– А вы совсем не знаете Кенигсберг?
Я вынужден это признать…
– К большому сожалению!
– Вы увидите!.. какой это мрачный город… море замерзает на шесть месяцев в году!.. а что за леса!.. мои леса, доктор!.. олени!.. медведи!.. все принадлежит мне!..
Я вижу, что графиня боится своего замка… и своих лесов… и Кенигсберга…
– Ужасно, доктор!.. ужасно!.. ведь там уже начались сражения!.. да!.. мне кажется, чуть выше!.. у Мемеля… я слышу пушки!.. мои люди мне говорят: это наши! что вы думаете об этом?… я их слышу… особенно по ночам… наши?… или их?… мои охранники плетут невесть что!
– Госпожа графиня, здесь все то же самое!..
Однако я не собираюсь советовать ей прислушаться!.. лучше уж поговорить о рынке цветов… на Кур-ля-Рен… и о Версале… вернуться к мсье Буржуа… «Большие воды»!.. графиня замечталась!.. а как же нас троих угораздило приехать из Парижа в Цорнхоф, в эту страшную дыру!.. да это же просто чудо!.. настоящее чудо! я не собирался ей рассказывать, к какой категории французов мы относились… она представляла нас рядом с собой в Елисейском дворце, в Опере, тридцатью годами раньше!.. все безумное очарование Парижа нельзя свести исключительно к песням… однако эти тени, падающие от газовых фонарей, и эти звуки напевов пьянчужек никогда не умрут в сердцах изгнанных отчаявшихся, прозябающих вдали от родины стариков… так устроена жизнь… в Кенигсберге… в Оклахоме… на Карибах… мы были совершенно с ней согласны!.. и мы обязательно поедем к ней!.. решено! клянемся!.. Крахт же меня предупреждал: не нужно ей противоречить!.. конечно, она смешна, но у нее же и в самом деле есть замок… и вовсе не воображаемый!.. и огромные леса тоже… волки и т. д… все точно!.. и сражения под Мемелем тоже были правдой… русские, наверное, наступали… за этим столом, а точнее говоря, на этом пиршестве, никому, кроме нее, слова больше не давали… даже ландрату!.. она председательствовала, и все тут!.. ландрат все же хотел что-то сказать… но она ему не позволила… bitte! bitte!.. простите! так сдержанно и сухо, жестом руки, чтобы он замолчал! пусть слушает!.. о, этому жеманному напудренному полковнику с охотничьим ружьем на коленях… было позволено брать себе добавки, цыпленка и индюшки… и еще соуса, сколько хочет… и пить одновременно по три стакана… рейнское вино, бордо, кирш… но высказать того, что он хотел, она ему не давала… bitte! bitte! a y него изо рта уже капала слюна, он весь дрожал от нетерпения… сотрясал свой стул… и просил слова!.. со мной! со мной! он хотел поговорить со мной! и тыкал в меня пальцем… sie! sie!
– Вы! вы! ruhe! ruhe! тише!..
Пусть старуха наконец замолчит!.. проклятая болтунья!
– Там! там!.. вот! sie!.. вы!
Он вытаскивает из кармана бумагу… из своего доломана… и хочет, чтобы я ее прочитал! sie! sie!.. сейчас же!
