— Николай Васильевич, это Попов, считай, что твой объект принят, акт я подписал, и Дубов тебе его сегодня привезет. Могу с сегодняшнего дня твой штат забрать и охранников тоже, но сторожа нам недели через две не понадобятся, а вот Исаева я бы забрал на всю оставшуюся жизнь. Добро, так и решим… Ну что, Ваня, я тебя от обязанностей сторожа освобождаю, оставим здесь временно бойца, так что садись в машину и поехали.
— Да нет, у меня свой конь есть, — и Иван вывел из склада «Яву».
— Тогда давай впереди, а мы за тобой.
Дубов сел за руль, солдат — на то место, где совсем недавно размышлял о своей жизни Иван. Да, все течет, все изменяется. Так вот и сейчас судьба делала новый поворот в жизненной дороге Ивана, и кто его знает: выведет ли этот поворот хотя бы на относительно прямую дорогу — неизвестно, но поворот наметился явный.
Солнце стояло в зените, и почти рядом над аэродромным полем воздушные массы играли самыми красочными миражами, от всплесков голубых волн до низких бледно-красных всполохов пожарищ.
— Смотрите! Будто река впереди, — сказал Александр Васильевич, указывая на миражи. — Ну что же, поплыли с Богом!
И они поплыли. Николай Николаевич, сидевший в тени на веранде, был удивлен необычной колонной, которая подъехала к дому Чубаровых. На мотоцикле Иван, а на «газике» — двое военных. «К чему бы это?» — подумал пожилой фельдшер, направляясь к калитке.
— Вот, пожалуйста, классный фельдшер Николай Николаевич, — представил его Иван военнослужащим.
Поздоровались.
— Да, дом отличный, только уж больно обветшалый, — сказал полковник.
— Обветшаешь, если столько лет никакого за ним ухода не было, — сказал дядя Коля. — Ну, вот теперь новый хозяин им займется, — указывая на Ивана, закончил он.
— Так вы его купили, Ваня? — спросил Дубов.
— Да нет, тут длинная история. Я не знал о его существовании до прошлого года, а вообще дом теперь мой.
«Какой-то он весь в загадках, — подумал полковник, — но ничего, разберемся», — а вслух сказал:
— Усадьба что надо! Ну что, Павел Петрович, останавливаемся тут?
— Да, только я отвезу документы в Феодосию, оттуда заеду за солдатом, к тому времени сторож подойдет, а вы тут располагайтесь, я вам оставлю кое-какой провиант.
И он снял с машины два ящика тушенки и ящик хлеба. Занесли с Иваном во двор, и майор уехал. Полковник долго ходил по саду, разглядывал каждое дерево и даже касался ствола рукою.
— Да, кто-то тут поработал с умом, — сказал он, вернувшись к Ивану, который усевшись на табуретку, чистил картошку. — Может, помочь, Ваня? А то я могу.
— Да нет. Вон, Николай Николаевич идет с ножом, вдвоем управимся, а вы заходите в дом, отдохните — там на веранде диван-кровать стоит.
— Что за военные? — спросил дядя Коля, когда полковник зашел в дом.
— На нашей базе формируется новая часть, десантная, а это ее командир, второй, насколько я понял, — начальник штаба.
— А ты причем?
— Да вот агитируют у них работать.
— И что?
— Не знаю. Им пока остановиться негде, вот я и предложил.
— Не мала баба хлопит, так купыла порося, — как-то грустно произнес дядя Коля. Что на это Рита Ивановна скажет? Ведь это же не на день два.
— Ничего, завтра они будут искать квартиру, а вот с работой надо решать.
— Но это, же опять погоны, «есть», «так точно», «никак нет» — ты готов к этому? А полковник заметный, один рост чего стоит. Видать под два метра.
— Как вам сказать? К «так точно» не готов. А вот к погонам отношусь вполне сносно, можно и рискнуть. А полковник мне тоже нравится.
— Тогда рискуй, только не очень углубляйся, иначе увязнуть можно на всю жизнь. Можно же какой — то договор заключить, или как?
— Всё можно. А прыгать мне нравится, а там посмотрим.
— Ну, давай, пробуй!
На веранду вышел полковник, сел на диван и, прислонившись к спинке, закрыл глаза. Выглядел он мужественным и волевым человеком. Лицо правильной формы, но скуластое. Глаза спрятаны под густыми бровями и ресницами, да так, что не разглядеть. Нос небольшой прямой. Чёрные ухоженные усы. Маленький ветерок шуршал листвою в деревьях сада, иногда ласково обдувал лицо полковника и теребил его седые волосы. Офицер очень хотел спать, он уже третьи сутки, мыкался по военкоматам и воинским частям, выбирая нужных ему людей: ведь формировал он не что-нибудь, а бригаду специального назначения, так называемый «спецназ».
