— Бредбери, — сказала вдруг миссис Фишер, — где ты был все это время?
Сердце Бредбери замерло на мгновение. Жена вдруг стала один-в-один похожа на тещу. Впервые в жизни он поверил, что она действительно приходится дочерью миссис Мейплбери.
— Как где? Я же говорю.
— Бредбери, — сказала миссис Фишер, — скажи мне одно. Ты видел сегодняшние газеты?
— Знаешь, я встретил столько старых друзей и все такое, как-то до газет руки не дошли.
— Тогда ты не знаешь, что торжественное открытие нового стадиона в Синг-Синг отложено из-за эпидемии свинки в тюрьме.
Бредбери напряженно сглотнул.
— Не было никакого банкета, никакого футбола и встречи выпускников. Так где ты был, Бредбери?
Бредбери снова сглотнул.
— А ты ничего не путаешь? — спросил он, придя в себя.
— Нет.
— Может, это где-нибудь в другом месте?
— Нет.
— Синг-Синг? Так и пишут?
— Да. Итак, Бредбери, где ты был целых два дня?
— Я… ну..
Миссис Фишер сухо кашлянула.
— Я спрашиваю из чистого любопытства. Все, конечно же, выяснится на суде.
— На суде?!
— Естественно, я намереваюсь немедленно обратиться к своему адвокату.
Бредбери вздрогнул.
— Не надо!
— А ты как думал?
Дрожь пробрала Бредбери с головы до ног. Он чувствовал себя еще хуже, чем когда его соперник по финалу неожиданно выиграл восемнадцатую лунку, тем самым сравняв счет в матче и добившись переигровки.
— Я все расскажу, — пролепетал он.
— Да?
— Дело вот в чем.
— Так.
— Ээ… вот в чем. То есть, как это.
— Что дальше?
Бредбери стоял, не зная, куда девать руки и стараясь не встречаться с женой глазами.
— Я играл в гольф, — еле слышно произнес он.
— Играл в гольф?
— Да. — Бредбери помолчал. — Не в обиду будет сказано… то есть, любой на моем месте счел бы за честь… но так уж я странно устроен, ангел мой, — просто не мог больше играть с тобой. Конечно, я сам виноват, но так уж вышло. Еще один день, и я начал бы бросаться на людей, а, глядишь, и покусал бы кого. Вот я подумал, и чтобы не обижать тебя, прибег, так сказать, к военной хитрости. Говорил тебе, что хожу на работу, а сам ездил играть в «Сквоши Холлоу».
— И ты был там вчера и сегодня? — воскликнула миссис Фишер.
Несмотря на деликатность ситуации, к Бредбери вернулось бьющее через край возбуждение.
— Я-то? — выкрикнул он. — Клянусь твоей соболиной шубой! Да я кубок выиграл!
— Ты? Кубок?
— Клянусь твоими бриллиантами, выиграл! Смотри, — сказал Бредбери, отломав ножку от антикварного стола, — знаешь, что случилось в полуфинале? — Он вцепился в ножку хватом Вардона.[74] — Значит, я здесь, метрах в пяти от грина. Соперник играет, как черт. Я не отстаю. Скажешь, я думал о ничьей? Как бы не так. Спокойно так подхожу к мячу, легонечко бью, и, хочешь, верь, хочешь, нет, но мяч остановился только в лунке.
Он осекся, поняв, что, пожалуй, отвлекся от главной темы разговора.
— Милая, — с жаром продолжил Бредбери, — не сердись. Может, попробуем еще разок, и все устроится. Дай мне шанс. Сыграем завтра раунд? Возможно, к твоему стилю просто нужно привыкнуть. Мне ведь и маслины не понравились с первого раза. И виски. Икра тоже. Вот если…
Миссис Фишер покачала головой.
— В гольф я больше не играю.
— Но послушай…
Она нежно посмотрела на Бредбери, едва не плача от счастья.
— Я была несправедлива к тебе, Бредбери. Так глупо подозревала тебя.
— Ну, ничего, ничего, — ответил Бредбери.
— Это все мама. Она ввела меня в заблуждение. Бредбери было, что сказать о теще, однако он предпочел воздержаться.
— Значит, ты простишь мне, что я удирал из дома и играл в гольф?
— Конечно.
— Может, и правда, сыграем завтра?
— Нет, Бредбери, в гольф я больше не играю. Воспер убедил меня бросить.
— Что?!
— Он как-то увидел мою игру, а после подошел и сказал — очень вежливо и почтительно, — что это не должно повториться. В самых изысканных выражениях он объяснил мне, что я устраиваю цирк на поле и этому безобразию нужно положить конец. Так что больше никакого гольфа. Но ничего. Воспер говорит, что мою одышку можно вылечить массажем. Я наняла массажистку, и кажется, мне уже лучше.
— Где Воспер? — хрипло спросил Бредбери.
— Ты ведь не станешь ругать его, Бредбери? Он такой чувствительный.
Но Бредбери уже не было в комнате.
— Вы хотели видеть меня, сэр? — спросил Воспер, войдя в византийскую курительную несколько минут спустя.
— Да, — ответил Бредбери. — Воспер, я человек простой и многого не знаю. Поэтому не обижайтесь, если я что-нибудь не так скажу.
— Ни в коем случае, сэр.
— Воспер, герцог когда-нибудь пожимал вам руку?
— Всего один раз, сэр, зал был не очень хорошо освещен и он принял меня за епископа.
— А ничего, если я вам сейчас пожму руку?
— Безусловно, сэр, если вам угодно.
— Я так благодарен вам, Воспер. Миссис Фишер говорит, что вы посоветовали ей бросить гольф. Воспер, если бы не вы, я мог сойти с ума.
— Весьма приятно слышать, сэр.
— Ваше жалованье утроено.
— Большое спасибо, сэр. Кстати, если позволите… Я хотел бы кое-что сказать вам, сэр.
— Все, что угодно.
— Это касается миссис Мейплбери, сэр.
— Что такое?
— С вашего позволения, сэр, она едва ли понравилась бы герцогу.
Внезапная догадка вспыхнула в мозгу Бредбери.
— То есть?.. — запнулся он.
— На мой взгляд, сэр, миссис Мейплбери должна уехать. Я ни в коем случае не критикую миссис Мейплбери, сэр. Однако она определенно не понравилась бы герцогу.
Бредбери вдохнул полной грудью.
— Воспер, — сказал он, — чем больше я слышу об этом вашем герцоге, тем больше он мне нравится. Вы и впрямь думаете, что он поставил бы крест на миссис Мейплбери?
— Вне всяких сомнений, сэр.
— Потрясающий. Потрясающий человек. Она уедет завтра же, Воспер.
— Большое спасибо, сэр.
— Воспер…
— Сэр?
— Ваше жалованье учетверяется.
— Весьма благодарен, сэр.
— Тра-ла, Воспер!
— Тра-ла, сэр, — ответил дворецкий.
Бар «Трутней» был битком набит. Прошел слух, что Мартышка ставит выпивку, а такой человек всегда может рассчитывать на одобрение собравшихся. Трутни буквально толкались, и воздух дрожал от криков, которые издают сильные мужчины, видя, что их коктейль вот-вот прольется.
Выпив третью порцию, два Трутня отделились от толпы и направились в пустую курилку. Оба были в визитках и в гетрах, с гарденией в петлице, ибо, как почти все, пришли со свадьбы Адольфуса Стиффема и Джеральдины Спеттисбери.
Какое-то время наши Трутни сидели и молчали, поскольку, еще до коктейлей, угощались шампанским, которым новобрачные были обязаны лорду Уивелскому, отцу невесты. Наконец первый Трутень заговорил:
— Пуффи Проссер надулся как флюс.
— Кто?
— Пуффи Проссер.
— Как плюс?
— Флюс. Дело в том, что Мартышка поил нас за его счет. Они поспорили на 100 против 8, что Адольфус не женится на Джеральдине. Как только священник спросил: «Согласен ли ты, А.?» — Мартышка начал собирать деньги.
— И Пуффи надулся?
— Естественно. Он играл наверняка. Тогда казалось, что у Стиффи нет никаких шансов. Посуди сам: кроме сотни-другой, не больше, он получал жалованье от старого Уивелскома, а потом и того лишился. Как-то утром старикан, гуляя по тисовой аллее, застал своего секретаря в те самые мгновения, когда тот целовал его дочь, и дал ему ногой под зад. Рекорд для средних графов, 11 футов 2 дюйма. Потом он оттащил дочь домой, запер в спальне, вручил Стиффи чек вместо предупреждения и сообщил, что если он, то есть Стиффи, будет через десять минут ближе от замка, чем 1 миля, он, то есть Уивелском, спустит на него собак. Ничего странного, что Пуффи был уверен в выигрыше.
— Что же случилось?
— Никто не знает.
— О, нет! — произнес молодой, свежий голос.
Покинув человека, уподобившегося фонтану, в курилку вошел еще один Трутень.
— Я знаю, — продолжал он. — Мне рассказывал сам Стиффи. Вот уж, поистине, главное — удача! Если бы не она, С. никогда бы не разбогател в Нью-Йорке.
— Он и не разбогател, — возразил Первый Трутень.
— Ты ошибаешься.
— Почему? В Нью-Йорке Стиффи не был. Когда-то он посетил Лё Тукэ[75] и поклялся, что в жизни не ступит на корабль. Насколько мне известно, в Нью-Йорк по суше не попадешь. Следовательно, твоя гипотеза неверна.
— Ничего подобного, — мягко заметил Трутень. — Меньше чем через неделю после прискорбного случая Стиффи отбыл именно в Нью-Йорк. Ради любви и не то сделаешь. Джеральдина позвонила ему в клуб и велела ехать в Америку, чтобы разбогатеть. Он и поехал.