Ах вот оно что! я читаю… так я и думал… «разрешение практиковать»… erlaubnis… так мы это отмечаем? эта попойка и сборище всех этих людей? ради меня?… и маленькие трехцветные флажки? ландрат сменил гнев на милость… старая сумасшедшая из Кенигсберга со своими доманиальны-ми лесами и страстной дружбой… все из-за этого?… конечно, Харрас же сказал, что в конце концов я его все же получу, но через месяцы, а может, и через годы… ведь все чиновники в Берлине крайне враждебны… антинацисты, антифранцузы, антиколлабос, анти-все… «такое уж было время!» скажете вы… «сколько людей – столько мнений»… ну да!.. фигня все это!.. везде одна и та же херня!.. и даже теперь, через двадцать лет! не позднее чем вчера, наше хрянцузское телевидение сыграло со мной забавную шутку![168] что за подлое хамство!.. хуже, чем у самых гнусных тевтонов!.. знаете, есть люди, которые прекрасно играют на пианино, на гитаре или в шары… некоторые достигли совершенства в математике, в живописи, в кроссвордах… у меня же, очевидно, есть свой особый дар: где бы я ни появился, тут же поступает приказ меня выгнать, исходящий от какого-нибудь непробиваемого чиновника… возьмите хотя бы этот позавчерашний случай с телевидением!.. они сами притащились, им что-то было нужно, но как только они меня увидели, то сразу же в испуге разбежались!.. бросив весь отснятый материал, все пленки!.. даже не извинились… и не подумали!.. а вы говорите!.. вот до чего мы дошли! «останутся одни скоты»… Ницше очень точно это предсказал… мы уже к этому очень близко!.. министры, сатрапы, Дьен-Пен-Ху[169]… всюду одно и то же! предательство и подлость!..
Жаловаться?… да этим я только усугубляю свое положение!.. а там, в Цорнхофе, в Бранденбурге, разве я жаловался на министров?… на их контору на Вильгельмштрассе? разве я протестовал? вопил на кого-нибудь? а вот меня там неплохо подчистили!.. блеск!.. в «Ля Круа» остались бы довольны… и Мальро тоже… и остальные!.. после Бранденбурга я заметно притих… после нацистской предварительной чистки!.. тише воды, ниже травы!.. нечего было высовываться со своей правдой!
– Lesen sie! lesen sie doch! прочитайте же!
Он настаивает… erlaubnis… «Действительно до 30 декабря»… как меня умиляют подобные авансы на будущее! наглость! ложь!.. кто же доживет? кто дотянет до этого 30 декабря?… очень хорошо! просто замечательно!.. великолепно!.. все эти люди, собравшиеся вокруг стола, напоминают дружное семейство, рожи у всех просто просят кирпича… но они же, наверняка, еще что-нибудь задумали, a erlaubnis был просто поводом… я бы нисколько не удивился… пирушка в самом разгаре… нас угощают наперебой… мы, естественно, не отказываемся, но и особого восторга не выказываем… это их задевает!.. ландрат крайне раздражен… он спрашивает у Лили, что она носит в своем мешке… в туристическом рюкзаке…
– Там наш кот Бебер. мсье!
– Не будете вы так любезны показать этого кота?
Лили открывает рюкзак… Бебер высовывает голову…
– А он породистый?… может размножаться?
Я объясняю ему, что он кастрирован…
– Тогда это животное подлежит уничтожению!.. вы же знаете наши «правила»… касающиеся животных, не способных размножаться!..
И он делает такой жест, будто хватает Бебера за хвост и влак! об стену!..
Лили ничего не говорит, закрывает рюкзак с Бебером… «до свиданья, мсье»!.. встает и уходит… из-за стола… она уходит… все застывают на своих местах… только одному ландрату это показалось смешным… он прыскает!.. ооох! мы с Ля Вигой молчим, однако стараемся держаться как можно скромнее… нам тоже пора уходить, но мы не спешим… сперва извинения!.. за нас… за Лили… она очень устала… нервничает… я смотрю на ландрата… что он собирается делать?… кажется, они все тут уже съехали с катушек… а у него к тому же еще и ружье… он вполне может нас замочить… чем он рискует?… Харрас же меня предупреждал, что он такой же непредсказуемый, как и калека!.. мы с Ля Вигой удаляемся, пятясь… может быть, они все тут собрались, чтобы с нами покончить… раз, бум!.. по этому поводу и пир?… уже давно множество людей собираются нас казнить… а до этих что, еще не дошло?… значит, время еще не пришло!.. партия откладывается!.. поводы?… мотивы?… да мало ли что! пожрать! какая разница? на вас просто незаметно указали… а свои претензии вы выразите как-нибудь в другой раз, в другой жизни!.. маленький затравленный кролик и могучий бык на заклании… разве они сетуют на недоразумение?… что их приносят в жертву по ошибке?… ну да ладно! будем серьезны!..
А между тем, все шло спокойно, гладко… один шаг… два… к двери на лестнице… вдруг Зиммер нас замечает…
– Да будет вам, доктор!.. будет, не уходите от нас!.. давайте выпьем за ваше здоровье!
Мария-Тереза тоже к нему присоединяется…
– За здоровье вашего кота Бебера!
Мы возвращаемся за стол… но только мы снова поймали нить разговора… два, три вежливых слова… я слышу, как нас зовет Лили… со двора… оттуда раздаются куак! куак! и не два-три!.. а сотни «куак»!.. и еще! все больше и больше! отовсюду!.. это всех ужасно веселит!.. мы выглядываем… ах, да там тысячи гусей!.. и не только с фермы… отовсюду! взбесившихся!.. и ни одного фермера!.. ни одного работника! только одни гуси!.. но ведь не сами же они пришли!.. все сразу… настоящее организованное нашествие! кто-то же должен был их привести!.. тот, кто принес крапиву! весь большой двор был заполнен крапивой… всюду большие кучи!.. горы крапивы! а крапива ведь здесь не росла… пока мы здесь любовались друг на друга… кто-то ее принес… чтобы гуси полакомились и заполонили двор… чтобы мы не могли выйти… это было специально подстроено!.. ах, ландрата сейчас хватит удар… он все видит!.. топает ногами!.. эта акция направлена против него! все это нарочно!.. он этого не потерпит!.. ну, кажется, его ненавидят еще больше, чем нас… здесь он нас перещеголял… мы ведь никого не расстреливаем, а он расстреливает! и не только пленных, по разным пустякам, но и бошей тоже, и даже отпускников… а межу тем, во время этой интермедии, пока гуси обжирались крапивой, заполнив двор, все гости веселились!.. смеялись над разгневанным ландратом! а он так покраснел, будто вот-вот взорвется!.. необходимо было это прекратить!.. куак! куак!.. гуси тоже были крайне разгневаны!.. Лили же хотела пройти через их крапиву с Бебером в рюкзаке… я кричу ей «подожди! мы сейчас!»… однако и ландрат от нас не отстает!.. а там собрались не только гуси фон Лейдена, но также и гуси со всех ферм, со всей округи!.. кто же их сюда привел? целую армию! пока же было ясно одно: они не желали, чтобы кто-нибудь проходил мимо и мешал им лакомиться крапивой, я бы даже сказал, что они были такие же злые, как французские обыватели во время обеда… злобные и подозрительные!.. вот мы и попались… все… графини, риттмайстер, ландрат и эсэсовец Крахт… мы не сможем никуда уйти… куак! куак! никуда!.. а нам нужно! нужно!.. в одно место!.. и Изис, и ее калеке тоже!.. он-то обычно отправляется туда верхом на Николя… сверху хорошо видны толпы этих взбунтовавшихся гусей, устремившихся к крапиве!.. рисковать не стоит!.. к счастью, у них тут был не один туалет!.. еще два есть в саду… не во дворе, а со стороны северной равнины… Изис ведет всех туда, они уже все едва не мочатся под себя, просто не могут терпеть… Изис хорошо знает дорогу… через огород… гусей там нет… все дружно отправляются туда!.. сперва дамы… а потом ландрат… он ругается… брызжет слюной… «donner! donner! черт!» он уже обмочил свои штаны… всем известно, что, когда проходит полвека, все живые твари понемногу начинают протекать, они уже не могут терпеть… вот почему длительные обеды с обильными возлияниями становятся суровым испытанием… то же относится и к кораблям, и, кажется, даже к домам… из-за малейшего пустяка все начинает протекать… сфинктеры, мочевые пузыри, водостоки, кишки… полвека слишком большой срок для господ и для дам… еще хуже кошкам и собакам!.. у них это происходит еще раньше!.. через пять… шесть лет…
