— Меня это тоже беспокоит, а где узнать — не соображу, — сказал Иван.
— Скажи Александру Васильевичу, он вмиг все узнает.
— Командиру только сейчас не до меня — идет формирование части.
— Да он и не будет, у него для этого люди есть.
— Ладно, дядя Коля, наверно, заотдыхались — не до нас им.
Прошло еще три дня, в первый из которых появилась Оля. По старой памяти она приехала на автобусе к месту, где была планерная школа, и поразилась увиденному. Вокруг двухэтажных корпусов и складских помещений стояло изготовленное из бетонных столбиков и колючей проволоки заграждение — шлагбаум и деревянный домик КПП. Растерявшись, девчушка сначала хотела уехать обратно, но автобус ушел, скрипнув закрывающимися дверьми. Солдаты, работающие недалеко, бросили лопаты и с любопытством уставились на нее.
Из КПП вышел сержант с повязкой на руке и представился:
— Сержант Батырь, разрешите узнать цель вашего прибытия!
— Я… я не знала, что тут военные, два месяца назад я тут училась.
— Вы, и тут? — не понял Батырь.
— Да, тут была планерная школа.
— Что-то такое здесь было, только парашютное, это мы знаем. А вам, может, кто нужен из бывших работников? Тут многие из них работают.
— Да вообще-то мне нужен Ваня, Иван Исаев, не знаете такого?
— Да почему же, это мой лучший друг! Пойдемте со мной, я его вмиг найду.
Они зашли на КПП, и сержант, крутанув ручкой, сказал в телефонную трубку: «Сергей, объяви: Исаев Иван Егорович! Вас ожидает очень красивая девочка. Повтори — ага, молодец!»
А через секунду над корпусами зычным голосом объявили по громкоговорителю: «Старшина Исаев Иван Егорович, вас ожидает красавица».
Буквально через три минуты у КПП остановился «ГАЗ-69» и из него выпрыгнул одетый в защитный комбинезон Иван.
— Вот он, ваш Ванятка! — крикнул сержант. — Прикатил!
Оля выскочила из деревянного домика, и они бросились друг другу в объятья.
— Везет же некоторым! — сказал Батырь и спрятался за дверью, а солдаты, высоко подняв лопаты, заорали: «Горько! Горько! Горько!»
В этот день Ивана отпустили, дали отгул на три дня, сам командир приказал, услышав объявление по громкоговорителю. И вот прошли и эти три дня. Как они пролетели для влюбленных, можно только догадываться, но казалось, что больше всех счастлив был Николай Николаевич. Он с блаженной улыбкой наблюдал, как молодые, не отпуская друг друга ни на шаг, ходили вместе едва не в туалет.
— Надолго она? — поинтересовался Николай Николаевич.
— Через два дня уезжает.
— Как уезжает? — не понял Николай Николаевич.
— На установочные лекции надо в Москву.
— Вот жизнь, и что — опять разлука? Не надоело это тебе?
— Надоело, поэтому я сейчас и скажу ей об этом.
И действительно — как «По-Щучьему» велению на веранду вышла Оля. Иван стал в позу, но довольно серьезно сказал:
— Оля, в присутствии Николая Николаевича я прошу тебя стать моей женой.
Девчушка остановилась и испуганно посмотрела на Николая Николаевича.
— Дядя Коля, объясните ему, что мне еще нельзя замуж. Он не понимает.
— А сколько тебе лет-то? — так же серьезно спросил Николай Николаевич.
— Скоро будет семнадцать.
— В таком случае это не совсем нормально…
— Вы это о чем? — возмутился Иван. — Семнадцать — ну и что? В Загсе не распишут? Да плевать я хотел на ваш загс! Иди сюда, — и он, почти силой схватив Олю за руку, поставил рядом с собой. — Дядя Коля, благословляй нас на вечную совместную жизнь!
— Да постой, ты что — в уме? Не понимаешь, почему она не может выйти за тебя замуж? — уже с раздражением проговорил старик. — Оля, ты погуляй, а я ему постараюсь все объяснить.
Оля медленно пошла по саду.
— Вы с ней как муж и жена были? — вдруг открыто спросил он.
— Да нет же!
— Ну, хоть в этом ты не дурак.
— Что ты все «дурак» да «дурак»! И почему это они там, в Загсе должны решать, когда девочке или мальчику жениться или выходить замуж? Восемнадцать, а я в восемнадцать в армии служил, и вот сейчас и в двадцать три не женился. Почему это за меня кто-то другой решил?
— Есть нормы, правила — установленные медициной. Да и мораль какая-то есть… А теперь скажи, как позвонить твоему командиру, ты не додумаешься, а люди, может быть, в беде.
— Да ладно тебе — «в беде»! На столе возле телефона лежит блокнот — там все и написано.
Оля подошла, как всегда тихо, бесшумно. Иван сидел на срубе колодца и думал.
