Съ-тѣхъ-поръ, какъ воротился, я не сказалъ еще десяти словъ съ мистриссъ Д. Между нами вооруженное перемиріе; оба мы готовы къ битвѣ и только ждемъ атаки. Если я и соглашаюсь предать забвенію память о ея сумасбродствѣ, то единственно подъ условіемъ, чтобъ она и не заикалась о моей мнимой невѣрности. Однимъ словомъ: пикникъ и мистриссъ Г. Г. должны быть погребены въ одной могилѣ. Конечно, условія такой конвенціи не позволили мнѣ разузнать подробно о дѣяніяхъ моихъ домочадцевъ впродолженіе моего отсутствія. Если я даже спрашивалъ какихъ-нибудь бумагъ по этому предмету, мнѣ отвѣчали чистымъ отказомъ. Но не долго я наслаждался безмятежностью невѣдѣнія. На меня налетѣла такая туча счетовъ и расписокъ, какой никогда еще и не подвергался. Впрочемъ, Джемсъ, не знаю какими хитростями, успѣлъ получить отъ матери всѣ ея деньги и векселя и нѣсколько дней назадъ, расплатился. Послѣ этого я отправился за паспортомъ и попался въ новую бѣду; какъ попался, какая бѣда — не спрашивайте; довольно того, что ужь разъ я вамъ описывалъ подобное дѣло. Не знаю, сколько времени пришлось бы мнѣ сидѣть подъ замкомъ, еслибъ не капитанъ Моррисъ, который объяснилъ все дѣло и выручилъ меня. Обо всемъ этомъ непріятно и вспоминать, потому не требуйте отъ меня подробностей.
— Вы оставляете Баденъ? спросилъ Моррисъ: куда же вы думаете ѣхать?
— Рѣшительно не знаю, сказалъ я. — Теперь я жду писемъ изъ Ирландіи (преимущественно вашихъ, Томъ); слѣдовательно долженъ жить гдѣ-нибудь поблизости.
— Поѣзжайте же въ Раштадтъ, сказалъ онъ: тамъ вы осмотрите укрѣпленія; они теперь строятся, и когда окончатся, крѣпость будетъ одною изъ замѣчательнѣйшихъ въ Европѣ. Я могу дать вамъ письмо къ коменданту, который покажетъ и объяснитъ вамъ все интересное.
Раштадтъ всего двадцать миль отсюда, но сообщенія съ Баденомъ имѣетъ такъ мало, какъ-будто между этими городами двѣсти миль. Жить тамъ дешево, иностранцевъ бываетъ очень-мало, фешёнэбльностей нѣтъ никакихъ: однимъ словомъ, тамъ, можно сказать, найду я для своихъ примѣрное тюремное мѣсто жительства, что и нужно длятого, чтобъ ладить съ ними какъ слѣдуетъ.
Итакъ, мы завтра же отправляемся въ Раштадтъ, если въ промежуткѣ не случится чего-нибудь непредвидѣннаго.
Моррисъ велъ себя, какъ видите, очень-обязательно. Онъ доказалъ, судя по нѣкоторымъ замѣчаніямъ, вырвавшимся у Джемса, что принимаетъ горячее участіе и въ его дѣлахъ. Но онъ ужасно холоденъ; онъ изъ тѣхъ людей, которые дѣлаютъ хорошее дѣло не для васъ, а потому, что такъ должно. Не осуждаю этихъ превосходныхъ людей; не осуждаю твердыхъ ихъ правилъ, которыхъ недостаетъ во мнѣ. Но не правда ли, гораздо-пріятнѣе, когда услугу оказываютъ именно изъ расположенія къ вамъ, а не по холодному принципу?
Раштадтъ, гостинница Золотого Быка.
Мы выѣхали изъ Лихтенгаля ночью, украдкою, и остановились въ Раштадтѣ въ гостинницѣ «Золотаго Быка»; она очень-хороша и удобна. Мы съ Джемсомъ (мы теперь живемъ на двѣ половины: мистриссъ Д. и Мери Анна почти не видятся съ нами, а Кери все еще гоститъ у матушки капитана Морриса) отлично позавтракали: намъ подавали свѣжую форель, жареную куропатку, блюдо дичины съ каперсами, шеколадъ, бутылку славнаго бѣлаго вина и, какъ вы думаете милый Томъ, что взяли за завтракъ съ двоихъ? Меньше флорина, то-есть по десяти пенсовъ съ брата. Такъ можно жить. Поэтому считайте меня гражданиномъ Раштадта покрайней-мѣрѣ на мѣсяцъ.
Не знаю, впрочемъ, можно ли рекомендовать этотъ городъ паціэнту, страждущему головною болью, или ученому. Когда привыкну, это вѣроятно пройдетъ; но теперь я часто стою минуты двѣ, соображая, что хотѣлъ сказать, и наконецъ говорю: «нѣтъ, позабылъ». Дѣло въ томъ, что наша гостинница самое покойное мѣсто въ городѣ, а прямо подъ моею комнатою съ утра до ночи практикуются двѣнадцать барабанщиковъ. На площади, передъ окнами, учатся двѣ роты солдатъ. Недалеко плацъ, назначенный для артиллеріи, а въ саду нашемъ устроена школа верховой ѣзды; однимъ словомъ: шумъ очень-великъ и не даетъ покоя даже ночью. Я сплю какъ-будто въ литаврѣ. Въ-сравненіи съ Раштадтомъ, Люттихъ былъ тихъ, какъ могила. Джемса все это восхищаетъ. Никогда еще не видывалъ я его въ такомъ полномъ удовольствіи; онъ цѣлый день смотритъ на ученье; если не ошибаюсь, и Мери Анна также довольно-долго сидитъ за зеленою жалузи.
