А мимо нас проходят бойцы, точно пришельцы из другого мира: светловолосые и спокойные парни в касках, в серых советских шинелях, проходят вперемежку с нашими партизанами, юными, загорелыми и рано созревшими бойцами из Боснии, Шумадии и Далмации. Люди подбегают к ним, хотят прикоснуться, увидеть их поближе, одарить. Они рассеянно улыбаются, но продолжают неудержимо двигаться вперед с винтовками наперевес, устремив взгляд на противоположный берег Савы, где время от времени еще стучит тяжелый пулемет и шипит мина.
Улицы усыпаны разбитым стеклом, которое хрустит и скрипит под ногами, точно снег в ясный зимний день. Зияют разбитые окна и пробоины от мин и снарядов на фасадах домов. Всюду, цепляясь за ноги, свисают оборванные провода. Мертвыми тушами стоят разбитые танки и обгоревшие грузовики. В воздухе — запах гари. Огромное октябрьское солнце поднимается над Белградом. Проходят все новые и новые толпы людей, окликают друг друга, обнимаются. А на клочке пустой земли, откуда открывается вид на Земун, советский солдат, совсем мальчишка, кричит своим товарищам, которые волокут в глубину улицы противотанковое орудие:
— Коля! Коля, давай пушку сюда![44]
Все выглядит волшебным и смятенным, как во сне, но мы понимаем, даже не понимаем, а чувствуем всем своим существом, что после всего, что было, и вопреки тому, что было, возвращается жизнь — жизнь и свобода.
Знаки вдоль дороги{18}
© Перевод А. Романенко
* * *
Время для меня — самое большое чудо. Понятие времени, использование времени, чувство времени — все это для меня подлинные загадки, которые возникают передо мною ежедневно. В любую пору дня и ночи, во сне и наяву я ощущаю время как стихию мягкую и полезную или вредную и разрушающую, подобно тому как человек ощущает воздух, огонь, воду. Я задыхаюсь от недостатка времени, или чувствую, как оно сжигает и уничтожает меня, или же плыву в нем с чувством божественной легкости. И в любую минуту я понимаю, что время есть мучительная иллюзия, что, по сути дела, это число отпущенных нам биений пульса и что иначе оно и не существует. Прежде первого биения, как и после последнего, простирается необозримая вечность нашего небытия, неизмеримая, неосвещенная, непостижимая и невыразимая, но присутствующая в каждой нашей мысли, во вздохе, в каждом слове и проглоченном куске.
* * *
Родина — круг солнечного света.
* * *
В первой половине своей жизни человек часто желает и делает то, чего во второй ее половине будет стыдиться и от чего станет отрекаться, и вторая половина проходит в тщетных попытках поправить или хотя бы позабыть то, что сделал в первой. Таким образом, в конце все уничтожается и сводится к нулю. Остаются лишь раскаяние и стыд.
* * *
Как только человек начинает замечать швы и трещины в жизни, которую он ведет, значит, для него более нет ни счастья, ни настоящего места на земле. Он не в состоянии ни позабыть однажды увиденное, ни сделать из него плодотворный вывод. Ему остается лишь открывать все новые швы и трещины и подыскивать им новые и новые объяснения и толкования. И мало-помалу это занятие целиком заполняет его существование.
* * *
Не доверяйте себе, своим чувствам и своим настроениям. Не доверяйте себе, и у вас не возникнет потребности проявлять преувеличенное недоверие к остальному миру. Тем самым вы станете лучше, справедливее, приятнее всем, и вам будет легче с самим собой. Но если вы почувствуете злобу к миру и недоверие к людям, не оправданные разумом и необходимостью, будьте начеку, приглядитесь к себе, обратите внимание на свою собственную душу, ибо это вернейший признак, что с вами не все в порядке.
* * *
Они непрерывно призывали свободу, позабыв перед тем найти в себе силу достойно воспользоваться этой свободой.
Люди, которые любят чисто и безгранично, с трудом представляют себе, что вокруг них может что-то меняться, и менее всего — предмет их любви. Мерой вечности измеряют они преходящие и изменчивые явления, их окружающие. Смелость их бывает вознаграждена, потому что мир видится им вечным и неизменным, и с этой чудесной иллюзией они живут и оканчивают свои дни, освобожденные от самого страшного в человеческой жизни зла — ужаса перед преходящим.
