясь стряхнуть его с морды. Но чудовище медленно сжалось, и его жертва, совсем обессилев, со страшным ревом стала погружаться в трясину и исчезла в гниющей воде, которая тут же сомкнулась над ней, чавкнув, как обжора.

Перепуганные птицы носились в воздухе и кричали без умолку. Донья Барбара бесстрастно смотрела на эту страшную картину. Но вот птицы улетели, опять воцарилась тишина, и потревоженная было трясина вновь обрела зловещее спокойствие. Только легкое волнение морщинило водную гладь, да в том месте, где зеленая корка водорослей разорвалась под тяжестью животного, всплывали пузырьки болотного газа.

Один из них, самый крупный, в желтоватой оболочке, дольше других стоял над поверхностью воды и был похож на глаз желтушного в приступе ярости.

И этот гневный глаз словно смотрел в упор на колеблющуюся женщину…

Из уст в уста передается новость: исчезла владычица Арауки.

Может быть, она бросилась в трясину, так как видели, что она ехала в том направлении с выражением трагической решимости на лице; но также идут разговоры и о барке, спускавшейся вниз по Арауке, на которой кто-то будто бы видел женщину.

Одно было ясно: она исчезла, изложив свою последнюю волю в письме к доктору Лусардо:

«У меня нет наследников, кроме моей дочери Мариселы, и я признаю ее таковой перед богом и людьми. Возьмите на себя труд привести в порядок оформление наследства».

Но все знали, что у доньи Барбары было много золота, зарытого в земле, а в письме о нем не говорилось ни слова; к тому же, в комнате для совещаний с Компаньоном были обнаружены следы раскопок, поэтому вскоре все сошлись на мнении, что донья Барбара не кончила жизнь самоубийством, а попросту уехала куда-то, и тут же пошли бесконечные разговоры о плывшей ночью вниз по Арауке барке, и оказалось, что уже многие слышали об этом…

Привезли колючую проволоку, купленную на вырученные от продажи перьев деньги, и начались работы но огораживанию альтамирских земель. Столбы уже установили, от рулонов потянулись длинные нити, и на земле бесчисленных дорог, где блуждающие надежды издавна терялись в поисках верного пути, проволочная изгородь прокладывала один-единственный и прямой путь к будущему.

Мистер Дэнджер, увидев, что его Солончаки вот-вот окажутся в окружении и чужой скот, раньше приходивший лизать горькую селитру его оврагов, перестанет попадать в его коррали, пожал плечами и сказал себе:

– Здесь больше нечего ждать, мистер Дэнджер.

Он взял винтовку, перекинул ее через плечо, сел на коня и, поравнявшись с пеонами, возводившими изгородь, крикнул:

– Не тратьте зря проволоку, не отгораживайтесь от Солончаков. Передайте доктору Лусардо, что мистер Дэнджер тоже уходит.

Прошло предусмотренное законом время, по истечении которого Марисела могла вступить во владение наследством матери, не подававшей о себе никаких вестей, и в долине Арауки больше не стало Эль Миедо: оба поместья снова стали называться Альтамирой.

Льяносы! Земля, созданная для мирного труда и для бранного подвига, земля открытых горизонтов, где хороший народ любит, страдает и надеется!

Роман «Донья Барбара» имел три варианта. Первый, которому Гальегос дал название «Полковница» и над которым работал до 1927 года, был им отброшен. Следующий вариант написан во время пребывания Гальегоса в Италии в 1928 году. Этот вариант – основной – увидел свет в феврале 1929 года в барселонском издательстве «Аралусе». В 1930 году г. том же издательстве вышло второе издание романа, довольно сильно видоизмененное автором. Этот третий вариант романа стал окончательным.

В сентябре 1929 года «Донья Барбара» была удостоена премии литературного конкурса в Мадриде. Один из членов жюри писатель Р. Баеса назвал тогда Гальегоса «первым большим романистом, которого нам дала Южная Америка». В 1931 году роман был издан в Нью-Йорке; позже его перевели в ряде стран Европы. Особый успех «Донья Барбара» имела в Мексике. В 40-х годах здесь был снят фильм по мотивам романа с участием известной актрисы Марии Феликс, исполнявшей заглавную роль. В 1954 году 25-летпе романа было отмечено юбилейным изданием, иллюстрации к которому выполнил известный художник-график Альберто Бельтран.