Отец Питера, как и все Стилмены, поступил в Гарвард, изучал там философию, историю религии и, по отзывам всех, кто его знал, студентом был блестящим. Защитив диссертацию о теологических толкованиях роли Нового Света в шестнадцатом – семнадцатом веках, он устроился на работу в религиозный отдел Колумбийского университета и вскоре после этого женился на матери Питера. О ней мне известно мало. Судя по фотографиям, которые попадались мне на глаза, она была очень хороша собой, при этом хрупка, болезненна, немного похожа на Питера: такие же водянисто-голубые глаза и прозрачная кожа. Когда, через несколько лет после свадьбы, родился Питер, Стилмены жили в огромной квартире на Риверсайд-драйв. Стилмен сделал блестящую академическую карьеру, диссертацию переработал в монографию – книга имела огромный успех – и в возрасте тридцати четырех – тридцати пяти лет получил «полного» профессора. Но тут умерла мать Питера. От чего – так и осталось загадкой. Сам Стилмен утверждал, что скончалась жена во сне, однако нельзя было исключить и самоубийство. Как будто бы передозировка – доказать, впрочем, так ничего и не удалось. Поговаривали даже, что Стилмен убил жену, но это были лишь слухи, не более того. Вообще вся история прошла совершенно незаметно.
Питеру тогда было всего два года, и ребенок он был совершенно нормальный. После смерти жены Стилмен, по-видимому, мало им занимался. Была нанята няня, которая полностью взяла Питера на себя. Затем, через несколько месяцев, Стилмен ни с того ни с сего няню выгоняет. Я забыла ее имя – мисс Барбер, кажется; впоследствии она давала показания в суде. Как будто бы Стилмен в один прекрасный день пришел домой и заявил, что впредь займется воспитанием Питера сам. Он послал в Колумбийский университет заявление об отставке, где писал, что уходит с работы, чтобы всецело посвятить себя сыну. В деньгах он не нуждался, поэтому уговорить его остаться не удалось.
После этого Стилмен перестал появляться на людях. Жить он продолжал в той же самой квартире, однако на улицу выходил редко. Собственно говоря, никто толком не знает, что произошло. Возможно, он увлекся какими-то заумными религиозными идеями, о которых писал. Как бы то ни было, Стилмен помешался, начисто лишился рассудка. Подумайте сами: он посадил Питера в одной из комнат, заколотил окна и продержал его взаперти девять лет. Только представьте, мистер Остер. Девять лет. Все свое детство ребенок провел в кромешной тьме, в полном одиночестве; все его контакты с внешним миром сводились к тому, что отец время от времени его избивал. Я живу с результатами этого эксперимента и могу подтвердить, что ущерб Питеру нанесен чудовищный. Сегодня вам повезло – Питер был в форме. Чтобы вывести его из того состояния, в котором он находился, понадобилось тринадцать лет, и будь я проклята, если позволю кому-нибудь вновь причинить ему вред.
Миссис Стилмен замолчала, чтобы перевести дух. Куин вдруг почувствовал, что она на грани срыва – еще одно слово, и с ней начнется истерика. Ему следовало срочно что-то сказать, иначе разговор начинал терять смысл.
– Как Питера нашли? – спросил он.
Вирджиния тяжело вздохнула и посмотрела на Куина в упор.
– Был пожар, – ответила она.
– Поджог?
– Никто не знает.
– А что думаете вы?
– Я думаю, что Стилмен в это время находился у себя в кабинете. Там он вел записи своих экспериментов и, видимо, пришел к выводу, что замысел не удался. Это вовсе не значит, что он пожалел о том, что сделал, – просто почувствовал, что потерпел неудачу. В ту ночь он, вероятно, окончательно в себе разочаровался и решил сжечь компрометирующие его бумаги. Но пожар распространился на всю квартиру, и большая ее часть сгорела. По счастью, комната Питера находилась в другом конце длинного коридора, и его удалось спасти.
– А потом?
– А потом несколько месяцев тянулось расследование. Прямые улики отсутствовали – бумаги Стилмена погибли в огне. С другой стороны, достаточно было взглянуть на Питера, на комнату, где отец держал его взаперти, на эти страшные доски, которыми были заколочены окна… Так что в конце концов следствию удалось докопаться до истины, и Стилмена судили.
– И к чему присудили?
– Его признали невменяемым и положили на принудительное лечение.
– А Питер?
– Питер тоже попал в больницу. И выписался всего два года назад.
– Там вы с ним и познакомились?
– Да. В больнице.
– Каким образом?
– Я была его логопедом. Работала с Питером каждый день на протяжении пяти лет.
– Простите за любопытство, но как вышло, что вы поженились?
– Это долгая история.
– Я не тороплюсь.
– Не в этом дело. Боюсь, вы не поймете…
– Вы в этом уверены?
– Если в двух словах, то иного способа забрать Питера из больницы и дать ему возможность вести более или менее нормальную жизнь у меня не было.
– А стать его законным опекуном вы разве не могли?
– Это очень сложная процедура. К тому же тогда Питер был уже совершеннолетним.
– Получается, что вы пожертвовали собой?
– Не совсем так. До этого я уже была один раз замужем – неудачно. Рисковать еще раз мне не хотелось. А тут, по крайней мере, у меня появлялась цель в жизни.
– Правда, что Стилмена должны скоро выпустить?
– Завтра. Завтра вечером его поезд приходит на Центральный вокзал.
– И вы боитесь, как бы старик не стал преследовать Питера? У вас дурное предчувствие или есть какие-то доказательства?
– И то и другое. Два года назад Стилмена уже собирались выписать. Но он прислал Питеру письмо, и я показала его в клинике. Тогда они решили, что с выпиской поторопились.
– Что было в этом письме?
– Совершенно безумное письмо. Стилмен называл сына дьяволенком, угрожал ему.
– Это письмо у вас?
– Нет. Два года назад я отдала его в полицию.
– Оригинал или копию?
– Простите, вы полагаете, что это имеет значение?
– Как знать.
– Если хотите, я могу попробовать это письмо достать.
– Насколько я понимаю, других писем такого рода не было?
– Нет, больше писем Стилмен не писал. И вот теперь врачи считают, что он готов к выписке. Это официальная точка зрения, и поделать я ничего не могу. По-моему, Стилмен просто сделал надлежащие выводы. Он понял, что, если и впредь будет угрожать сыну, его не выпустят никогда.
– Поэтому вы и волнуетесь.
– Именно поэтому.
– Но каковы планы Стилмена, вам неизвестно?
– Нет.
– Чего вы ждете от меня?
– Я хочу, чтобы вы установили за Стилменом слежку. Чтобы выяснили, что у него на уме. Чтобы помешали ему разыскать Питера.
– Иными словами, вы предлагаете мне сесть ему на хвост.
– Что-то в этом роде.
– Вы должны понять, что помешать Стилмену подойти к вашему дому я не могу. Предупредить вас – другое дело. Или прийти вместе с ним.
– Понимаю. Главное, чтобы мы чувствовали себя защищенными.
– Хорошо. Как часто мне выходить с вами на связь?
– Мне бы хотелось, чтобы вы сообщали о том, как обстоят дела, каждый день. Давайте договоримся, что вы будете звонить вечером, между десятью и одиннадцатью.
– Прекрасно.
– Что-нибудь еще?
– Еще несколько вопросов. Меня интересует, например, как вы узнали, что Стилмен приезжает на Центральный вокзал завтра вечером.
– Узнала, потому что хотела узнать, мистер Остер. На карту поставлено слишком много, и рисковать я просто не имею права. Если за Стилменом не будет установлена слежка с той минуты, как он выйдет из поезда, он без труда растворится в городе. Этого допустить нельзя.
– Каким поездом он приезжает?
– Поездом из Поукипси. В шесть сорок одну.
– Надо полагать, у вас есть фотография Стилмена?
– Да, конечно.
– Мой следующий вопрос касается Питера. Зачем надо было ставить его в известность о приезде отца? Не лучше ли было держать эту информацию при себе?
– Безусловно. Но когда мне сообщили о выписке отца, Питер поднял отводную трубку и разговор слышал. Мне ничего не оставалось, как все ему рассказать. Питер бывает очень упрям, и лучше говорить ему правду.
– И последний вопрос. Кто рекомендовал вам меня?
– Майкл, муж миссис Сааведры. В свое время он служил в полиции, навел справки и выяснил, что для такой работы лучше вас в городе нет никого.
– Вы мне льстите.
– Поговорив с вами, мистер Остер, я убедилась, что Майкл прав: мы нашли нужного человека.
Эти слова Куин воспринял как намек на то, что пора уходить. Он засиделся. Все шло хорошо, гораздо лучше, чем он ожидал, вот только болела голова и ныло все тело – такого не было уже много лет. Еще полчаса, и он расклеится окончательно.
– Я беру сто долларов в день плюс расходы, – сказал он. – Если вы дадите мне аванс, это будет доказательством того, что я на вас работаю; тем самым мы вступим в официальные отношения сыщик – клиент, то есть в отношения строжайшей конфиденциальности.
