Робин Гуд делит золото
Однажды в гавань Скарборо
Явился Робин Гуд,
У корабелыцицы-вдовы
Нашел себе приют.
Спросила Робина вдова,
Откуда, кто таков.
«Я Симон, — Робин отвечал, —
Из бедных рыбаков».
«А я лихого рыбака
Давно найти хочу.
Красив и прочен мой корабль,
И щедро я плачу».
В открытом море перемёт
Спустили рыбаки.
Усердно Симон помогал,
Но не загнул крючки.
«Вот дурень! — злится капитан. —
Чем может он помочь?
Когда начнем делить улов,
Прогоним дурня прочь!»
Но вот к концу второго дня
На мачту Симон влез
И видит — издали корабль
Идет наперерез.
«Проклятье! — крикнул капитан. —
Погибнет наш улов,
Но нам теперь не уберечь
И собственных голов.
Я вижу, гонится пират
За нашим кораблем.
Не быть нам дома, рыбаки!
В неволе мы умрем!»
«Не бойтесь, — Симон отвечал, —
Не поднимайте шум.
Спустите парус, дайте лук,
А сами прячьтесь в трюм».
«На место! — крикнул капитан. —
Ты, дурень, глуп и горд,
И если ты не замолчишь,
Тебя швырнут за борт!»
Тут засмеялся Робин Гуд
И к мачте прыгнул вдруг.
Он прислонился к ней спиной
И поднял верный лук.
«Волна мешает мне стрелять,
Суденышко креня.
Скорее к мачте, капитан,
Привязывай меня!»
Нацелил Робин верный лук,
Прищурив левый глаз,
И вот стрела пирату в грудь
Ударила как раз.
Свалился замертво пират.
К нему шагнул другой
И тут же в воду полетел
С пробитой головой.
«Поставьте парус, рыбаки,
Закрылась западня!
Скорей от мачты, капитан,
Отвязывай меня!»
Они пристали к кораблю,
Который опустел,
И груду золота нашли,
И груду мертвых тел.
«Ну что ж, голодным беднякам
Раздам я часть мою,
А остальное рыбакам
Охотно отдаю».
«О нет! — воскликнул капитан. —
Ты победил один,
И ты хозяин золотых,
Законный господин».
Ему ответил Робин Гуд:
«Согласен! По рукам!
Пускай все золото идет
На пользу беднякам!»
Убили оленя три молодца,
Вилли, Адам и Клим.
За это шериф тугую петлю
Готовил всем троим.
Они из тюрьмы бежали в лес,
Вилли, Клим и Адам.
Назвались братьями три стрелка
И стали мстить господам.
Но горько Вилли тосковал
По детям и жене.
О них он думал целые дни,
А ночью видел во сне.
Пробрался он в родной Карлейль.
Было совсем темно,
Когда постучал лесной стрелок
В знакомое окно.
Ему жена отворила дверь,
Впустила Вилли в дом
И не сводила с Вилли глаз,
Пока он ел за столом.
Стрелки короля окружили дом,
На шум сбежался народ.
Услышал Вилли лязг мечей
И гул толпы у ворот.
Он первой стрелой попал в судью,
Судья ему был знаком.
И хоть кольчуга судью спасла,
Свалился судья мешком.
«А ну соломы! — сказал шериф. —
Хорошего огонька!
Изжарится в доме Вилли-стрелок
И три его щенка».
Дом запылал с четырех углов,
С улицы, со двора.
«Вилли, родной, — сказала жена, —
Прощаться, видно, пора».
Вилли вязал узлы, узлы,
Вязал простыню к простыне.
На простынях он спустил детей,
Помог спуститься жене.
«Не тронь, шериф, моих сыновей,
Жену не бросай в тюрьму.
За все, что сделал я один,
Мне отвечать одному!»
Пылала крыша, и сруб пылал,
Пылала у дома трава.
Такой был жар, что у Вилли в руках
Лопнула тетива.
Он прыгнул в самую гущу врагов
Из верхнего окна.
Не раз, не два он их разгонял,
Рубился как сатана.
«Двери и окна, — велел шериф, —
Бросайте на него!»
Тут и окончился этот бой,
Триста — на одного.
Ему скрутили руки назад,
Его повалили в грязь.
«До завтра, Вилли, — сказал шериф, —
Тебя петля заждалась».
Наутро чуть свет проснулся судья
В доме своем над рекой.
Поехал виселицу смотреть
На площади городской.
Вертелся на площади мальчуган,
Ко всем приставал подряд,
Пока не ответили ему,
Кого сегодня казнят.
Тот мальчуган стерег свиней,
Он был городской свинопас.
Встречался Вилли ему в лесу,
Кормил его не раз.
Все разузнал про казнь мальчуган,
А после был таков.