А день клонился к вечеру, жара спала, тень от дома и деревьев все удлинялась и удлинялась. Почистив картофель, Иван с дядей Колей, увидев спящего полковника, потихоньку прошли мимо в дом, зажгли газ и поставили две большие кастрюли.
— И когда только в этом доме настоящая хозяйка появится! — с досадой говорил дядя Коля. — У всех, как у людей, а тут и я всю жизнь один маюсь, так еще и молодой бобыль объявился!
Зазвонил телефон. Иван взял трубку: «Говорите, я вас слушаю». В трубке послышался какой-то шум, писк, и далекий детский голосок прокричал: «Ваня, Ваня, это я, Оля, я сдала, зачислена. Тебя не слышно, алло, алло! Завтра еду домой, скажи же что-нибудь!» Иван кричал, но бесполезно — его не слышали. Наконец в трубке послышались гудки: несостоявшийся разговор закончился.
— Ольга? — спросил Николай Николаевич.
— Она, вот малявка, поступила!
— Ну, теперь эту «хозяйку» ждать бесполезно!
— Так уж и бесполезно! Каких-то пять лет.
— И сколько же тебе будет?
— Ну, двадцать семь, и что?
— В общем, плакала наша хозяйка этого дома, — грустно заключил дядя Коля, — надо было Софью Ивановну беречь, хотя и так вроде бы старался…
— Я же вам хозяйку представил — Риту Ивановну. А вам все не так! — сказал Иван.
— Почему ж не так, мне «так», а вот она уж больно капризная.
— Но зато, какие борщи варит — пальчики оближешь!
— Насчет борщей — да, уж тут что есть, то есть.
— А чего же вам еще надо? Любви, что ли, захотелось?
— Что ты в этом смыслишь-то. Может, и не любви, а хотя бы ласки человеческой. А она в таких вещах… — и он безнадежно махнул рукой.
— Так она с мужиками-то и дел не имела! Муж ее только женился — и в тот же год умер, а больше, по-моему, она ни с кем и не жила. Так что, дядя Коля, вам и начинать, учить, так сказать.
— Вот салага, он меня просвещает! Это я тебя должен учить!
— А чего? Я не против, тем более что меня в этом плане действительно никто не просвещал. Так что я готов. Валяй, дядя Коля, первую лекцию!
— Ты не дурачься, с тобой серьезно говорят. Вот у тебя какая группа крови?
— Ну, первая.
— А резус фактор?
— Это еще что такое?
— Ну вот! А у Оли какая?
— Да откуда я знаю?!
— «Откуда», «откуда»! Может, вам даже жениться нельзя — кровь несовместима. Детей иметь нельзя!
— Ну, это ты загнул, дядя Коля, как же раньше-то люди жили?
— А сколько калек да дураков на Руси было, да и сейчас ходит!
— По-моему, главные дураки у нас всегда в правительстве сидят — их туда прямо как отбирают.
— Ты это о ком? О Хрущеве, Брежневе?
— А хотя бы! Какой же умный нацепит себе четыре Золотые звезды да еще в мирное время?
— Но сейчас-то вроде и неплохо все.
— Это ты просто хорошей жизни не видел, ну хотя бы как в Японии.
— А ты откуда знаешь? Был там?
— Не я — они были у нас в Сибири, подарки дяде Вите дарили. Такие подарки вам и не снились, а ведь они — побежденные, а мы — победители. Да вон — командир части, а спать негде, на задрипаном «газике» ездит. А у них простой крестьянин — на «тойоте», да какой!
— Ну вот, ты сам к тому же пришел. Так вот, в Японии, прежде чем ты надумаешь жениться, проходишь всестороннюю медицинскую проверку, и медики дают «добро» на брак — вот и идиотов у них нет.
В кастрюлях забулькала вода.
— Может, и так, только вот я думаю: зачем было «поднимать» эту целину, если Ростовская область разваливается, там же пшеница по шестьдесят центнеров с гектара даёт, а целина — восемь. Кому нужен этот героизм?
— Это ты при Сталине не жил, вот где был беспредел! Моя жена была татарка, так ее с двумя дочерьми ночью в грузовик посадили и увезли, только много лет спустя через одного знакомого я узнал, что умерла она в Казахстане.
— А дочери?
— А что «дочери»? Там и живут, видимо. Им даже письма сюда запрещали писать, да и времени прошло много — у них теперь семьи, дети.
— И что, ты по ним не скучаешь?
— Так я перед самой войной на Зарие женился, у нее от первого брака эти девочки были. Правда, привязались они ко мне, полюбили… Как же, я сначала места не находил, скучал, потом… видать, время все потихоньку стирает.
— Да, — протянул Иван, — куда ни кинь — всюду клин. А вы-то в это время где были?
— Сначала воевал в партизанском отряде, потом ушел с действующей армией.
— И все-таки мы — победители, а нищие, вот этого я не пойму.