Но вотъ снова раздается барабанный бой, и я не могу продолжать. Взглянувъ въ окно, вижу, что косвенною причиною грома на этотъ разъ былъ я самъ: ко мнѣ идетъ съ визитомъ комендантъ крѣпости и барабанщики отдаютъ ему честь.
Четыре часа.
Наконецъ онъ ушелъ; я думалъ, что никогда не дождусь этого. У меня остается только время написать, что онъ назначилъ для осмотра крѣпости завтрашнее утро.
На почту письмо ужь опоздало, потому прибавлю еще нѣсколько строкъ. Мери Анна приходила сказать, что «голова ея матери разбита и не можетъ выносить здѣшняго шума». Я отвѣчаю: «точно такъ же и съ моею. Но я могу ли ѣхать дальше? у меня нѣтъ денегъ».
Мистриссъ Д. думаетъ, что «сойдетъ съ ума». Если опасеніе серьёзно, то въ Раштадтѣ можно сумасшествовать дешевле, нежели гдѣ-нибудь, въ Баденѣ, напримѣръ. Здѣсь мы расходуемъ въ недѣлю по два фунта на персону, а за столъ и квартиру берутъ не разбирая, кто въ своемъ умѣ, кто нѣтъ. Мысли мои жестоки, милый Томъ, но вамъ извѣстна система мистриссъ Д. Вы знаете, что не всѣ надежды, которыя она подаетъ, исполняетъ на дѣлѣ. Мери Анна настаиваетъ, чтобъ я увидѣлся съ ея матушкою; но пока еще не чувствую въ себѣ силы на это. Быть-можетъ, завтра, осмотрѣвъ крѣпость, буду воинственнѣе, а теперь подаютъ обѣдать и обольстительный запахъ влечетъ меня.
Вторникъ.
Измученъ до смерти, милый Томъ. Старый ветеранъ не избавилъ меня ни отъ одной галереи, ни отъ одного каземата, и я въ нынѣшнее несчастное утро исходилъ болѣе двадцати миль!.. Мало этого: я долженъ былъ разсматривать картечь, брать въ руки ядра, наводить мортиры, просовываться въ амбразуры, такъ-что у меня разломило спину отъ усталости. Онъ говорить, что показалъ мнѣ все — клянусь вамъ, правда! Хуже всего было ходить наклонившись по темнымъ корридорамъ, фута въ четыре вышины. Не могу писать отъ боли въ спинѣ. Вашъ
Кенни Дж. Доддъ.
Пишите мнѣ въ Раштадтъ, въ гостинницу «Золотаго Быка», потому-что я остаюсь здѣсь по-крайней-мѣрѣ на мѣсяцъ.
Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэнъ.
Раштадтъ, гостинница «Золотого Быка». Милая, несравненная Китти,
Мнѣ остается только четверть часа, чтобъ торопливо, дрожащею отъ біенія сердца рукою, написать тебѣ нѣсколько строкъ. Да, мой другъ, роковая минута настала, настало страшное мгновенье, когда должна рѣшиться моя судьба. Вчера вечеромъ, когда я дѣлала чай для папа, прискакалъ къ нашему отелю лакей съ письмомъ къ «достопочтенному и достоуважаемому лорду Додду-Додсборо.» Разумѣется, такимъ титуломъ означался папа, потому онъ распечаталъ и прочиталъ письмо, которое было на англійскомъ языкѣ или по-крайней-мѣрѣ нарѣчіи, похожемъ на англійскій языкъ.
Не стану приводить тебѣ подлинныхъ его выраженій, чтобъ мимолетно-вѣтренная улыбка не пробѣжала въ этотъ серьёзный часъ по лицу, выражающему глубокое участіе въ судьбѣ твоей Мери Анны. Письмо было отъ Адольфа фон-Вольфеншефера, который предлагаетъ мнѣ свою руку, санъ и богатство. Я упала въ обморокъ, услышавъ это, и очнулась только благодаря усиліямъ папа отгадать странные звуки, выражаемые странною фразеологіею письма.
Лучше было бы ему писать не поанглійски, Китти. Ужасно-оскорбительно, что сюжетъ, столь важный по своей сущности, обезображенъ грамматическими нелѣпостями и, кромѣ-того, нашъ грубый языкъ неспособенъ къ деликатнымъ, полуяснымъ, полутемнымъ намекамъ о будущемъ блаженствѣ. Папа и даже Джемсъ нашли въ письмѣ недостатокъ тонкаго уваженія къ моей скромности, недостатокъ нѣжной симпатіи, которой бы я должна ждать въ подобную минуту. Они хохотали самымъ грубымъ образомъ надъ нѣсколькими орѳографическими ошибками, хотя предметъ письма могъ бы вызвать въ нихъ чувства совершенно-другаго рода.
— Вотъ такъ штука: свадебное предложеніе! а я думалъ, что это требованіе отъ полиціи! вскричалъ папа.
— Да, да, кричалъ Джемсъ, предложеніе тебѣ, Мери Анна. Слушай:
«Баронъ Адольфъ фонъ Вольфеншеферъ, не меньше, какъ съ впредьтекущевременность будущей испытыванной любовемъ, смирнѣйшее и пріятельнѣйшее предложеніе себя зимъ дѣлаетъ; со всѣми какъ поименовуемыми, такъ начисляющими принадъ лежностями, въ имѣньяхъ и майорствахъ, любезной и хорошенькой, очень хорошенькой дѣвѣ, первой дочери весьма почитающаго и достоуважающагося лорда Додда фонъ Додсъ-боровъ».
— Пожалуйста, перестань, Джемсъ, сказала я: — грубыя шутки здѣсь рѣшительно неумѣстны; сердце мое не должно служить для васъ забавою.