Он в тот же час в глухом лесу
Нашел отважных стрелков.
Они бежали к стене городской,
Мечи плащами прикрыв,
Но видно было издалека,
Что запер ворота шериф.
Сказал Адам: «Вот чье-то письмо,
С печатями к тому ж,
А всем известно, привратник наш
Не больно ученый муж».
В ворота ногой ударил Адам,
Еще и еще разок.
Привратник к воротам заковылял
И поглядел в глазок.
«Нельзя, нельзя, — привратник сказал, —
Ступайте прочь от ворот.
Пока не повесим Вилли-стрелка,
Мы не откроем вход».
«Открой, собака, гонцам короля!
Видишь его печать?»
Загромыхал привратник замком,
Больше не смел ворчать.
Он отпер ворота — и мертвым упал,
Наткнувшись на мечи.
Адам оттащил его к стене
И взял его ключи.
Стояла виселица с петлей
У рыночных ворот,
А рядом с ней красовался судья
И весь судейский сброд.
И тут же в тележке Вилли лежал,
Связанный по рукам.
Его собрался повесить шериф
На страх лесным стрелкам.
Велел могильщику судья
Снять мерку с молодца,
Какую могилу, мол, копать
После его конца.
«Знаешь, судья, — Вилли сказал, —
Что говорит народ?
Кто роет яму лесному стрелку,
Сам в нее попадет».
Подняли луки Адам и Клим,
Пустили по стреле,
И через миг судья и шериф
Валялись на земле.
Веревки у пленника на руках
Разрезал Клим мечом.
Теснили врагов три брата лесных,
Рубясь к плечу плечом.
Хорошие луки были у них,
С шелковой тетивой.
Из тех, кто у виселицы стоял,
Никто не ушел живой.
Очистили площадь от врагов
Лесные силачи,
И вслед шерифовым стрелкам
Адам швырнул ключи.
«Берите обратно ваши ключи!
Тут хватит на всех по ключу.
Я вдоволь привратником послужил
И больше служить не хочу».
Вилли в сырой тюрьме отыскал
Трех сыновей и жену.
На вольный воздух вывел он
Всех, кто томился в плену.
А названным братьям он сказал:
«Я жизнью обязан вам,
И если вы попадете в беду,
Я этот долг отдам».
Они вернулись в дремучий лес
И жаркий костер развели.
Так Вилли чуть не повис в петле,
А братья его спасли.
Проснулся Джонни на майской заре,
Едва растаял мрак.
Умылся Джонни на дворе
И кликнул своих собак.
Голодный лай услышала мать,
Окно открыла она
И стала горько руки ломать,
Заплакала у окна.
«Семь лесников тебя ловят, сын,
Словно редкую дичь.
Душу бы продали как один,
Лишь бы тебя настичь.
Не миновать тебе их рук,
Не миновать лесников!»
Но Джонни взял свой верный лук,
Кивнул — и был таков.
Он долго бродил в лесу густом,
Добычу искал весь день,
И увидал, что под кустом
Лежит большой олень.
Стрела мелькнула, олень вскочил
И сделал два прыжка,
Но тут собаки что есть сил
Вцепились ему в бока.
Оленя Джонни ободрал
И мяса наелся так,
Что разом возле ручья задремал,
Едва покормил собак.
Шел вдоль ручья седой старичок
(Да будет проклят он!).
Он к лесникам поспешил, как мог,
В далекий Айлингтон.
«Скажи, что нового, старичок?
Ты ходишь по лесам».
«Скажу, скажу, — отвечал старичок,
Скажу, что видел сам.
Отменный будет у вас улов:
Олень у ручья убит,
И возле огромных сытых псов
Разбойник Джонни спит!»
Проснуться Джонни не успел,
Пронзила бок стрела.
Кричат лесники: «Хорош прицел!
Глядишь, и смерть пришла!»
«Вам, лесники, привычней всего
Исподтишка вредить.
Вас семеро на одного,
Могли бы разбудить!»
Он привалился спиной к стволу,
Уперся в камень ногой
И в каждого всадил стрелу
Так, что не надо другой.
«Найдется ли птица в родном краю,
На ветке или на пне —
Слетать за холодной водой к ручью
И лоб обрызгать мне?
Найдется ли птица в родном краю,
На ветке или на пне —
Проведать матушку мою
И рассказать обо мне?»
Запел скворец, над окошком сев,
На тихий протяжный лад.
Печален был его припев:
«Не ждите Джонни назад».
Рубили ветки у ручья,
Носилки из них плели,
И молча верные друзья
Домой стрелка принесли.
Окончил охоту Джонни-стрелок.
Он честно на свете жил.
В сырую землю Джонни лег,
Но прежде врагов уложил.