* * *
Наши недостатки, даже наши пороки, мало вредят нам, пока мы молоды, хотя бы внешне. По сути дела, они черпают из капитала, с которым мы явились на свет, а ущерб и смуту, к которой они приводят, мы покрываем и преодолеваем чрезмерным напряжением воли и безумным расходом энергии, которая кажется неисчерпаемой, поскольку юность, идя вперед, обретает новые силы. Огромный дефицит становится очевиден лишь тогда, когда мы подходим к концу и когда уже поздно что-либо менять. Тогда вдруг осознаем мы непоправимый факт, что наши силы стремительно убывают, возможности сужаются, а наши недостатки увеличиваются и пороки растут.
Вот почему роковая иллюзия длится столь долго, а видимая гибель наступает столь стремительно и как будто внезапно.
Для нас всегда оказывается неприятным разочарованием, когда те, кого мы любим и ценим, не хотят или не могут разделить наши интеллектуальные или политические симпатии и антипатии. И в таких случаях мы всегда больше склонны верить тому, что они не хотят, а не не могут.
* * *
Не то плохо, что все проходит, а то, то мы не можем и не умеем примириться с этим простым и неизбежным фактом.
* * *
Обмануться в своей великой надежде не постыдно. Самый факт, что такая надежда существовала, стоит столько, что разочарование, каким бы тяжким оно ни было, не слишком дорогая для него цена.
* * *
Хорошо и естественно вспоминать прошлое и размышлять о будущем, однако жить, хотя бы частично, в будущем или прошлом — нездоровая вещь и даже опасная. Это значит тормозить и обкрадывать свою сегодняшнюю жизнь, не спасая прошлого и ничего не делая для будущего. Главной частью своего существа, лучшими силами сердца и разума человек должен быть всегда и целиком в настоящем, ибо оно является подлинной и единственно возможной жизнью, которая нам дана.
* * *
Что не болит — то не жизнь, что не проходит — то не счастье.
* * *
Наступает время, когда надо платить долги — все сразу и с ужасными, тяжелейшими процентами. Мало этого, приходится снова платить за все, что мы когда-либо в своей жизни приобретали, и к тому же по новой, гораздо более высокой цене.
* * *
Если вы следите за борьбой двух политических групп и хотите знать, на чьей стороне правда и у кого больше шансов на победу, приглядитесь, какая из них чаще пользуется ложью как средством борьбы, и вам станет ясно, что эта сторона проиграет.
* * *
Очень часто оказывается, что люди живут дольше, чем нужно и стоит жить, дольше, чем это имеет смысл. Бесполезно поэтому и абсурдно заниматься продлением жизни во что бы то ни стало и любой ценой. Продлевать следует молодость или хотя бы силу зрелых лет.
* * *
Одежда давно переросла породившую ее потребность, стала выражением сути человека, который ее носит, и всего того, чем он является, чем обладает, выражением его возможностей, желаний и чувств. И даже это переросла, превратившись в самоцель.
Плохо приходится человеку, который не понимает шуток, и обществу, которое не умеет, не смеет или не может беззаботно смеяться.
* * *
Труднее всего выносить самодурство людей. Тем труднее, что самодур и сам раб своего самодурства. И потому боль от пережитого нами унижения увеличивает жалость, которую мы испытываем, видя это его рабство, и грусть, что на свете есть такие люди.
Из всех человеческих пороков, недостатков и слабостей самодурство ближе всего миру животных с их непроснувшимся сердцем и слепым разумом.
* * *
Он обладал массой превосходных качеств, прежде всего проницательностью, а также отвагой, сердечностью, отзывчивостью и самоотверженностью. Он обладал всеми этими добродетелями, кроме тех случаев, когда в них нуждались люди, с которыми он жил. Между тем он и впрямь обладал ими и до, и после этого, но в нужную минуту с близкими людьми он был черств, высокомерен и вздорен. Так что они придерживались о нем одного мнения — дурного, а он о себе иного — противоположного.
Так возник большой и тяжкий парадокс его личной жизни и его отношений с людьми. И степень этого парадокса была подлинной мерой постоянной муки, какую он испытывал от людей, а те — от него.
* * *
Беда его заключалась в том, что в такое время, как наше, он никак не мог до конца освободиться от неискоренимой, опасной и наивной иллюзии, будто в жизни можно найти прочную точку опоры, непреходящую и вечную, на которую можно раз и навсегда опереться и с помощью которой человек, живущий от появления своего на свет и до смерти под неизбывной угрозой уничтожения, может найти надежное укрытие,