Она подошла к стене и увидела зеленую калитку, которая была отворена. Это, очевидно, не был запертый сад, и сюда можно было войти.
Пройдя в калитку, она увидела, что это был сад, обнесенный вокруг стеною, и что таких садов было несколько; все они, очевидно, сообщались между собой. Потом она увидела еще одну открытую зеленую калитку, сквозь которую виднелись кусты и дорожки между грядами зимних овощей. Фруктовые деревья росли возле самой стены, а некоторые из грядок были прикрыты стеклянными рамами. Мери постояла, посмотрела вокруг и решила, что все это очень некрасиво и голо. Летом, когда все было зелено, сад, быть может, выглядел красивее, но теперь в нем ничего красивого не было.
Через несколько минут из калитки, ведшей в другой сад, вышел старик с заступом на плече. Когда он увидел Мери, на лице его выразилось изумление, и он слегка приподнял шляпу. Лицо у него было угрюмое, и ему, видно, не особенно приятно было встретить Мери; но ей не нравился его сад, выражение лица у нее тоже было неприветливое, и встрече со стариком она тоже не особенно обрадовалась.
— Что здесь такое? — спросила Мери.
— Один из огородов, — ответил он.
— А там что? — сказала она, указывая на растворенную зеленую калитку.
— Еще один, — коротко ответил он. — А по ту сторону стены еще один, а за ним еще огород.
— Можно мне туда пойти? — спросила Мери.
— Если хочешь… Только смотреть там нечего.
Мери ничего не ответила. Она направилась прямо по дорожке и прошла через вторую зеленую калитку. Там она опять увидела стены, опять зимние овощи и стеклянные рамы, но во второй стене была еще одна зеленая калитка, которая не была отперта. Быть может, она вела в тот сад, которого никто не видел уже десять лет.
Так как Мери никогда не была робкой и всегда делала все что хотела, то она подошла к зеленой калитке и повернула ручку. Она думала, что калитка не отворится, потому что ей хотелось верить, что она нашла таинственный сад, но калитка отворилась легко, и когда Мери прошла через нее, она очутилась в фруктовом саду. Он тоже был обнесен стеною, возле которой росли фруктовые деревья, но зеленой калитки там не было. Мери стала искать ее, потому что когда она дошла до другого конца сада, то заметила, что стена там не кончалась, а тянулась дальше. За стеной виднелись вершины деревьев, и, когда Мери остановилась, она увидела птичку с ярко-красной грудью, сидевшую на самой высокой ветви одного из них. Птичка вдруг запела почти в ту же самую минуту, когда увидела Мери, точно стала звать ее.
Мери остановилась и стала слушать; и почему-то такой веселый, ласкающий свист вызвал в ней приятное чувство. Даже угрюмый, неприветливый ребенок может чувствовать себя одиноким; а большой запертый дом, широкая обнаженная степь и обширные обнаженные сады вызвали в Мери такое чувство, как будто во всем свете никого не осталось, кроме нее одной. Если бы она была ласковым ребенком, который привык к тому, чтобы его любили, то она бы сильно затосковала, но даже угрюмая Мери чувствовала себя заброшенной, и веселая красногрудая птичка вызвала на ее хмуром лице нечто похожее на улыбку.
Она стояла и слушала птичку, пока та не улетела. Птичка эта вовсе не походила на птиц в Индии и очень понравилась Мери. Она подумала о том, увидит ли ее еще когда-нибудь. Быть может, она жила в таинственном саду и хорошо знала его!
Мери, вероятно, потому так много думала о запущенном саде, что ей нечего было делать. В ней проснулось любопытство, и ей захотелось увидеть, что это за сад. Почему мистер Арчибальд Крэвен зарыл ключ? Если он так любил свою жену, почему он так ненавидел ее сад? Она подумала о том, увидит ли она когда-нибудь мистера Крэвена, и решила, что если увидит, то он ей не понравится, она ему тоже не понравится, и она будет стоять и смотреть на него, не говоря ни слова, даже если ей страшно захочется спросить его, почему он сделал такую странную штуку.
«Я никогда не нравлюсь людям, и люди не нравятся мне, — подумала она. — И я никогда не умела говорить так, как дети Моррисона. Они всегда говорили, и смеялись, и шумели».
Она подумала о красношейке, как она запела будто ради нее одной, и, вспомнив о дереве, на котором сидела птичка, внезапно остановилась.
— Мне кажется, это дерево растет в таинственном саду, я уверена в этом, — сказала она. — Там была стена, но не было калитки.
Она вернулась в первый фруктовый сад и нашла там старика, который копал землю. Она подошла, остановилась возле него и несколько минут холодно смотрела на него.
Он не обратил на нее внимания, и она, наконец, заговорила с ним.
— Я была в остальных садах, — сказала она.
— Тебе ничто не помешало, — брюзгливо ответил он.
— Я зашла во фруктовый сад.
— Там у калитки собак нет, — ответил он.
— Но там больше нет калитки в другой сад, — сказала Мери.
— В какой сад? — спросил он грубо, на секунду перестав копать.
— В тот сад, по другую сторону стены, — ответила Мери. — Там есть деревья — я видела их верхушки. На одном из них сидела птичка с красной грудью и пела.
К ее великому удивлению, выражение его угрюмого обветренного лица вдруг переменилось. По лицу медленно расползлась улыбка, и у старого садовника вдруг стал совсем другой вид. Мери вдруг подумала — и это показалось ей странным, — что человек выглядит гораздо лучше, когда он улыбается. Прежде она никогда не думала об этом.
Садовник вдруг обернулся в сторону фруктового сада и начал свистеть — тихо и нежно. Мери никак не могла понять, как такой угрюмый человек мог издавать такие ласкающие звуки.
В следующую минуту произошло нечто удивительное. Она услышала мягкий шелест крыльев в воздухе — это летела к ним птичка с красной грудью. Она уселась на большой глыбе земли, очень близко к ноге садовника.
— Вот она, — ласково сказал садовник и стал говорить с птичкой, точно с ребенком: — Ты где была, маленькая попрошайка? Я тебя только сегодня увидел!
Птичка наклонила головку набок и глядела прямо на него своим блестящим глазом, похожим на капельку черной росы. Она, казалось, ничуть не боялась, она прыгала и быстро долбила клювом, отыскивая семена и насекомых. В сердце Мери шевельнулось какое-то странное чувство, потому что птичка была такая веселая и красивая и казалась настоящей особой. У нее было маленькое толстое тельце, тоненький клюв и тоненькие стройные ножки.
— Она всегда прилетает, когда вы ее зовете? — почти шепотом спросила Мери.
— Да, почти всегда. Я знаю ее с тех пор, как она была маленьким птенчиком. Она вылетела из гнезда в другом саду и когда в первый раз перелетела через стену, то была слишком слаба, чтобы улететь назад; в эти несколько дней мы и подружились. Когда она опять улетела по другую сторону стены, все остальные птицы уже покинули гнездо; она осталась совсем одна и вернулась ко мне.
— Что это за птичка? — спросила Мери.
— А ты не знаешь? Это малиновка, ласковая, любопытная птичка. Эти птички почти так же ласковы, как и собачки, если только уметь с ними обходиться. Посмотри-ка, как она тут роется и поглядывает на нас! Она знает, что мы о ней говорим!
И старик с любовью и гордостью посмотрел на красногрудую птичку.
— И любопытна же она, — продолжал он со смехом, — всегда является посмотреть, что я сажаю. Она все это знает. Мистер Крэвен ничуть об этом не заботится. Это она главный садовник.
Птичка продолжала прыгать, усердно клюя что-то и по временам поглядывая на них обоих. Мери казалось, что ее глазки, похожие на капли черной росы, смотрели на нее с большим любопытством, как будто она хотела познакомиться с нею поближе. В сердце Мери шевельнулось какое-то странное чувство.
— А куда улетели остальные птенцы? — спросила Мери.
— Неизвестно. Старые птицы выталкивают их из гнезда и учат летать, и все они очень скоро разлетаются в разные стороны. А эта вот была умница и поняла, что она одинока.
Мери подошла поближе к птице и пристально поглядела на нее.
— Я одинока, — сказала она.
Мери прежде не понимала, что именно это и делало ее такой кислой и сердитой; она, казалось, поняла это только тогда, когда поглядела на птичку, а птичка на нее.
Старый садовник сдвинул шапку со своей лысой головы и с минуту смотрел на Мери.
— Это ты — девочка из Индии? — спросил он.
Мери кивнула головой.
— Неудивительно, что ты одинока, — сказал он.
Он снова начал копать, всаживая заступ глубоко в жирную черную землю, а птичка все прыгала вокруг него с озабоченным видом.
— Как вас зовут? — спросила Мери.
Он выпрямился, чтобы ответить ей.
— Бен Уэтерстафф, — сказал он и потом добавил с кислой улыбкой: — Я тоже одинок, когда ее нет со мной! — Он ткнул пальцем в направлении птички. — Она мой единственный друг.
— А у меня совсем нет друзей, — сказала Мери, — и никогда не было. Моя айэ не любила меня, и я никогда ни с кем не играла.