— Знаешь что, Ваня, я подумала, — сказала Оля, отчего Иван даже вздрогнул, — если тебе это так надо, я согласна быть твоей женой хоть сейчас.
Иван резко повернулся в ее сторону и неожиданно для самого себя сказал:
— Ты думаешь, что я — сексуальный маньяк? Мне невтерпеж? Как-нибудь перебьемся, расти только поскорее, — и он, схватив ее в охапку, усадил к себе на колени и стал целовать в щеки, губы, глаза, шею, приговаривая: «Ты моя лапочка, ты мое золото, и где же ты столько лет пропадала, какого же бога мне благодарить за тебя?»
— Смотри, сейчас грохнемся в колодец — и жениться не надо будет!
На веранде появился дядя Коля, хмурый и подавленный.
— Говорил я тебе — звони командиру, так нет: «загорают», «купаются»! В КАПЭЗЕ они все сидят, обвиняются в покушении на убийство.
— Как это «обвиняются»? — не понял Иван, осторожно поставив Олю на ноги.
— Откуда я знаю. Командир говорил по селектору с оперативным по Крымской области, ему через секунду ответили дословно: «Бузаджи Василий Васильевич, Исаева Рита Ивановна, Овсиенко Николай Васильевич находятся в КПЗ города Керчи. Обвиняются в покушении на убийство».
— Убийство?! Чушь какая-то! А где Оксана, Марина?
— Говорю то, что слышал. Командир еще сказал, чтобы ты без его согласия никаких мер не принимал, он через час-два сам позвонит, после того как выяснит все подробности.
— Так, может, мне самому поехать — это час езды на мотоцикле.
— Я с тобой! — сразу загорелась Оля.
— Никуда вы не поедете. Кто ты такой? Подумаешь, инструктор! А там все решается, так сказать, на высшем уровне. Не ниже Александра Васильевича… А ты сиди и жди. Дай-ка мне ключ от мотоцикла, а то я дурь твою знаю…
Глава двадцать первая
— Что случилось, Виктор? — спросил спокойно Яков.
— Да ничего страшного, все житейское. Короче: Людмила твоя влюбилась, да мы маленько проворонили, и вот теперь она уехала в Новосибирск, а к кому — не знаем. Решили сообщить вам, — сказал Виктор.
На другом конце провода зашумело что-то в трубке и послышался разговор.
— Яков, алло, ты где?
— Да тут я, подожди, Надежда вроде бы знает, где она.
— Тут Настя уже хотела в милицию заявлять.
— Подожди ты со своей милицией, а с кем она там закрутила?
— Да есть тут у нас один тип — преподаватель физики.
— Ладно, спасибо, что предупредили, мы теперь сами будем решать, что делать. Какая, думаешь, причина ее ухода?
— Ты только Надежде пока не говори, но по-моему она… захватила.
— Даже так? Ну ладно, все равно я пока не работаю, буду разбираться.
— Заканчивайте, — сказала телефонистка.
Но разговор и так уже закончился. Поблагодарив девушку, Виктор и Настя вышли на улицу. Было уже позднее утро. Солнце, то скрываясь, то выглядывая из-за облаков, посылало свои ласковые лучи на начинающие желтеть луговины, на перелески, хоть и одетые в темно-зеленую листву, но уже внутренне подготовленные к осенним сполохам, на яркие букеты рябины, на почерневшие грозди бузины, на скрючившуюся под тяжестью колосьев побелевшую рожь, как бы стараясь продлить хотя бы на несколько дней теплые ласковые дни.
— Осенью запахло, — сказала Настя, — время-то как бежит!
— Да, вон даже эта телеграфистка; какая была девчушка, а теперь, гляди, настоящая женщина… И как это мы опростоволосились с Людмилой? Я уже давненько замечал в ней перемены, но не придавал особого значения. А вот теперь и пожинаем плоды…
Некоторое время шли молча. Наконец, Настя произнесла, тяжело вздохнув:
— Одни мы с тобой остались, и душу излить некому! Давай, что ли, Ивану письмо напишем, давно не писали. Хоть в двух-трех словах обо всем расскажем…
— А что! Зайдем на почту, там и напишем!
В маленьком помещении почты посетителей не было. Две работницы живо обсуждали между собой разные житейские вопросы и даже внимания не обратили на Сердюченко, которые уселись за квадратный столик и, достав ручку и бумагу, стали писать. Где-то в углу за перегородкой мурлыкал динамик, на стенке довольно громко тикали часы. Писал Виктор. Надев очки, он медленно, слово за словом, обдумывая каждое предложение, рассказывал Ивану об их житье-бытье.
— И про саблю напиши, интересно же парню будет! — подсказала Настя шепотом.
— Про саблю? — выразительно посмотрел на нее муж. И, понизив голос, добавил:
